Не будут платить – не буду рожать

 Точка зрения

Человек не обязателен на планете: Земля вполне способна существовать и без него. В глобальном плане ничего не изменится, по крайней мере, к худшему.
Произошел отрыв зова к продолжению рода от самого продолжения рода. Вложенный в человека, как и во всякое живое существо, совершенный механизм, обеспечивающий продление жизни вида, не функционирует: мужчина и женщина, получающие удовольствие от акта продления жизни, на самом деле получают удовольствие от иллюзии продления жизни.

Если есть абсолютно иллюзорные формы продления жизни, такие, как проституция, гомосексуализм, лесбиянство и прочие, называемые развратом, то и современные отношения в нормальной семье, сознательно планирующей не рожать, не иметь детей, по сути своей не так далеки от разврата.
Неслучайно сексуальные меньшинства всё громче требуют равные права с остальным населением, потому что в сожительстве они ищут то же, что и остальные, – исключительно удовольствия.

Женщина отказывается рожать – явление для сегодняшнего времени обычное. Сопровождается такое решение железной логикой: человек приходит в мир для удовольствий, для радостей существования. Молодость быстротечна, вначале надо пожить для себя, насладиться жизнью сполна, а уж потом…

Но молодость растягивается на десятилетия, и с нею так трудно расстаться. Страдать, вынашивая ребенка, и мучиться, рожая его, неприемлемо уже для очень и очень многих, ценящих комфорт и беззаботную жизнь. А уж воспитывать, находясь при нём денно и нощно, – добровольное рабство и отказ от себя.

Материнство, отложенное на потом, часто оканчивается бездетностью. Как-то в застолье одна молодая женщина, недавно родившая второго ребенка, запальчиво сказала: «Я считаю, если женщина рожает третьего, у нее не все в порядке здесь…». – И покрутила пальцем у виска. Говорила она совершенно искренне. Я поглядел на нее и подумал: «А в чем разница? Родить двух или трех – где здесь граница?»

Граница – материнство. Рождающая третьего – мать, она готова ради детей утратить свой социальный статус, всё достигнутое часто тяжким трудом. Готовая выносить и четвёртого, и пятого… Она выходит за пределы общепринятой нормы – иметь максимум два ребенка.

Такой максимум позволяет очень быстро женщине снова стать социально активной личностью: работать, участвовать в жизни общества, избираться.
Не каждая, кстати, может родить и даже двух. Я знаю женщину, которая рожала тринадцать раз, и лишь тринадцатый выжил. Мужеством и упорством её можно только восхищаться. Чем не мать-героиня?

Несчастье современной женщины в том, что ей приходится жить головой. Разум высушивает её, лишая возможности чувствовать. Не нужно допускать женщин до работы.  Они – существа страстные и увлекаются работой намного сильнее мужчин. Чувства, которые ранее они дарили близким, направляются на профессию, в то время как равнодушие, прежде испытываемое ими к миру, не входящему в их жизненный круг, достается родным людям. Отсюда – большинство семейных злоключений.

Современное общественное устройство таково, что женский труд во многих отраслях становится доминирующим. Кроме того, женщина начинает доминировать над мужчиной и там, где они имеют равные возможности.

Рожать и воспитывать детей становится делом десятым. При непрерывном развитии медицины на первый план выходит сохранение жизни, а не её размножение. Женщина теряет инстинкт, в ней исчезает понимание главного своего предназначения – производства жизни.

Но прогрессивные правители наши не унимаются – ах, как мало женщин во власти! – и тащат их в кабинеты правительств и в думские кресла.  Возможно, получив должность, женщина станет счастливей – всё-таки обладание властью возвышает дух и самооценку. Но станут ли счастливей её дети? Если, конечно, она успеет их к этому времени родить…

Прочитал рассказ Евгения Шишкина «Идиот и Малыш».  Написано сильно, ярко, и в этой силе и яркости предельно чётко обозначился ужас современных отношений мужчины и женщины – основы семейной неудобицы.

В центре рассказа – женщина, для которой детородная функция далеко на задворках. О детях она и не вспоминает, скорее всего, их у неё нет, хотя она уже нездорова – лечится в санатории.

Там, в санатории, Зоя поначалу отказывает ловеласу Виктору, предложившему ей маленький курортный роман. Но в конце рассказа она соглашается на его предложение отдохнуть вместе в следующем году.

Её завораживает, как адвокат Виктор развлекается со своим очередным «Малышом» – голубоглазой Ларочкой, которая собирается сразу же после курорта замуж за моряка.  Отношение к браку иллюстрируется в диалоге:

«Соседка по комнате и спрашивает у Малыша: «Как теперь с моряком будешь? Замуж выходить не страшно?» А она ей: «Наоборот!». Мне, говорит, после здешнего курорта не только замуж, но и на калёную сковородку не страшно!..»

Само по себе существование семьи поставлено под сомнение с тех пор, как союз мужчины и женщины стал рассматриваться преимущественно как источник сладостных утех, а не как форма продления своего существования.

Но сладость утех в союзе постоянном менее ярка и импульсивна, чем во временной связи. И свободная женщина разочаровывается в своей верности мужу и становится в очередь на маленький курортный роман. Зная, что предмет её страсти каждый год отдыхает в санатории с новым «Малышом». Индустрия похоти, конвейер развлечений. Героиня уже просто сгорает от желания попасть на этот конвейер.

Рассказ страшен тем, что возводит в норму свободу отношений в браке при отсутствии взаимных обязательств, при отсутствии детей, фиксирует страсть к красивой, пресыщенной жизни как естественное состояние свободной женщины.

Неслучайно в мусульманском мире свобода женщины столь ограничена. Женщина – заложница семьи. В деторождении она несёт основные тяготы. С каждым ребёнком она рискует потерять свою жизнь.

И потому свободная женщина без колебаний выбирает вместо мук деторождения муки страсти. Если женщину не ограничивать в этом выборе, произойдёт умаление и иссыхание народное. Что, собственно, уже давно происходит в России, несмотря на все прельщения власти.

Такое могло присниться только в страшном сне: человеку, чтоб у него заработал инстинкт продолжения рода, платят! Родишь ребёнка – получишь деньги. И у него уже в мозгу обратная теза: не будут платить – не буду рожать!  До такой степени деградации не дошло ни одно живое существо. По сути, это финал человеческой истории. Ещё раз хочется повторить: мы не обязательны на планете.

«Поле, русское поле…» – никакое оно не русское, оно само по себе, и, если так всё и продолжится, на него придут другие, те, кому за продолжение жизни не платят. Как, собственно говоря, сейчас и происходит в Европе, у которой мы последние триста лет учились культурной жизни, оказавшейся в большей мере иллюзией жизни, изначально спроецированной на умаление и исчезновение народа.

Народы смешивались всегда. В наше время – особенно.

– А ведь сейчас чистых русских нет, – говорит Леонид. – Столько кровей намешано…

Да, это верно. Но вопрос в другом – в идентификации. Кем считает себя человек. Пусть его кровь предельно смешана, если он чувствует себя русским, значит, он русский, считает себя татарином или немцем – татарин или немец.

А как быть с таким образованием, как советский народ? Это еще одна кратковременная, хотя и существующая реально, общность людей. Но она столь же иллюзорна, как некогда жившие византийцы, римляне. Общность эта существовала благодаря государству, объединившему разные племена. Как только государство погибает, исчезает и единство этих племен. Советский народ ныне трансформировался в россиян (название, фактически отобранное у русских для того, чтобы обозначить эту потерявшую государство мифическую общность).

Подобные народы лишены единства генетического и потому недолговечны. Поэтому уже дети тех, кто вырос в Советском Союзе, идентифицируют себя по крови с теми народными корпорациями, чье существование не определяется отсутствием или наличием государства.
Столица, да и вообще мегаполисы, порождают особые народы, произрастающие из особых условий существования. Так, скажем, Москва, являясь центром Советского Союза, а потом и России, питалась и питается жизненными соками подвластных ей территорий.

Люди, живущие в ее пределах, имеют более комфортные условия существования. А на мед слетаются не только пчелы. На легкую жизнь в столицу перекочевывает с окраин и окрестностей огромная масса жаждущих комфорта. Туда приезжают иностранцы из густонаселенных, слаборазвитых стран. Всё это варится в огромном котле и, перемешиваясь с коренными жителями, образует особый народ – москвичей, значительная часть которого с русскими себя не ассоциирует, как, впрочем, не ассоциирует себя и с другими народами.

Москвич – это один из вариантов жителя мегаполиса, гражданин глобального мира, чувствующий себя в любом другом мегаполисе гораздо уютнее, чем в русской среде: деревне или провинциальном городке.

Человеческие общности, базирующиеся на государстве, существующие благодаря ему, иллюзорны. Их соединяет воедино внешняя сила, внутренние же связи опосредованы и чаще всего не имеют под собой реальной основы.

Город – иллюзия множества. Нам кажется, что нас много и с каждым годом все больше (города растут), а на самом деле нас становится всё меньше и меньше.
Город – иллюзия общности. Нам кажется, что мы вместе, а на самом деле – каждый сам с собой и за себя. Сколько мужчин вокруг, сколько интересных женщин! А на самом деле вокруг нет никого, кому бы ты был нужен. Настоящее одиночество можно познать только в городе.

Город – иллюзия веселой, разнообразной жизни. Шумные площади, толчея, аттракционы, праздники. Веселятся механизмы. Человек же без восторга, без душевного трепета просто наблюдает происходящее.

Город – иллюзия богатства, достатка. Скопление вещей, зданий. Кажется, что все это принадлежит тебе, а на самом деле твоего здесь нет ничего.

Виктор ЗАХАРЧЕНКО