КАК МЫ ЖИЛИ
Осенью 1994 года мы с моим другом Вовой решили, во что бы то ни стало, перебраться жить в нашу областную столицу, Волгоград. В большом городе нам виделись россыпи блистающих возможностей для самореализации, которые мы ежедневно и ежечасно бездарно упускали, маринуясь в своём провинциальном мухосранске. Тогда как надо было всего-то подняться с дивана и переместиться на восемьдесят километров восточнее. Так, во всяком случае, нам казалось. И вот, к октябрю мы наконец-то созрели для решительных действий.
Приехав в город и купив в киоске газету бесплатных объявлений «Всё для Вас», подыскали как нельзя более подходящую для старта к сияющим высотам успеха работу – грузчиками в только что открывшемся в центральном районе магазине-супермаркете «Острава». По телефону, указанному в газетном объявлении, нам сказали: «Приезжайте», и без лишних проволочек оформили «с завтрашнего же дня». Работать предстояло по графику неделя через неделю, по 12 часов в день, с семи до семи.
Теперь оставалась одна проблема – жилищная. Ну, на первое время мы могли худо-бедно перекантоваться, я – у тёти, Вова – у своего дядьки, известного волгоградского художника, жившего в роскошной квартире на привокзальной площади. Но вечно так продолжаться, конечно, не могло, и мы занялись поисками жилья, оптимального по соотношению «цена–близость к центру». Как известно, Волгоград – один из самых длинных в мире городов, и ездить на работу из отдалённых районов нам совершенно не улыбалось.
Помощь пришла откуда не ждали – с Квадрата. Так называлась тусовка волгоградской «продвинутой» молодёжи и «неформалов». Вова по первости частенько посещал его за компанию со мной, хотя с самого начала отнёсся к этому месту и его обитателям скептически.
– Чм-мыри! – классифицировал он, как отрезал.
Надо сказать, что всё человечество для Вовы подразделялось на две категории – «чмыри» и «гниды», так что удивляться не приходилось. В категорию чмырей попадали разного рода неудачники и аутсайдеры, в том числе и мы сами, Вова был нелицеприятен. Гнидами же являлись те, кто пока был богаче, успешнее и удачливее его самого. У Вовы вообще был очень здравый и незамутнённый взгляд на мир.
Так вот, в один из наших с Вовой выходных, когда мы сидели на Квадрате, обсуждая, как быть дальше с поисками жилплощади, я встретил старого знакомого Федю по прозвищу Дядя Фёдор, и между делом поделился с ним своими проблемами. Фёдор обещал в меру сил посодействовать и сдержал слово, притащив на следующий день нам на Квадрат объявление о сдаче комнаты, сорванное им по дороге в институт на остановке.
Смотреть пошли вместе с Федей – он показывал нам дорогу, поскольку сам жил в этом районе и знал местную географию. Дом, в котором сдавалась комната, находился на улице с выразительным названием Хуторская, в посёлке Ангарском, и по всем статьям подходил нам как нельзя лучше. С одной стороны – глушь, частный сектор и, соответственно, не очень высокая цена, а с другой – совсем рядом центр города и работа – всего четыре остановки на трамвае до нашего супермаркета. Вот только до самой остановки от дома было далековато топать.
Имелся и ещё один недостаток – комната была полуподвальная, и в её маленькое окошко под самым потолком проникал лишь самый минимум дневного света, что было особенно ощутимо в это время года. Но это были уже сущие пустяки.
Хозяин, дядя Коля, мужик уже в возрасте, со следами многолетнего поклонения Бахусу, немного побеседовав с нами, дал добро, и мы, немедля, на следующий же день, перевезли вещи.
В рабочие дни мы с Вовой подрывались по звонку будильника, ни свет ни заря, наскоро завтракали, чем бог послал и, ёжась от холода, в предрассветных промозглых сумерках бежали на остановку, чтобы прибыть на работу за полчаса до открытия магазина. Наше рабочее место было в торговом зале, так что, по сравнению с другими грузчиками, работавшими внизу, на складе, мы считались «белой костью».
Магазин-супермаркет в Волгограде был по тем временам явлением ещё совершенно невиданным, так что зачастую горожане и приезжие заходили в него не столько за покупками, сколько просто поглазеть, словно на какую-нибудь заморскую диковину. А поглазеть там действительно было на что – на полках супермаркета стояло столько всякого добра, что, наверное, не у одного посетителя из числа рядовых постперестроечных горожан приключился культурный шок от созерцания этого великолепия. Дорогие испанские и итальянские вина, настоящее шотландское виски, водка «Смирновъ» в литровых бутылках, груды красиво упакованных импортных продуктов и много ещё всякой экзотики, не говоря уже о давней сакральной мечте советского человека – десятках сортов колбасы на выбор. «Острава» была островком западного капиталистического рая.
Островок этот образовался неспроста – он был детищем и собственностью пионеров российского бизнеса – «Русского Дома Селенга», чрезвычайно модной и раскручиваемой по всем немногочисленным тогда телевизионным каналам финансовой «пирамиды», собиравшей у населения наличные под обещания немыслимых процентов. Эта «пирамида» занимала одно из достойнейших мест в ряду таких славных провозвестников капитализма по-российски, как «Хопёр-Инвест», «Властилина» или знаменитый МММ.
Впоследствии её постигла судьба всех подобных финансовых конструкций – быстрый коллапс со скандалами и судебными процессами. Но тогда РДС ещё переживал свой расцвет, а его глава господин Саломадин передвигался по городу на длинном белом лимузине.
Надо ли говорить, что воровство в супермаркете процветало в массовых, я бы даже сказал, тотальных масштабах. Тащили всё и все, кто во что горазд. И я тоже, чего греха таить, принял посильное участие в расхищении буржуйской собственности – в основном, опуская между делом в широкий карман своих брюк блоки упаковок жевательной резинки «Орбит» и «Стиморол» и спихивая их потом по демпинговым ценам продавцам коммерческих киосков-ларьков, которые, в свою очередь, не прочь были обжулить своих хозяев.
А может быть, мы действовали вовсе и не вопреки, а вполне в русле этой идеологии – ведь в тот зачаточный период построения отечественного полуфеодального квазикапитализма, называемый ещё эпохой первоначального накопления, воровство было делом чести, доблести и геройства (впрочем, с тех пор мало что изменилось). Воровали все, разница была только в масштабах, которые каждый мог себе позволить – кто-то прикарманивал автомобильные заводы и нефтедобывающие предприятия, а у кого-то, как, например, у меня, хватало наглости только на жвачку, блок сигарет «Данхил» и бутылку виски «Джонни Уокер» на Новый год.
Вова преуспел больше – благодаря своей природной общительности он наладил контакты с грузчиками склада, и они совместными усилиями провернули ряд операций по экспроприации нескольких ящиков шоколада и чего-то там ещё, пока администрация не ужесточила контроль и Вова не почувствовал, что пора остановиться.
А в выходные и после работы я, как правило, отправлялся на Квадрат. Знакомых и полузнакомых там у меня была уже масса, и даже на какое-то время завелась дама сердца.
Дело было так: однажды мы с Вовой и Дядей Фёдором были приглашены на великий праздник – одна наша случайная приятельница из квадратовской «золотой молодёжи» по имени Наташа «обмывала» на Квадрате свою новую «косуху». Сие мероприятие прошло весело, с размахом и затянулось допоздна, вылившись, по обыкновению, в неслабую пьянку, на которой отметились все Наташины друзья и товарищи, случившиеся этим вечером поблизости. И в их числе – милая девушка миниатюрного роста, с копной пышных, кудрявых волос, которую звали Оля. Вечер оказался по-осеннему холодным, а одет я был довольно легко, и, даже несмотря на принятое внутрь согревающее, начал ёжиться на скамейке и чуть ли не постукивать зубами.
– Давай я тебя погрею? – с улыбкой предложила Оля, увидев мои страдания.
Я не стал кочевряжиться и подсел поближе, обняв девушку за плечи и прижав к себе. Она и впрямь оказалась тёпленькой, как летний вечер, и её тепло передалось мне даже сквозь ткань плаща, так что я действительно почти согрелся. И заодно почувствовал, что сердце моё бьётся рядом с этой девушкой не совсем ровно.
Оля оказалась ближайшей подругой виновницы торжества, Наташи, и у них имелся свой, сложившийся круг общения на Квадрате, впрочем, вполне дружелюбный и открытый.
После этого вечера мы с Олей стали встречаться, сиречь ходить под ручку, целоваться прилюдно взасос и оказывать друг другу всяческие знаки внимания. Однажды я даже мельком побывал у неё дома. Судя по квартире, Оля происходила из семьи интеллигентной и зажиточной. Да и сама она, несмотря на свои почти ежевечерние послеинститутские похождения на Квадрате вместе с отвязной и склонной к дружбе с зелёным змием оторвой Наташей, была девицей весьма интеллигентной и благонравной. И к тому же, если верить её подруге, замечательной хозяйкой.
– Эх, сама завидую тому, кто на мне женится. Я – праздник, который всегда с тобой! – с улыбкой говаривала Оля, без, что называется, ложной скромности.
Оказавшись тогда в Ольгиной уютной комнатке, я дал понять, что не прочь бы прямо сейчас углубить наши отношения, но взаимности не встретил, а настаивать не стал, подумав, что успеется ещё, всему своё время. Но вот времени-то как раз, как потом оказалось, и не оставалось. Над нашей идиллией уже нависла туча в образе смазливого, мажористого студента, разбивателя девичьих сердец, некоего Димы Калинина, вращавшегося в том же кругу, что и мы с Олей. В один не очень прекрасный вечер моя возлюбленная коварно переметнулась к нему, ничего не объяснив, и даже не намекнув, в чём дело.
Я вынес удар относительно хладнокровно, даже, можно сказать, стоически – не стал покидать компанию с видом человека, оскорблённого в лучших чувствах, старался вести себя как можно более непринуждённо, даже пытался шутить – словом, всячески демонстрировал себе и окружающим, что Олина измена мне до одного места. Конечно, что тут таить, эмоции переполняли меня через край, но я приложил все усилия, дабы они не расплескались вовне. И это мне почти удалось.
Потерпев на любовном фронте фиаско, я возжелал всенепременно взять реванш. И мы с Вовой приступили к поискам подруг. Немало вечеров мы провели в центре города, кружа, подобно ястребам, высматривающим добычу, по маршруту от Площади Павших Борцов до Набережной и обратно. Присмотрев подходящую парочку девушек, сидящих на скамейках или прогуливающихся, подобно нам, мы приставали к ним со стереотипным вопросом: «Девчонки, а у вас зажигалки не найдётся?». Дальнейшее зависело от ответной реакции, но, как правило, объекты охотно шли на контакт.
За это время мы перезнакомились с несчётным количеством барышень, собрали целый ворох бумажек с номерами телефонов, но ни по одному из них так потом и не позвонили.
Однажды наши похождения довели меня до того, что я переспал с «бомжихой». Правда, она была молодая и хорошенькая, а я не знал, что эта девушка из отверженной касты.
Получилось всё стихийно. Как-то после работы мы с Вовой сидели на скамейке возле Центрального универмага и строили планы на продолжение вечера. Случайно оглянувшись, я зафиксировал объект – одинокий девичий силуэт, неторопливо передвигавшийся в свете фонарей мимо гранитной стелы с Вечным огнём.
– О, Вова, какая-то девица идёт, – сказал я.
Вова, проследив направление моего взгляда, тоже поймал цель.
– Девушка! А вас можно на минутку? – крикнул он, просто так, чтобы подурачиться, совершенно ни на что не рассчитывая. Но девушка неожиданно изменила курс и действительно направилась в нашу сторону. Когда она подошла, мой товарищ выдал нашу стандартную «домашнюю заготовку»:
– У вас зажигалки или спичек не найдётся случайно?
Незнакомка достала из кармана коробок спичек и протянула нам. Мы только что, за пару минут перед этим выбросили окурки, но по такому случаю пришлось закуривать снова.
Девушка была одета совсем скромно – в поношенную клетчатую курточку и такие же ветхие джинсы, отчего на Вовином лице сразу проступило кисло- скептическое выражение – его амбиции были, что называется, не по амуниции, и ему нравились девицы исключительно богато одетые, гламурные и лоснящиеся. «Нам нищебродок не нужно, мы сами нищие», – говорил он.
Но сама она оказалась девчонкой очень даже симпатичной, общительной и обаятельной. Выяснилось, что зовут её Таня, работает она на железнодорожном вокзале, а живёт с родителями, в Краснооктябрьском районе, куда сейчас и направляется.
– А у тебя на работе подружки незамужние есть? – осведомился Вова.
– Нет, они все там замужем, кроме меня, – улыбнулась Таня. У неё была очень милая улыбка – застенчивая какая-то, с ямочками на щеках.
После такого ответа Вова окончательно потерял интерес к Тане. Я же решил не упускать синицу, которая практически уже в руке, и предложил ей:
– А давай с тобой встретимся послезавтра? На этом же месте, в восемь часов?
– Давай, – согласилась Таня.
Я назначил встречу именно на послезавтра не случайно. Дело было в том, что у нас с Вовой существовал нерушимый договор – если приводить в нашу комнату девчонок, то только парами. Но через день как раз заканчивалась наша рабочая неделя, и Вова собирался махнуть домой, навестить родителей и захватить продуктов. Точнее, собирались мы оба, но я мог и отложить поездку.
В тот вечер мы с Вовой договорились, что если Таня не приходит на свидание, то мы встречаемся на вокзале перед нашим пригородным поездом, а если приходит – мой друг едет один, а я веду девицу в нашу освободившуюся на ночь берлогу.
Я не был уверен в том, что Таня придёт, но, подходя в условленные восемь часов к ЦУМу, уже издалека увидел на нашей скамейке, в темноте, слегка разбавленной блеклым отсветом фонарей, знакомую фигурку…
Пробравшись в нашу комнату со всей наивозможной осторожностью, дабы не афишировать Танин визит перед дядей Колей, а наипаче того – его женой, «правильной» во всех отношениях женщиной с вечно поджатыми губами и постно-ханжеским выражением лица, мы наивно думали, что ничто уже не отвлечёт нас друг от друга до утра. Но в самый разгар страстей с улицы неожиданно донеслось хлопанье входной калитки, и, взглянув в наше приземистое окно, я с изумлением увидел, как по двору прошагали Вовины ботинки. Оказалось, что он опоздал на поезд и никуда не уехал.
Но это было ещё не всё. Почти сразу вслед за Вовой в нашу дверь постучал дядя Коля.
Соседнюю комнату, через кухню от нашей, снимала молодая ячейка общества – плюгавый юноша с физиономией вокзального напёрсточника, которого Вова в своё время с первого взгляда охарактеризовал как «чмырёнка», не тянувшего даже на полноценного, солидного чмыря, и его гражданская половина – худая, чернявая девица школьного возраста.
Ситуация была совершенно анекдотическая – мы с Таней лежали под одеялом, ожидая, когда же и чем всё это закончится, перед нами на стуле с видом грозного судьи восседал дядя Коля в засаленном домашнем халате, из-под которого торчали семейные трусы, а за его спиной, со своей кровати корчил уморительные рожи Вова.
Я решил, что, если дядя Коля всё же соберётся выгнать Таньку на улицу, тоже уйду вместе с ней, скитаться до утра. А что ещё оставалось? Городской транспорт из- за позднего времени ходил уже крайне редко, а может, и вообще перестал, отчего добраться до Краснооктябрьского района представлялось весьма проблематичным, а отправлять доверившуюся мне девчонку одну в ночь было бы совершенно не по-мужски.
Но в конечном итоге дядя Коля смилостивился – он был, несмотря на пьянство и некоторые причуды, всё же мужиком с понятием, и, выдав на прощание несколько приличествующих случаю сентенций, удалился. А Вова тактично ушёл в гости к чмырятам «посмотреть телевизор».
Но злоключения этой ночи для меня ещё не закончились. Спать вдвоём на койке было не очень- то удобно, я с непривычки ворочался с боку на бок, пытаясь найти оптимальное положение, и в какой-то момент, повернувшись не совсем ловко, почувствовал, что мою поясницу с левой стороны пронзила резкая боль, будто кухонный нож мне туда воткнули. Начавшись так неожиданно, боль уже не отпускала до самого утра. Нож вонзался раз за разом, снова и снова, поэтому заснуть мне практически не удалось. Стоило только начать проваливаться в дремоту, как из неё тут же вырывал очередной натиск боли при самом малейшем шевелении. И только встав с кровати рано утром – не уехав вчера на вечернем поезде, мы с Вовой решили сделать это сегодня на утреннем – я немного разогнал болезненные ощущения ходьбой. Но только совсем немного, так что Таня, вызвавшаяся нас проводить, практически тащила меня на своём хрупком плече, как раненого бойца, до самого вокзала.
Эта бессонная ночь была только первой ласточкой – подобные боли, всё время в одной и той же точке поясницы, впоследствии преследовали меня много лет, по два раза в год – осенью и весной, на стыке сезонов, пока однажды не прекратились так же внезапно, как начались.
Вернулись мы с Вовой вечером того же дня, тоже на поезде. И по приезде меня ждал сюрприз – когда мы с другом спустились в подземный переход, ведущий с железнодорожной платформы в здание вокзала, я неожиданно увидел скромно стоявшую у стеночки Таню.
– Я приходила в гости к подругам из другой смены, увидела, что ваш поезд прибывает, и решила тебя встретить, – сказала она. Я был растроган.
Видимо, Таня рассчитывала сегодня опять уехать со мной на Ангарский, но не мог же я нарушить нашу с Вовой конвенцию! Объяснив подруге, что по объективным причинам не смогу сегодня её забрать, назначил свидание на завтрашний вечер, причём опять без всяких серьёзных перспектив – с тем, чтобы просто погулять вместе. Помню, что Вова тогда шутливо предположил: «А может, она и живёт прямо там, на вокзале?». Но я не придал этой фразе никакого значения.
На назначенное на следующий день свидание Таня не явилась. А поскольку никаких своих сколько-либо внятных координат она так и не оставила, где её теперь можно было найти, я не знал даже приблизительно, и мысленно распрощался со своей пассией.
Я снова встретил Таню пару недель спустя. Мы с Вовой как раз в тот вечер опять собирались «на побывку» в родные края, и уже двигались в направлении вокзала, когда я увидел потерянную подругу, сидящую на заснеженной скамейке неподалёку от того места, где мы встретились в первый раз. Она тоже меня заметила, и, вскочив, буквально побежала навстречу.
На вопрос, почему она пропала без вести, Таня сказала, что в тот день на неё напала бродячая собака и покусала так, что она некоторое время совершенно не могла передвигаться. Потом на Таниной ноге действительно обнаружились пожелтевшие синяки, похожие на следы от собачьих зубов.
Я тут же изменил планы, решив, что отчий дом может и подождать. Вова, огорчённый тем, что теперь придётся коротать время в поезде в одиночестве, плюнул от досады и отправился на вокзал, а мы с вновь обретённой подругой поехали на Ангарский.
Там я между делом задал Тане давно назревший вопрос. И попал в точку. Девушка так разволновалась, что у неё даже случилось что-то вроде сердечного приступа. Но потом, поняв, что я не собираюсь карать её за злонамеренный обман, постепенно успокоилась и рассказала свою историю.
Танины родители были людьми реликтовыми, старой закалки и суровых правил. Настолько суровых, что, узнав о том, что их дочь беременна после какого-то неудачного романа, отец ничтоже сумняшеся выгнал её из дома. В родном посёлке Тане после этого делать было нечего, и она решила уехать. Так новоиспечённая бродяжка оказалась в Волгограде – без крыши над головой, без средств к существованию, к тому же ещё и в положении. Ночевала на чердаке жилого дома в Краснооктябрьском районе (так что в этом пункте она нас с Вовой почти не обманула), питалась от случая к случаю, чем бог пошлёт.
Между тем, пришло время рожать. В роддоме молодой маме предложили оставить ребёнка у них, тем более что у новорожденной девочки имелся врождённый порок сердца, доставшийся ей по наследству – у самой Тани был такой же. Но материнский инстинкт оказался сильнее здравого смысла, и Таня забрала дочь с собой, в неизвестность. А между тем, это был один из тех немногих, исключительных случаев, когда ребёнка действительно следовало оставить на попечение государства. Тогда он, возможно, остался бы жив…
Таня тяжело переживала смерть дочери – были и слёзы, и депрессия, но сама-то она была жива, и надо было жить дальше, бороться за существование. Со временем бездомная девушка обросла знакомствами и жизненным опытом. Она даже какое-то время действительно работала уборщицей на вокзале, так что и здесь тогда не вполне соврала, а ютилась и столовалась сейчас уже не по чердакам и подъездам, как раньше, а у какой-то сердобольной женщины.
Такую вот историю про себя рассказала мне эта девушка. Наверное, биографии, подобные Таниной, были не редкостью в России девяностых, но лично я тогда столкнулся с по-настоящему обездоленным человеком не понаслышке, не в «чернушных» статьях или телепередачах, а вот так, в реальной жизни, впервые. И, может быть, это кому-то покажется странным, но стал лучше относиться к этой девчонке. После её маленькой исповеди я увидел в Тане не девицу лёгкого поведения и не презренную «бомжиху», а жертву трагических обстоятельств, и решил, что по мере сил и возможностей буду её поддерживать и помогать.
Мы провели весь следующий день и следующую ночь вместе – благо, дядя Коля махнул на нас рукой, уединившись в своей половине дома с бутылкой, а его жена отсутствовала, но наутро должен был приехать Вова, и я попрощался с Таней, назначив ей встречу на неделе. Но она опять исчезла – на этот раз уже окончательно.
Роман БЕЛОУСОВ
Евгений КРАН /рис./
