Моему другу где-то выпала удача отхватить полный кулек апельсинов. Драгоценное приобретение бережно прижимает к взволнованной юной груди длинными, посиневшими от наших лютых морозов руками. Они неприлично выглядывают из коротковатых рукавов пальтишка, видимо, когда-то купленного его мамой в деревенском магазине по поводу окончания средней школы. Апельсинам тесно в кулечке, сделанном из квадратика коричневато-бежевого цвета оберточной бумаги времен нашей юности. Они в каждый миг норовят рассыпаться на белый снег Уральских гор. Двадцатилетний охотник за апельсинами торопится к крайнему балку на виду всего геологического поселения с десяток балочков. Не мне. Другой несет.
Не знаю, то ли она припозднилась на работе, или другой тоже с апельсинами опередил, но героический поступок моего друга не оценили. А поход за южными дарами вылился в шутливый рассказ «Дурак принес апельсины» в радиопрограмме «Литературный Ямал» в эфире окружного радио в 60-е годы прошедшего столетия, где вместе работали.
Наши рабочие столы впритык, на расстоянии вытянутой руки. Мы сидели так близко и при желании ежесекундно могли видеть друг друга, но мы не подымали глаз от белых листов, колдовали свои бессмертные строки для окружного слушателя, которые ежевечерне ждал наши шедевральные передачи. А он как будто свою жизнь не скрывает от меня, все рассказы, радиоочерки, репортажи ведет от первого лица. И тем не менее ускользает от меня. И опять-таки не мной, самой близкой редакционной соседкой, другой танцующей девочкой любуется на мосту, и официантки ему кажутся богинями. Недоступными. Первоначально недоступными. Потом, через годы, сам признается, «бывают же счастливые времена, когда даже официантки дичайших провинциальных ресторанов кажутся недоступными богинями». У него появится много друзей, но испытывает тоску по идеальному другу, который стал бы примером, опорой, чтоб он был умнее, сильнее. В живущих друзьях его угнетают черточки мелкой житейской суетливости, корысти, тщеславия и бог весть каких простительных пороков. Жестоко разочаровывается в человечестве и отрекается от непонятных, недооцененных достоинств. Но найти друга необходимо. Поэтому отправляется к пастухам совхоза «Ныдинский», участвует на празднике оленеводов. Ведет свой репортаж с оленьей упряжки знаменитого тогда бригадира Пантелея Марьика, назвав его «Четыре попрыска тундровых звезд». А ведь я могла покатать на своих четырех белолобых оленях! И еще как бы прокатила! На этот заезд звезд оленеводов родного совхоза я тоже, как всегда, запоздала. А он в это время уже дарил другой звезды без псевдонимов.
И на фоне его поисков запылал костер, который особенно в чернущие августовские ночи виден ярко и очень далеко, моего друга сразил, «потому что в красивом лице всё сошлось. Ты – божественная. По крайней мере – неземная. Не с этой земли. И ты никогда сама не увидишь, как ты красива!» Ярчайшим живым пламенем костра стала моя подруга Галина Старцева. Хотя мы, тогдашние девушки, приходили в его крошечную холостяцкую комнатку почитать стихи, послушать песни Владимира Высоцкого, но, видимо, в его суровом сердце не оставляли ни черточки следа. А костер Галины ни на миг не затухал, светил и греет его после всех расстилающих впереди и вокруг него манящих далей, где выковывался мой друг-журналист. В нем до сих пор живут талант искателя, привлекательное человеческое качество – неутомимость духа, неудовлетворенность ищущей натуры.
А в один прекрасный день надоели мне насиженные места. Рванула в края неблизкие, в капиталистическую Финляндию. И тогда-то открылись мои друзья: кто-то пренебрежительно пожимал плечами, дамы кривили губки, даже не поленились написать про непростительный поступок в средствах массовой информации и газету с текстом отправили в Хельсинки в общество «Финляндия – Россия». То ли мой друг не смирился с приговором наших общих знакомых, то ли в доказательство истинных дружественных чувств, то ли из опасения, что в другой раз визу не получит, но когда я уже никого не ждала, пришел он со сломанной ногой совсем нежданно. В гипсе, доковылял на третий этаж до дверей моего нового месторасположения. Долго говорили. Потом он сделал телевизионный фильм «Синица женского счастья», где, как свойственно ему, прямо высказал все, что обо мне думает.
Я маленькой безголосой ненецкой тундровой Мынику примостилась на крылышке синеокой финской синицы. В полете сопровождаю тебя, мой уважаемый друг Анатолий Омельчук. Веди удачно журавлиную стаю – земных журналистов. Сам ты следуешь смело, дерзновенно и успеваешь немало.
