ПОМНИМ
30 лет назад, 15 августа 1990 года, на шоссе, ведущем в Юрмалу, автомобиль «Москвич» столкнулся с пассажирским автобусом. В результате аварии водитель «легковушки», известный рок-музыкант Виктор Цой, погиб на месте: как выяснилось позднее, он уснул за рулем и выехал на встречную полосу.
Известие о гибели 28-летнего певца, без преувеличения, повергло в шок миллионы людей, даже далеких от мира музыки. Действительно, когда талантливые люди умирают так рано, это редко кого оставляет равнодушным. Увы, скорбный мартиролог тех, кто уходит от нас явно до срока, пополняется с устрашающей регулярностью: Пресли, Леннон, Далида, Джо Дассен, Дин Рид, Анна Герман, Курт Кобейн, Фрэди Мэркьюри… Каждому из них судьбой было отпущено всего четыре (плюс-минус) десятка лет жизни. А наши Кристалинская, Ободзинский, Визбор? Мартынов, Мигуля, Круп, Вера Матвеева, Женя Белоусов? Круг, наконец… Янка Дягилева, Башлачев (кстати, друг Цоя, ушедший из жизни за два года до его гибели). Из последних – Жанна Фриске и Юлия Началова… Децл… И это только из числа певцов! Бесконечный список до времени сгоревших… Почему так?!
Аллу Пугачеву в одном из интервью как-то спросили, что бы она сделала, будь волшебником. «Продлила бы жизнь талантливым людям, которые рано уходят», – ответила примадонна.
Цой, безусловно, был талантлив. Одаренный музыкант, организатор и руководитель рок-группы «Кино», автор текстов. Гитариствиртуоз, художник… Пробовал себя и в кино, а за главную роль в фильме «Игла» был даже назван журналом «Советский экран» лучшим актером года.
Да, ни в одной из перечисленных ипостасей он не являлся бесспорным лидером: не владел инструментом столь же мастерски как, скажем, Виктор Зинчук или Дидюля; стихи Башлачева, бесспорно, гораздо ближе к поэзии, нежели стихи Цоя.
И все же, все же… Незабвенные «Битлз» воспитали целое поколение (и даже вышли за эти рамки), как, впрочем, и наши Окуджава и Высоцкий, ставшие для миллионов «властителями дум». Очень осторожно, но я бы причислил к этой славной когорте и Цоя – безусловно, одного из кумиров молодежи 80-х. Несопоставимость этих имен лишь кажущаяся, ибо существует критерий, позволяющий поставить столь разновеликих людей в один ряд по степени их влияния на современников. Каждый был накрепко привязан к своей эпохе, был путеводной звездой для миллионов. Звезда Виктора Цоя просто не могла не зажечься на тогдашнем небосклоне. Подростки 80-х, те, у кого «мама – анархия, папа – стакан портвейна», безоговорочно избрали его своим кумиром, в нем они видели выразителя своих идей, своего настроения, своего мироощущения. «Попробуй спеть вместе со мной, вставай рядом со мной», – призывал он каждого, кто ему внимал.
«Для молодого поколения нашей страны Цой значит больше, чем иные лидеры, целители и писатели. Потому что Цой никогда не врал и не лицедействовал. Он был и остался самим собой. Ему нельзя не верить», – так устами авторитетного Артемия Троицкого вещала в тогдашнем некрологе «Комсомольская правда».
Внешне он был сдержан, аскетичен, неулыбчив; в неизменно черном одеянии, постоянно сосредоточенный, он пел о том, что саднило его душу, не позволяя себе прыгать кузнечиком по сцене в стремлении завести публику. В этом он был схож с Вячеславом Бутусовым, Игорем Тальковым, тем же Башлачевым. Хотя слова его песен полные экспрессии, казалось бы, располагали к подобной манере: «Разрежь мою грудь, посмотри мне внутрь, ты увидишь – там все горит огнем…».
В одном из интервью на вопрос: «К какому музыкальному направлению относит себя рок-группа «Кино»»? – Цой со свойственным ему простодушием ответил: «Ни к какому. Я вообще против термина «рок». Просто играю музыку, которая мне нравится». Вот так.
Он спешил жить, будто предчувствовал близкую кончину. «Через день будет поздно, через час будет поздно, через миг будет уже не встать», – кричал он в микрофон, торопясь выговориться, выплеснуть наружу жар, кипевший внутри. «Скажи, кукушка, пропой», – вопрошал он, стремясь узнать, сколько ж еще осталось ненаписанных песен.
Мне доводилось бывать на могиле Цоя в Санкт-Петербурге. От железнодорожной ветки, соединяющей Кушелевку и Пискаревку, нужно пройти (если двигаться от Марсова поля) меньше сотни метров, чтобы попасть на Богословское кладбище. Относительно главного входа это тыльная часть погоста, его задворки. Место, где похоронен Цой, я нашел легко, хотя был здесь впервые. Чугунная оградка, обрамляющая мраморный обелиск, сплошь увешана значками, жетонами, ленточками. Здесь же – письма и открытки: из Невинномысска и Хабаровска, Углича и Воркуты… Парни и девчата, в глазах которых и «потерянный рай, и закрытая дверь», дежурят здесь, сменяя друг друга, круглые сутки, стачивая медиаторы о гитарные струны…
Бывал и у т. н. стены Цоя на Арбате: уникальное, согласитесь, явление, когда в центре мегаполиса стоит руина, к которой относятся как к святыне. На стенах зданий до сих пор нет-нет да и попадется на глаза надпись: «Цой жив!» – привет из тех, далеких уже, 90-х.
У нынешних молодых, кажется, такой моды нет. Не скажу, что Цоя они не знают… Знают, конечно, и поют, едва ли не больше, нежели при его жизни: разнообразие аранжировок, версий впечатляет.
Безусловно, Цой жив, поскольку живы его песни, трогающие душу. «Вот так!», как бы резюмировал сам Виктор Робертович…
НА СНИМКЕ: Виктор Цой.
Владимир ПОРОТНИКОВ