День памяти и скорби
Николаю Макаровичу сейчас 84 года. Крестьянская семья Слинкиных – четверо ребятишек – по тем временам не считалась большой, скорее, обычной. Коля – младшенький. Помнит ли из детства что-либо особенное, яркое? – спрашиваю его.
– Яркое, говоришь. Ничего! Одна нищета да горе…
Их отца, Макара Никитича Слинкина, репрессировали в 1937-м. Взяли ничего не ведающего горемыку прямо с покоса и этапом напрямки в Тобольск. Как у Высоцкого в «Баньке по-белому»: "И меня два красивых охранника повезли из Сибири в Сибирь…"
В Тобольске родителя и расстреляли. Чем уж он, рядовой колхоза имени Климента Ворошилова, не угодил советской власти, с какими недобрыми намерениями к ней подступался и подступался ли – теперь разве узнаешь? А тогда и вовсе всё было покрыто мраком неизвестности. Осталась мать горе мыкать с четырьмя ребятишками да клеймом члена семьи врага народа. Их, малых, шпыняли в деревне, кто как мог. Ещё бы, дети бандита, поднявшего руку на родную советскую власть! Право каждому поиздеваться над ними давал Закон СССР «О членах семьи изменников Родины» от 30 марта 1935 г. и ряд иных советских нормативных актов. Уже после войны, подростком, Николай, давно зарекомендовавший себя неутомимым тружеником и патриотом своей страны, подал было заявление о вступлении в комсомол. Не приняли. Работает-то он отлично, но ведь не отрекся от отца – врага народа, как бы чего не вышло.
Однако вновь отмотаем ленту времени назад – в год всеобщей страшной беды, называемой коротким пугающим словом «война». День, когда до деревни докатилась весть о нападении фашистской Германии, он не помнит. Память иное сохранила: как старики да бабы с ребятишками, – мужики-то воюют – рвали жилы, силясь, кто как мог, помочь фронту. Его, 9-летнего пацанёнка, тоже привлекли к общественной работе. Помогал матери, Матрёне Тимофеевне, пасти колхозных овец – более сотни голов. Бывало, набегается за ними, к вечеру бредёт вслед за мамкой до дому, ног под собой не чуя, и спит затем как убитый. А утром подъём, снова гнать отару в поле… и так до поздней осени. А подрос Колька, стали доверять ему более серьёзную, но и тяжёлую тоже работу – пахать. Пахали больше на лошадях, тракторов в колхозе раз, два – и обчёлся. Шагать за плугом, заглублять лемех, выдерживая борозду, да ещё задание выполнить при ребячьей-то силёнке – это вам не «салочки-догонялочки». Работали, упирались, а ничего не получали. Ещё и в школе учиться успевали, за войну он 4 класса окончил. Питались, вспоминает, для того времени сносно. Выручала картошка, рыбу ловили; слава богу, Иртыш рыбой изобиловал. А более всего корова кормила. Сена умудрялись насшибать литовкой после работы чуть ли не в сумерках. От Бурёнки и фронту помощь поступала: сбивали на сдачу масло. С овец шли шкуры и шерсть.
А далеко на западе меж тем, не уставая, громыхала война. Радио в деревне не было, газеты не доходили, о событиях на фронте узнавали из переписанных от руки сводок Совинформбюро. И так год за годом в лишениях и безмерной усталости, пока не наступил май 1945-го. О победе известил ликующий верховой, прискакавший от соседней деревни. Бабы в рёв: за войну редкую избу миновала стороной похоронка. Но были и теряющие головы от радости обнять вскоре родненьких – отвоевавшихся мужей и сыночков. Вот только вернулось-то их, посверкивающих скромными солдатскими медалями, совсем мало – пятеро на всю деревню. Запомнилось Кольке, как встречали двоих Слинкиных – Тихона Кузьмича и Егора Петровича.
Война ушла, отгромыхав фронтами, но команды расслабиться никто не давал, трудились всё так же напряжённо. Николай и прицепщиком успел поработать, а в 1947 году окончил курсы при Алымской МТС, с той поры почти два десятка лет он тракторист и комбайнёр. Гагарин уже в космосе побывал, а деревня жила, не зная ни электричества, ни проводного радио. Наконец установили дизель-генератор, Слинкин мотористом при нём. «Электричество гонял», пока не назначили бригадиром тракторной бригады. Под его началом 4 гусеничных и
2 колёсных трактора, сеялки, веялки, прочий сельхозинвентарь, ну и люди, а к каждому свой подход нужен. Ничего – справлялся, бригада постоянно в передовых числилась. В 1970 году назначили управляющим отделением совхоза. Поднял четверых детей, все были пристроены, трое уже пенсионеры, жизнь у них сложилась куда легче родительской. Живёт с Ксенией Николаевной. Она у него жена вторая, первая умерла 24 года назад, а Ксения вдовой была, вот и сошлись. Живут в доме, названном местными «ветеранским» – с самого его заселения в квартире, полученной от соцзащиты.
Зигзаги судьбы неисповедимы. В феврале 1961 года сын репрессированного врага народа, к тому времени ещё не реабилитированного, вступает в партию. Рассматриваем сохранённый им партийный билет № 10018608, выданный Уватским райкомом. Записи об уплате членских взносов… последняя внесена в марте 1990 года, когда КПСС, можно сказать, дышала на ладан. И если иметь в виду, что Николай Макарович из партии, распущенной в 1991 году, не выходил и по-прежнему остаётся верен коммунистическим идеалам, то его партийный стаж насчитывает более полувека. Впечатляющий срок!
А ещё показал Николай Макарович самую дорогую для него бумагу – свидетельство о реабилитации отца, выданное в ноябре 1998 года. И медали. «За трудовое отличие», «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», «Ветеран труда», юбилейные – 50, 60, 65, 70 лет – в честь победы в Великой Отечественной войне. Поступают ему ежегодные поздравления со словами благодарности как труженику тыла за личный вклад в приближение Великой Победы.
Александр ПАРАМОНОВ /фото автора/
п. Туртас, Уватский район
