Рассказ
Моя старшая сестра Нина после одного случая во время войны в партизанском отряде стала сама не своя. Уж сколько лет прошло, так и не отошла.
До войны, помню, ох и весёлая, боевая девка была, и в школе – первая ученица. Как-то легко, без натуги давалась ей учёба, всё на лету схватывала. Я не помню случая, чтобы родители когда-нибудь заставляли её выполнять домашнее задание. Садилась без напоминания, и ещё нас, младших, заставляла.
В школе Нина была активной пионеркой, затем пламенной комсомолкой, а в выпускном классе её избрали секретарём комсомольской организации школы. В сороковом году она уехала из нашего районного городка Днепровска в областной центр и поступила в институт. А через некоторое время её избрали в бюро горкома комсомола.
– Далеко пойдёт Нина! – говорили одни. – Большое будущее её ждёт, – утверждали другие.
Но началась война. Перед самым приходом немцев Нина вернулась домой.
– Почему не уехала с другими?– спросила её мама.
– Так надо, – сухо бросила в ответ.
– А если придут фашисты? Тебя как активную комсомолку первую же расстреляют. Вон почитай в газетах! – всплеснула руками мама.
– Не волнуйся, не расстреляют! – уверенно ответила она.
Город бомбили часто, в основном железнодорожную станцию, от которой в конце-концов остались лишь развалины.
Но вернусь в сентябрь сорок первого, когда советские солдаты покидали город, оставляя его жителей врагу на муки и страдания. Проходили молча, пряча виноватый взгляд. Лица угрюмые, усталые. Шинели на многих грязные и рваные. Какое отчаяние и страх нас охватили за своё будущее!
Непередаваемый ужас мы испытали, когда входили оккупанты. Нас оглушил грохот танков и треск мотоциклов. Нескончаемые колонны в серо-зелёных шинелях заполонили улицы. Высокомерие, самоуверенность, презрение к горожанам читались на лицах новых хозяев. Хотя среди немцев тоже были разные люди.
Жили в нашей квартире, в большой комнате, офицеры из комендантской роты. Маму и нас, троих детей, выселили в маленькую. Среди них выделялся один, Гансом звали. До войны в Германии работал учителем. Добрый был человек, и к нам, детям, хорошо относился. Матери постоянно помогал по хозяйству: то дрова наколет, то снег уберёт или за водой сходит.
А вот эсэсовцы зверствовали. В первую очередь доставалось тем семьям, у которых отец, брат или сын на фронте в Красной армии. Воевал и наш отец. Только в сорок четвёртом году на наш запрос пришёл ответ, что пал смертью храбрых под Москвой в декабре сорок первого. Спасибо Гансу: отстоял, похлопотал перед своим руководством, когда над нами нависла угроза отправки на работу в Германию.
Так вот, о Нине. После возвращения она недолго прожила с нами, да и видели её изредка, набегами. Придёт, переоденется, перебросится парой слов и уходит. А в один из дней, когда обещала заглянуть, не пришла. Мы её долго ждали, затем начали разыскивать, спрашивали у друзей и знакомых, но, увы, никто ничего не знал. Сами понимаете, время тревожное, оккупация. Решили, что погибла. Мысленно похоронили Нину, погоревали, поплакали. А в сорок третьем, после освобождения, нежданно-негаданно к нашей радости появилась она. Но это уже был другой человек..
Так что же случилось с Ниной? Как оказалось, перед приходом оккупантов в области была создана подпольная организация. Предложили и Нине работать там, она согласилась. По заданию отправили в наш город для создания местной ячейки. Потом в качестве разведчицы и связной она переезжала с места на место по поддельным документам. Когда начались провалы и аресты, ей приказали уйти в лес к партизанам.
На следующий день после прибытия её вызвали в штабную землянку к командиру отряда.
– Здравствуй, товарищ Морозова! (такая у сестры девичья фамилия), – встретил её невысокий, уже немолодой человек в военной форме. – Вы хорошо поработали, доставили много ценных сведений, и за это будете представлены к правительственной награде (в сорок четвертом Нине вручили орден Красного Знамени). А теперь пришла пора проверить вас в боевом деле. В деревне Петровке, которая не так далеко отсюда, проживает бывшая учительница Инютина. По её доносам погибло много наших людей, и, кроме того, она сожительствует с немецким офицером. Вам надлежит её ликвидировать.
– Всегда готова! – с искренним рвением ответила Нина, – я до войны на соревнованиях всегда десятку выбивала!
– Нет, – покачал головой командир отряда, – умение стрелять потребуется в следующий раз. Ваша задача: ночью скрытно подойти к деревне, так же незаметно пробраться в дом и с помощью финки провести ликвидацию. А если попадётся офицер, и его попутно.
– Я же не умею обращаться с ней… – растерянно проговорила Нина.
– Ничего, тебя научат, – сурово бросил командир. И, обращаясь к сидевшему рядом партизану, приказал: – Позвать Трофимова и Серёгина.
Через несколько минут в землянку спустились двое молодых ребят. Командир рассказал им суть задания.
– А вы! – обратился он к парням, – будете находиться на подстраховке. А сейчас научить товарища Морозову всем партизанским премудростям, а самое главное – обучить умению обращаться с холодным оружием.
– Она ж пигалица! – презрительно бросили ребята, оглядывая худенькую невысокую Нину. – Да посмотрите, товарищ командир, на её лапки. Ими только ручку держать, а не финкой орудовать!
– Приказы не обсуждают, приказы выполняют! – строго прикрикнул на них командир.
– Разрешите, товарищ командир, нам самим выполнить это задание. Учителку мы в раз оприходуем! – воинственно воскликнули ребята.
– Шагом марш! – не позволяющим возражения тоном приказал командир.
Владимир Серёгин и Иван Трофимов – ребята рослые, жилистые, и хотя каждому из них было не более семнадцати, но они уже побывали во многих переделках и считались опытными партизанами.
Для Нины начались дни тренировок. Ползать по-пластунски, бегать по заснеженному хвойному лесу не казалось для неё особой трудностью. Тяжело ей давалась наука научиться владеть финкой в ближнем бою.
Через несколько дней приказ выступать. Сборы были быстрыми. Шел густой-прегустой снег, а ветер пронизывал до костей. В такую непогоду передвигаться очень тяжело, зато самое лучшее время шерстить немцев.
Подобрались к деревне затемно. Осмотрелись. В домах тихо, ни огонька. Часовые на краю деревни от холода кутались в шинели. Где ползком, где перебежками, огородами, перелезая через изгороди и заплоты, партизаны незаметно пробрались в назначенный двор. Иван родился в этой деревне и знал все проходы.
Уже в ограде, стараясь не шуметь, отряхнули одежды, тихонько вошли в сени, постучали в дверь избы.
– Кто там? – спросил старческий голос.
– Это я, Иван с ребятами, – приглушённо ответил Трофимов. Дверь открыла худенькая и сгорбленная старушка.
– Ах, Иван, соколик! – запричитала бабушка, но парень широкой ладонью закрыл ей рот и прошептал в ухо: – Тихо, баба Катя! – и все трое проникли в избу.
– Учителка дома? – на правах старшего группы спросил Владимир Серёгин.
– А где ж ей быть, вон в горнице со своим офицером почивает, намиловались, теперь спят как убитые.
Кроме хлеба и тепла, примешивался ещё чужеродный запах ваксы. Немного постояли, прислушались, затем Серёгин приоткрыл дверь в горницу и подтолкнул Нину вперёд:
– Давай иди!
Достав из-за пояса финку, Нина нырнула в горницу. По еле заметным очертаниям обстановки комнаты она сориентировалась, тихо на цыпочках подкралась к кровати спящих.
– Бей немца! – услышала приказ. И только Нина занесла руку, чтобы отработанным приёмом сверху нанести разящий удар в широкую грудь мужчины, чуть ниже соска, как в этот миг, по закону подлости, вышла полная луна, и в горнице стало светло, как днём.
Нина увидела, что на белоснежной постели лежат двое полуобнажённых возлюбленных: мужчина – смуглый брюнет, крепкий, мускулистый, одним словом, богатырь, и она, светловолосая и светлокожая, стройная и изящная. На лицах спящих играла безмятежная улыбка.
– Бей! – раздался очередной шёпот. Но она застыла. От волнения её сковало. Нина стояла и любовалась этими красивыми телами, которые могли принадлежать только греческим богам: Аполлону и Афродите. Вот так просто прирезать, как баранов, эту красивую, спящую и беспомощную возлюбленную пару она, заворожённая, не могла. Если бы они встретились ей в бою, она пристрелила бы их без всякого сожаления.
Ещё с юности Нина постоянно находилась в кругу парней, всегда была душой компании. Ребята к ней относились не более как к другу, товарищу, и приухлёстывать никто не пытался. Конечно, ей нравились некоторые ребята, и в глубине души она мечтала, чтобы за ней приплыл принц на белом корабле под алыми парусами. Подобные мысли она считала слабостью, непозволительной сентиментальностью, ибо жила во имя идеи построения новой, хорошей жизни.
А здесь, в этой горнице, при виде жгучего брюнета что-то задело Нину за живое, забрезжило до сей поры дремлющее желание почувствовать себя женщиной. «Почему этот мужчина принадлежит шлюхе-изменнице? Но ведь он немец, а не наш», – думала она.
– Да бей же! – долетел до ушей Нины нетерпеливый шепот.
Чувства её смешались. Она не понимала, зачем и для чего находится в этой комнате. Угрожающий шёпот вывел девушку из бессознательного состояния, и вместе с тем во всём теле появились боль, ломота. Пришло понимание, что перед ней враги и их необходимо уничтожить. Пересиливая боль и усталость во всём теле, Нина слабеющей рукой нанесла удар в грудь мужчине, и в ту же секунду её сознание погрузилось в темноту. Лезвие лишь слегка скользнуло по коже, оставив незначительную царапину.
Немец очнулся, мгновенно оценил обстановку и, ударив Нину по руке, обезоружил. Затем быстро вскочил на ноги, рассыпаясь ругательствами, оттолкнул уже оседающую на пол бесчувственную партизанку и кинулся к столу, где в ящике хранился пистолет. Бывшая учительница заблажила, прося о пощаде. Партизаны ворвались в горницу и точными разя-
щими ударами восстановили спокойствие и тишину. Нину подняли с пола и перенесли в избу на кровать. Она очнулась. Пора было уходить, и маленькая заминка могла бы испортить всё.
Перед уходом ребята обратились к старушке:
– Баба Катя, пошли с нами, иначе немцы вас повесят!
– Да что вы, соколики, – ответила старушка, – ноги старые, больные, и до леса мне не дойти, уж девятый десяток пошёл, а то, что повесят, так один конец. Прощайте, соколики, господь с вами!
Так же огородами, обходя часовых, выбрались из деревни. До отряда добрались без приключений.
Нина долго болела, бредила, металась в нервной горячке. А когда дело пошло на поправку, командир отряда ей и говорит:
– Ну что, товарищ Морозова, война – дело суровое, иди в хозвзвод, там тоже руки нужны.
После этого случая Нина замкнулась, ушла в себя, стала избегать общения с людьми. Бывает, часами, а иногда и днями может сидеть неподвижно в одиночестве и о чём-то сама с собой разговаривать. Всё никак из головы не выходил этот немецкий офицер. С каждым годом всё чаще и чаще у ней возникают припадки, особенно, когда поволнуется. Возили по врачам, а те сказали:
– Заболевание психиатрическое, прогноз неблагоприятный.
…Вот так и живём.
Александр ШЕЛУДКОВ
