СУБЪЕКТИВНО
Начало в №№5–10
Мы остановились на том, что в макроэкономическом фундаменте экономики, небывалым здоровьем которого без конца гордится правительство, вдруг обнаружилась масса трещин, угрожающих стране. Теперь логично посмотреть некоторые итоги прошлого года, прежде чем размышлять над будущим маршрутом структурных реформ в промышленности.
Не далее как в январе Росстат отчитался, что сравнительно с прошлогодним январем промышленность выросла сразу на 2,9%. И это – после рекордных падений в конце года. Чиновники возрадовались: негативный тренд сломан! А озадаченные эксперты бросились смотреть, с какой стати промышленность вдруг взбодрилась, хотя никаких предпосылок не было?
Подозрения оказались не напрасными. Обнаружилось, что впервые Росстат включил в «корзину», то есть в перечень важнейших видов продукции, по которым выводят конечный показатель, например, «бумагу туалетную», «напитки сокосодержащие фруктовые (или) овощные» (прирост на 25,6% в годовом выражении), «овощи (кроме картофеля) и грибы консервированные» (+35,7%) и пр. Одновременно из «корзины» исчезли, к примеру, «вагоны пассажирские», «камеры холодильные», «никель необработанный» и пр.
Ну а февраль и вовсе охладил энтузиазм чиновников: промышленность замедлилась практически до нуля. «Бумага туалетная», важность которой для людей не хочу принижать, не помогла. Количество заказов на продукцию упало до 8-месячного минимума, рост издержек ускорился, число банкротств за прошлый год выросло без малого на 8%. По Росстату, чистая прибыль корпоративного сектора за год сократилась на 8,5%, а ненефтегазовые поступления в бюджет – почти на 20%. Зато чиновники бравируют тем, что за 2017 год бюджет на банкротствах компаний заработал более 100 млрд руб.
Но вот дальше-то что? «В долгосрочной перспективе рост промышленности ограничен 1-1,5% в год», – говорит директор Института конъюнктурных исследований ВШЭ Георгий Остапкович. Опросы показали: более 40% всех предприятий не имеют планов долгосрочных капиталовложений. Помехи, по словам руководителей, – "неопределенность экономической ситуации в стране" и "инвестиционные риски».
И не удивительно, что инвестиции в несырьевой сектор рухнули до минимума за 12 лет. Зато в добычу разного сырья вложено в 1,5 раза больше, чем во все остальные отрасли промышленности вместе взятые. «Добыча "съела" половину прироста капвложений за весь прошлый год, а если сравнить с началом века – то в 15 раз больше», – отмечает главный экономист «Альфа-банка» Наталья Орлова.
Раковая опухоль промышленности – убогая производительность труда, вдвое ниже стран ОЭСР. В отдельных отраслях картина куда как хуже. В добыче нефти – в 10 раз ниже, чем в США, а в космической отрасли, по словам вице-премьера Дмитрия Рогозина, Россия отстает от мировых лидеров в 9 раз. Причем второй год производительность падает. Майский указ Владимира Путина о создании 25 тыс. высокопроизводительных рабочих мест с блеском провален.
Кандидат в президенты страны Владимир Путин, не в пример конкурентам, так и не огласил своей экономической программы. Послание Федсобранию от 1 марта пестрит многочисленными «надо» без ссылок на источники финансирования и завершается забавными милитари-мультиками. А власти заболели цифровой экономикой, призывая вырываться из порочного круга, например, с помощью роботов. Ситуация и впрямь поразительна. По их плотности Россия от среднемирового уровня отстает в 37 раз: у нас на 10 тысяч работников 2 робота, а у Южной Кореи – 631, у Германии – 309, у маленькой Сербии – и то более 100 роботов…
К роботам вернусь чуть позже, а пока познакомлю с исследованием Всероссийской академии внешней торговли. Речь там идёт о развивающихся странах, которые почти застопорились. На первый взгляд, разрыв между ними и развитыми странами в последние десятилетия сокращался. Однако когда эксперты стали рассматривать развивающиеся не гурьбой, а по отдельности, то обнаружили, что львиная доля роста приходится на Китай, пример которого вдохновляет нашу передовую общественность и зависимые от него страны. А Россию, Бразилию и ЮАР в новом веке толкал вперед бум сырьевого рынка. Однако он сошел на нет, и теория догоняющего роста стран, использующих варианты «азиатской модели», дала серьезный сбой. Приличный рост показывают только несырьевые Индия и Китай. Однако происходящее в Поднебесной, по мнению исследователей, скорее похоже на масштабный долговой пузырь.
Почему развивающиеся страны тормознули? Проблемы начались еще до роботизации. Но прежде чем говорить о причинах, перескажу со слов исследователей составляющие «азиатской модели». А параллельно посмотрим, есть ли они в России.
Во-первых, тамошняя промышленность изначально ориентировалась на экспорт, поскольку бедные внутренние рынки не вытащили бы из отсталости. России это условие не по зубам, поскольку наша промышленность конкурировать бессильна.
Во-вторых, в «азиатской модели» использовалась дешевая рабочая сила и главным образом в трудоинтенсивных отраслях, а в-третьих, эта сила массово перетекала из малопроизводительного аграрного в высокопроизводительный индустриальный сектор, созданный развитыми странами в условиях глобализации. В России лишь одно совпадение – работники дешевле некуда. Ну а из села все вытекли в города давным-давно: центральные области просто обезлюдели. Из оставшихся мужиков около половины зимами уходит на приработки в города, поскольку могучим агрохолдингам вместе с подпевающими им властями развитие сельских территорий «по барабану».
В-четвертых, инвестиции в экономику там шли за счет скромного потребления – как выразился нобелевский лауреат Пол Кругман, «пот, а не вдохновение». Причем в Китае доля инвестиций в ВВП дошла до экстремальных 50%. Сравните: в России последние 10 лет доля эта крутится вокруг 20%, львиная часть которых вылетала в трубу: на «Силу Сибири» или, к примеру, на постоянно дорожающий крымский мост в Керченском проливе. Кстати, по словам Юрия Медовара, ст. научного сотрудника Института водных проблем РАН, мост уже начал разрушаться, поскольку его строят не на скальных породах, а на глинах. «Я ведь предупреждал», – напомнил ученый в январе…
И наконец, в-пятых, «азиатская модель» представляла максимум комфорта для своего и иностранного бизнеса. России этот комфорт только снится.
Как видите, эти составляющие у нас либо отсутствуют начисто, либо искажены до неузнаваемости. Информированный читатель может возразить: как же, ведь Россию ждёт дефицит рабочей силы! Вот роботы и будут кстати. Да, в управлении, банках, на сборке авто и подобных производствах роботов использовать можно, но сектор-то узок. А к допотопным станкам или технологическим линиям, которым один путь – в утиль, роботов не приставишь. Надо бы сначала вытащить промышленность из 30-х годов, из четвертого технологического уклада, обзавестись современным оборудованием, теми же станками, а уж потом работающий при них персонал заменять роботами. Другими словами, циклы развития основных фондов страны должны иметь свою логику. А её игнорирование равносильно истории с Монголией, которая с помощью СССР одним скачком пыталась из феодализма прыгнуть в социализм. Оказалась в луже.
Про утиль на родных заводах скажу подробнее. По Росстату, доля износа основных фондов по всей экономике – 48, а в нефтянке, например, 57,5%. Однако новосибирские экономисты-ученые Григорий Ханин и Дмитрий Фомин утверждают, что эти данные сильно занижены из-за неверной методики. На самом деле износ – более чем на 64%, хотя и 48% – уже утиль. Но цифры дают износ физический, не моральный, о котором лучше не вспоминать.
Почему Россия дошла до ручки? Потому что младореформаторы в начале 90-х замахнулись строить экономику услуг – как на Западе! А коли понадобятся станки или другое оборудование – всё купим на нефтедоллары, тем более что это советское «всё» в подметки мировому уровню не годилось.
И на месте станкостроительных заводов появились торговые центры, рестораны… В Рязани, правда, станкостроительный существует. Пока… Использует западные комплектующие, но продукция не шибко востребована. В прошлом году прибыль заработали нищенскую – 821 тыс. руб. Почти банкрот. «В стране нет инвестиционного машиностроения, – говорит Фомин, – в лучшем случае – отверточные производства с низкой локализацией. Проектные и изыскательские институты ликвидированы». С 1991-го потеряли основные фонды (в ценах 2015 г.) на 422,5 трлн рублей – больше, чем за все годы последней войны.
В мировом рейтинге станков (в долларах на душу населения) на Россию пришлось 15,8 млн, а на Швейцарию, занимающую 1-ю строчку, – 126,6 млн. Импортозамещение, сообщает в февральском "Мониторинге" РАНХиГС, на грани провала. Забугорная зависимость перевалила за 90% и только нарастает. Российских аналогов любого качества нет, говорит Сергей Цухло, завлабораторией конъюнктурных опросов Института Гайдара: "Закупая оборудование, предприятия вынуждены переходить также на адекватное импортное сырье и материалы, которые у нас тоже не производятся, но поставляются зарубежными производителями в комплекте". Привет из 90-х: всё, что нужно, – купим!
Однако покупать не на что. В последнее время инвестируются в год 4-6 трлн руб., а чтобы обзавестись современными основными фондами плюс человеческим капиталом, ежегодно следует вкладывать, по расчетам Ханина и Фомина, почти 39 трлн руб.! Ау, в каких сейфах такие деньги лежат?
Несколько слов о том, что, по мнению исследователей Внешторгакадемии, ожидает Китай и Индию, экономика которой тоже росла высокими темпами. Классическая модель развития предполагает сначала значительное увеличение доли не просто промышленности, но главное – её индустриального сектора. И уже когда благосостояние населения достигло комфортного уровня (США – в 1950-е, Великобритания – в 1970-е), страны вступают в этап деиндустриализации: занятость перетекает в сферу услуг.
Китаю с Индией по части приличного благосостояния ой, как далеко. А теперь возможности увеличивать его прежними темпами будут сокращаться. Дело в том, что транснациональные компании начинают переводить производство домой, ближе к конечному потребителю: один и тот же завод-робот одинаково производителен и в США, и в Зимбабве. Исследователи заговорили если не о закате глобализации, то о критическом сужении её размаха. А в Китае и Индии ежегодно на рынок труда выплескивается молодежь числом более населения России. И что ей делать?
Урок для России таков. Современная промышленность, пишут исследователи, если она есть, может развиваться и впитывать рабочую силу, даже если остальная экономика технологически примитивна. И тянуть последнюю за уши. А если такой промышленности нет? В этом случае новейшие технологии опасно насаждать без оглядки на состояние общества, иначе этому обществу сладко не покажется. До роботов оно должно созреть.
Есть у России шансы? Ещё остались. Правда, теоретические. Об этом – в следующий раз.
Игорь ОГНЕВ
