Труженики тыла
– До апреля если доживу, тогда будет 92, – невесело отшутилась на мой вопрос о возрасте жительница посёлка Туртас, ветеран труда Мария Николаевна Баранцева (в девичестве Захарова). В свои преклонные лета смотрится она на удивление подвижной, вот только со слухом проблема, оттого, что-то не расслышав, отвечает порой невпопад.
Она родилась ещё «при царе» в деревне Берёзовка нашего района. К июню
1941-го ей аккурат пятнадцать годов стукнуло, а в сентябре отец Николай Фёдорович на фронт уходил. Прощаясь, наказывал:
– Не бросай мать, Машенька, помогай во всём, ведь за старшую остаёшься.
В семье она действительно верховодила. Братишка, хоть и младше всего на год, но не в счёт: инвалид обезноженный, остальные четверо – мал мала меньше, вплоть до годовалого. Всю войну и после, до 1947 года, она, помогая фронту и матери, отработала в рыбацкой бригаде колхоза имени Орджоникидзе. Выращивал колхоз и лисиц, но главным промыслом была всё же рыбалка. А ловили тогда в основном стрежевыми, т. е. особо крупными, или, как говорит Мария Николаевна, «большу-у-шщими» неводами. Впрягшись в лямки, ни дать ни взять – бурлаки, женщины (а из «сильного» пола в бригаде только два старичка), упираясь изо всех сил, тянули невод на берег. И так несколько раз за день, изо дня в день, из месяца в месяц – до зазимка. Но и зимой лов не прекращался, только теперь он был подлёдный. Ещё тяжелей. Чтобы невод под лёд завести, сколько потов сойдёт, пока нужное число лунок продолбишь!
Как кормились? Да как могли, кто что из дома прихватит. Главный продукт, конечно же, рыба. Раз в сутки бригадир выдавал одного язя на двоих. В бригаде 12 работников, получайте шесть рыбин, варите сами.
– Чаще всего уху варить приходилось мне. Черпаком каждому выловлю пол-язя и налью жижи. Уплетали (смеётся), только за ушами трещало.
Отец пропал без вести. И без того горе, а тут ещё подозрение властей: как это пропал, при каких обстоятельствах, уж не перебежал ли к немцам… Никаких пособий семьям «пропавших» не полагалось. Но, слава богу, выжили. Может, потому, что в военное лихолетье с коровой-кормилицей их мама, Евдокия Яковлевна, не рассталась. Во время бескормицы, когда сена ни клочка, зимой рубили тальник, сдирали с него кору, она и служила кое-какой заменой сену. Умудрялись, пусть немного, но посадить картошки.
После войны какой только работы не переделала. Пахала на конях в колхозе, в леспромхозе лес валила. «Пилили «поперечками», заставляли работать даже в мороз. Помню, валили в один стылый год берёзу. Она как упадёт, вся кора-береста снизу доверху с неё отлетает. И как только выдюжили». Последние 15 лет перед пенсией трудилась санитаркой в больнице.
Спрашиваю, есть ли фотокарточки из тех далёких времён?
– Сберегла несколько разных, – но вернулась из соседней комнаты только с одной, видимо, самой для неё дорогой. На ней она – двадцатилетняя и он – её ненаглядный, отвоевавшийся, служивший затем в одной из столиц освобождённой Европы, недавно вернувшийся на родину, – тогда и поженились. Вырастили троих деток, внучат она помогала поднимать одна, Михаил Анатольевич скончался в 1982 году. Не нарадуется теперь Мария Николаевна на правнуков. Сколько их, счёт, поди, потеряла?
– Нет, постой, скажу… двое, трое, пятеро… – стала считать, загибая пальцы. В итоге насчитала семерых…
Слушал её, а мысли – про всё их поколение. Вспомнились к месту вопросы, над которыми бился один из совестливейших писателей русских Василий Макарович Шукшин, рассказывая о стариках, понимавших своё предназначение иначе, чем мы «со всеми своими институтами и книжками». Был ли в их жизни какой-то большой смысл? В том именно, как они её прожили. Или не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали да детей рожали.
Ну как же не было, если отстояли и подняли затем страну! Уж за одно только это Марии Николаевне и всем её сверстникам, живущим и не дожившим, низкий-пренизкий поклон.
Александр ПАРАМОНОВ /фото автора/
