Человека зовут Владимир Николаевич Макаров. В свои 69 лет он мечтает возродить в Тюмени «охоту на лис». Печётся о том, чтобы школы могли предложить детям бесплатные кружки технического творчества. И делает всё, что в его силах. Про таких, как он, иногда говорят – увлечённый, иногда – зацикленный. И поди разберись, чего в этих оценках больше: восхищения, иронии или зависти.
Диковинка
Володе было лет пять, когда отец принёс домой загадочную коробочку. Что-то вроде шкатулки, только без крышки, а как же её тогда открывать? А если не открывать, тогда для чего она вообще? Удивительно. Отец присоединил к коробке проводок, воткнул в неё наушники, покрутил две ручки, которые выступали сбоку, улыбнулся и передал наушники сыну: «Послушай-ка!»
В уши грянула музыка, зазвенели голоса. То, что в коробочке находились оркестр и хор, у мальчишки не вызывало сомнений. Но как они там поместились? Как люди туда залезли да ещё и поют? Ничего подобного он прежде не испытывал. Двадцатый век только-только разломился пополам, эпоха бытового радио ещё не наступила, поэтому услышанное стало для ребёнка настоящим потрясением.
Наверное, у каждого в детстве была своя встреча с чудом, да не всякий помнит о ней. Под натиском иных впечатлений забывается то состояние, когда человек впервые замирает, «потрясённый реальностью чуда». Это ощущение гениально передаёт Габриэль Гарсиа Маркес в романе «Сто лет одиночества». Там герой вспоминает о том, как отец повёл его посмотреть на лёд – в жаркой стране предмет совершенно необъяснимый.
Сибирского паренька льдом, конечно, не проймёшь, а вот детекторный приёмник, представленный тогда отцом, стал для Вовки Макарова настоящей диковинкой. И так зацепил, что не отпускал уже никогда.
Дом
Если называть домом стены и крышу над головой, то этим Макаровы обделены не были. Родители Владимира – кадровые военные, оба не только Великую Отечественную прошли, но и Японскую застали. Николай Петрович – лётчик, штурманом на Пе-2 (легендарной «пешке») летал врага бомбить, Валентина Климентьевна – медсестра, с восемнадцати лет на фронте. После войны весь скарб – шинель, сапоги да одеяло. А дом у офицеров известно какой: военный городок, причём сегодня один, завтра – другой. Едут, куда начальство прикажет.
Володя родился в 46-м, аккурат 7 ноября. Потому сына так и назвали, в честь вождя революции. Отец был коммунист – настоящий, по убеждениям. Честь и совесть для таких людей в ту пору никакие не слова были, а правило жизни. Поступать по совести он и детей наставлял, хотя разговоры семейные получались редко: служба.
В Канске семьи военных жили в бывших колчаковских казармах, мало пригодных для быта, но маме удавалось и тут создавать уют. Во дворе огородик, поливать посадки в жару – святая обязанность Вовки. И сестре нянькой быть, защищать, оберегать – она младшенькая. От мамы он получил первые навыки рисования и игры на гитаре. От папы – уроки мужества. Пойти с отцом на охоту, нюхать порох, форсировать болото, таскать хворост, разводить костёр... Полный восторг ребячьей души и опыт взросления.
А школа вторым домом так и не стала, хотя учился он без троек. Ну, нет там ни-че-го! Одни уроки – и полный ноль возможности сделать что-то своими руками. А значит, ноль радости. Ведь для мальчишки в десять примерно лет как раз и наступает момент, когда он пробует себя, момент выбора. Смогу или не смогу, добьюсь или отступлю и так далее. Гуманитариям проще, у них материальных затрат минимум. А вот если у кого-то интерес к технике, как у Володи, что ему делать?
Он обошёл весь Канск, свёл с ума родителей: где же то самое место, ведь должно же оно быть?! И – о счастье! – в одной из школ обнаружился единственный в городе судомодельный кружок, который вёл учитель труда, и он принял Макарова. Через месяц-другой Вовка держал в руках свой собственный деревянный глиссер, настоящий корабль, отшлифованный до блеска, почти прозрачный красавец, его даже на выставку взяли...
В своей школе не всё было так гладко, кроме всего прочего, из-за того, что «городские» ребята не жаловали «военных» и при случае стремились показать, кто в доме хозяин. Свой - не свой – обычное дело не только в детстве. До военного городка из Канска дорога одна, а уроки не у всех разом заканчиваются, и кто задержался – тех всегда можно отсечь, лёгкая добыча. Били ещё не по-взрослому, только до первой крови, но – били.
Однажды Володю припёрли в туалете человек пять, не прорваться. Ах, так?! Получайте! Он достал из кармана самодельную фосфорную спичку размером с два коробка, чиркнул об деревяшку – ба-бах! – так сверкнуло и вдарило по ушам, так всё дымом заволокло, что обидчики ретировались. Больше его не трогали. Знали, что химией увлечён и спичек таких у него, может, целый миллион.
Да что спички! На своей территории детям офицеров забав хватало. Пустыми гильзами да патронами от ППШ мальцы баловались, играли «в солдатики». А кто постарше – тем просто грех было не набрать свинца со стрельбища. Выковыриваешь пули из брёвен, кладёшь в консервную банку и плавишь в костре. Свинец-то ведь нужен для рыбалки, грузило не за деньги же покупать, правда?
«Дело, конечно, опасное, так разве тогда мы об этом думали? – говорит Владимир Николаевич. – Иногда попадались пули типа трассирующих или разрывных, они взрывались. Мы знали, отходили подальше от костра. Не всегда успевали. Помню, Вова Душкин замешкался, банка взорвалась рядом, оглушило его...»
Оглушить, пусть и ненадолго, могло и созревшим подсолнухом, когда они играли в «казаков-разбойников» или в «запорожскую сечь»: спасти от такой «булавы» мог только щит, сделанный из пустой сельдяной бочки.
А когда Кан разливался, они делали плоты, и на них такие «морские» сражения устраивали! На абордаж! Бывало, плот развалится, его команда в ледяной воде, и тогда победитель обязан всех вытащить, но брёвна, оставшиеся от флота противника, теперь уже более ловким и удачливым принадлежат – добыча!
Или такая забава: кто дольше устоит на бревне, а оно хоть и недалеко от берега, но крутится под ногами. Иной и секунды не продержится, а Вовка ловок был: и минуту держал баланс, и больше. Награда – ощущение: я могу!
Понятное дело, были в военном городке и блиндажи с длинными крытыми ходами сообщения. Надо так укрыться в темноте, чтобы не нашли. А плохо спрятался – тебя поймают, свяжут и уйдут. Нет, не бросят, а дадут время самому выпутаться до того, как вернутся. Развязался, убежал – молодец, не успел – никудышный боец и разведчик. Владимир Николаевич не помнит, чтоб кого-то заставали связанным: все знали секретные приёмчики, или они не дети офицеров?
Тюмень
В начале 60-х отца откомандировали к ракетчикам в Богандинку, что к югу от Тюмени, а семье дали квартиру в городе. Володя сразу же нашёл Дворец пионеров – господи, чего там только не было! Просто шок.
Заглянул в одну комнату: дети паяют схемы какие-то, а рядом внимательный человек, Василий Прохорович Щербаков, он ведёт кружок радиотехнического конструирования. Записался. Спустя какое-то время заглянул в другую – а там радиостанция, обалдеть просто! Лампочки мигают, дети в наушниках, руки на «ключах»: ти-ти, та-та – что-то совсем удивительное. В общем, будущие телеграфисты. Володя опять к Щербакову (как оказалось, он всюду тут главный по радио):
– Возьмите!
– Да там же азбуку Морзе учить надо, они уже два месяца занимаются, ты не догонишь!
– Выучу, догоню, Василий Прохорыч! Смогу, вот увидите!
С неделю, наверное, препирались, и Щербаков сдался. «Я бы так же себя вёл с мальчишкой настырным, – улыбается Владимир Николаевич. – Надо же проверить, насколько сильно желание, может, это минутный каприз. Приняли меня в кружок радиотелеграфистов. Слева за столом Вася Жуков сидит, справа – Славка Смирнов. Они мне помогали, подсказывали. Оба потом – известнейшие спортсмены-радисты в Тюмени. У Славки память была просто феноменальная. Он помнил все свои позывные с самого начала работы. С их помощью к весне я догнал группу».
Только освоил он азбуку Морзе, как отец забрал его к себе в Богандинку: мужик растёт, пусть профессию получит! – и 10-й класс Макаров заканчивал уже в вечерней школе.
Богандинка
При военной части, разумеется, было своё автохозяйство, туда его отец и привёл учеником. И наказ дал солдатам: спуску не давать, чтобы автодело знал от и до. Это означало, что Макарова-младшего дозволялось прогнать за годик по всем цехам и всему научить. Ну, они и прогнали, в первый же день.
Шутка такая у дембелей была: послать новичка с ведром за компрессией. Давай, мол, компрессия позарез нужна, а ты сгоняй по-быстрому, притащи ведёрко. Придёт он к слесарям, а те уже знают, что отвечать, и на полном серьёзе говорят: «Компрессия? Была, да вот только что закончилась, иди, брат, к электрикам, может, у них осталась». Придёт к электрикам – те к аккумуляторщикам посылают. Обойдёт бедняга все цеха, вернётся с пустым ведром, а над ним ржут. Розыгрыш!
«Когда мне ведро дали, я сразу засомневался, – вспоминает Макаров. – Вроде мне говорили, что компрессия – это степень сжатия, что-то абстрактное. Как её принести? Невозможно. Ну, я и не пошёл никуда, отошёл в сторонку, что-то поделал, вернулся минут через сорок, а они все вместе собрались, обедают. Что так долго, где был? Как где? Компрессию искал. У электриков спрашивают: был у вас? Нет. И в кузне не был. В общем, не получилось им надо мной посмеяться». А когда предложил всем желающим освоить азбуку Морзе – совсем зауважали.
Постепенно он научился не только в технике разбираться, но и баранку крутить, и с рычагами трактора подружился. Лихо водил транспорт в пределах части. И так месяц за месяцем: днём – в автомастерских, вечером – в школе.
Цель
Когда у человека есть цель да в придачу прирождённый талант и характер – свой путь в жизни разглядеть несложно. После школы за высшим образованием он сразу не ринулся, решил работать. Диплом инженера не убежит, а вот опыта в любимом деле понабраться лучше пораньше. Любимым делом у Макарова, конечно, была радиотехника.
В Тюменском областном передающем радиоцентре, куда его приняли учеником, всё вокруг оказалось замечательно близко его интересам и ожиданиям, освоился быстро. Наставник Володя Ергин в смышлёном новичке будущего профи увидел, многим тонкостям научил да ещё и жалел его, давал в ночную смену часок на стульях покемарить, сам аппаратуру обслуживал. Может, и потому так заботился, что ученик его самого от крупных неприятностей уберёг.
Однажды послали их вдвоём на профилактику оборудования. Работу закончили, и тут Ергин задумался о чём-то и чуть голой рукой к банке конденсатора не полез. А банки огромные, ёмкость ого-го, ток высокого напряжения. Макаров ему:
– Стой!
– Ты чего?
– Разрядить-то забыл!
– Разве? Да уж поди заряд сошёл.
Но всё же взял наставник отвёртку изолированную – проверить. Как долбанёт! Оба из аппаратной выкатились, живые, слава богу. А если бы рукой прикоснулся? Вообще убить могло, сердце ведь не камень. Профессионалы тоже ошибаются.
Весной военкомат о себе напомнил, а в армию Макарову не хотелось, он с самого детства видел её изнутри, да и чему он там ещё новому может научиться? Надо поступать. В Тюмени как раз открывался индустриальный институт, и факультет на глаза попался подходящий – автоматика и телемеханика. Правда, конкурс 8 человек на место, надо набрать 20 баллов из 20. Помочь могло только чудо. Но сначала помогли старшие друзья, Лёнька Михолап и Славка Андреев. Во-первых, затащили его на подготовительные курсы, во-вторых, почти заставили предъявить комиссии все грамоты и дипломы по радиоделу и спорту, а их уже стопка накопилась. Сами-то после армии, танкисты, у них льготы, хоть всё на трояки сдавай, а ему оставалось предъявлять знания и свидетельства прежних заслуг. Его приняли.
На одной волне
Он пошёл знакомиться с институтом. Одну дверь открывает, другую – пусто. Не то чтоб какого-то оборудования нету, а вообще ничего, ни столов, ни стульев. Наконец, наткнулся на людей: сидят на ящиках возле коробок, перекусывают. Подумал, грузчики. Хотел было ретироваться, а ему:
– Заходи, не кусаемся! Абитуриент?
– Да вот поступил сегодня...
– А что ты делать умеешь?
Он ещё раз оглядел приборы, которые успели вытащить из коробок: вот генератор, вот осциллограф, вот вольтметры... Пожал плечами и честно сказал:
– Всё!
Они как грохнут! Эх, явно грузчики, разыграли, посмеялись. Но тут один, как потом оказалось, завкафедрой физики, привстал и повернулся к товарищу:
– Ну, Геннадий Фёдорыч, это, наверное, к тебе!
Старший преподаватель кафедры физики, завлабораторией электричества Геннадий Фёдорович Суховей на долгие годы станет его учителем и другом. Начиная от трогательной заботы о здоровье («ребята, вот вам мелочь на пирожки, не голодайте»), когда они вместе с лаборантом Борей Матвеевым будут неделями до полуночи затаскивать и готовить оборудование, чтобы успеть к началу занятий, заканчивая лестным предложением в конце семестра экзамен по его предмету не сдавать, а просто принести зачётку («ты же все лабораторные давным-давно сдал, сам же их и готовил»). Владимир Макаров ослушался, пошёл к другому преподавателю и без проблем получил свою «пятёрку». На вопрос Суховея – зачем? – спокойно ответил: хотел себя проверить.
Учёба в институте поначалу шла нелегко, всё-таки после ШРМ давали о себе знать пробелы в знаниях. Многое Макаров навёрстывал благодаря упорству, трудолюбию, участию в научных разработках. А главное – в институте решили открыть свою коротковолновую радиостанцию! Оборудование частью отыскалось, недостающее изготовили сами. В те годы Владимир уже защищал честь Тюменской области в многоборье радистов, у него была 1-я категория коротковолновика, дипломы и установленные связи с радиолюбителями других стран. Стоит ли удивляться, что заведующий военной кафедрой Геннадий Петрович Шостак предложил руководство станцией не кому-нибудь, а Макарову.
Они пошли к ректору, тот руками развёл: дело хорошее, но помещения нету. А если найдём? Ну, найдёте – ваше будет. Они нашли... закрытый туалет, который строители в своё время приспособили под свалку мусора. Шостак посмотрел и сказал: «У вас одна ночь, чтобы расчистить». Когда они это сделали, куда было ректору отступать, ведь слово дал. Огромную вращающуюся антенну установить на крыше – целая эпопея, они же не монтажники-высотники, но в итоге и радиостанция заработала, и учебный класс за перегородкой появился со столами для радиотелеграфистов. Всё возможно, если захотеть и собрать команду единомышленников.
Наука и практика
Диплом Владимир защитил уверенно. В паре с однокурсником Николаем Бучельниковым (Макаров ему признавался: «Ты бог в электронике, вот Никола Тесла умер, а его дух в тебя вселился») они создали уникальный комплекс связи. Не на бумаге – в натуре. Пять столов понадобилось, чтобы разместить аппаратуру на защите.
Геннадий Фёдорович Суховей не раздумывая взял его к себе в институт «СибНИПИгазстрой», где работал к тому времени. Выбил своему протеже ставку старшего научного сотрудника (это выпускнику-то зелёному!), и Владимир ушёл с головой в науку. Времени катастрофически не хватало, пришлось оставить СЮТ. Он ушёл от детей скрепя сердце, переживая за тех, с кем уже успел настроиться на одну волну.
Года через три его пригласили в институт «Гипротюменьнефтегаз», где он создал лабораторию перспективных методов в технике и технологии добычи нефти. Оригинальной работой, удостоенной потом премии, стал комплекс приборов акустического воздействия на призабойную зону скважин. Первые же испытания показали: приборы эффективны, скважина дала мощный приток. Начальство готовилось рапортовать о победе и готовить дырочки в кителях, но Макаров осознал, что комплекс далеко не совершенен. Да, метод работает, ультразвук чистит эту зону от мусора, но излучатель громоздкий, дорогостоящий, и эти деньги приходится терять, просто захоранивать в скважине вместе с прибором. Надо создавать излучатель, который можно будет поднять наверх, использовать не единожды.
Об этом он и сказал на совещании в Москве во Всесоюзном институте ядерной геологии и геохимии, хотя его тюменское руководство было изначально против: даже не думай заикаться. Он и не заикнулся, а обосновал. Повисла тягостная пауза. Нервы на пределе. Если не поймут – Макаров с треском вылетит с работы. Но его поддержали. Директор московского института Олег Леонидович Кузнецов, умница и дипломат, пригласил на совещание известного эксперта, доктора наук Владимира Николаевича Носова, и его веское слово стало решающим: Макаров должен продолжить работу над комплексом. Совместно с другими учёными ему вскоре удалось создать новый излучатель, многоразовый, на основе пьезокерамики. Не зря засиживался в патентных библиотеках, анализировал, в какую сторону дует ветер мировой науки.
Отсутствие финансирования в 90-е годы подкосило многие НИИ страны. Сотни важнейших научных проектов повисли в воздухе. Из института, где работал Макаров, люди уходили чуть ли не коллективами, направления закрывались одно за другим. К безденежью и усилению позиций подхалимов и рвачей у него добавились проблемы на личном фронте. Он проучился в аспирантуре три года, на предварительных слушаниях жюри оценило готовность диссертации на 95 процентов, как он говорит, «пирожок был испечён, надо было только маслицем помазать и подать к столу».
Но Макаров бросил всё и начал новую жизнь.
Из хлама – с любовью
В 95-м году он возвращается к детям. Школьные кружки в загоне, от затратных и бесплатных радиотехнических директора и преподаватели повсеместно отказались. Больше того, их нет даже на станции юных техников. Развалилось его детище, что было обидней всего. Он сравнивает последствия тогдашнего повсеместного разгрома детского технического творчества с уборкой в доме. Если периодически наводить чистоту, то сил поддерживать порядок надо немного. А запусти это дело – какие будут затраты? Та ситуация запустения и во многом вынужденной, но какой-то оголтелой отрешённости государства от будущего страны (а оно и есть дети) аукается до сих пор.
Макаров пришёл во Дворец пионеров и встретил понимание со стороны директора. То, что придётся существовать на голодном пайке, его не смутило, думал, как-нибудь перебьётся на «шабашках», ведь он многое умеет, за что деньги пока ещё платят. И это, как правило, удавалось. Например, съездил в Нижневартовск и восстановил телесигнал в домах у железнодорожного вокзала, когда там появилась «тень» от построенных многоэтажек.
Впрочем, по его же словам, деньги никогда не были для него на первом месте. Главное – возможность заниматься любимым делом и видеть, как у ребёнка за спиной вырастают крылья, как светятся его глаза, какой восторг его переполняет от того, что сам сделал!
С чего-то надо было начинать. Оборудования – ноль и не предвидится. Он отправил в кружок весь свой радиохлам, который скопился за годы. Он подключил знакомых, умолял не выбрасывать старые телевизоры и радиоприёмники. Привозил добычу на своём уазике, они разбирали старьё на части, паяли и перепаивали, творили что-то новое собственными руками...
Года через два директор вызвала его и сказала:
– Я решила закрыть ваш кружок. Он не приносит мне ни копейки.
– Так ведь и расходов никаких. А куда мои 75 детишек уйдут? Снова на улицу?
– Ну, почему же. Я решила поставить в классе компьютеры, пусть приходят, играют, а дворцу будет денежка от родителей, и дела наши наладятся. Да я вас и не завтра гоню, ищите...
То, что идти тогда было некуда, он знал наверняка. Подвернулась, правда, работа в лесотехникуме – там пацаны «съели» военрука, вот Макарова директор и пригласил: «Попробуй, да и не навсегда, а временно, на подмену. А что, звание офицера запаса у тебя есть, строевую с детства знаешь, только сразу предупреждаю: дети неуправляемые».
Директор был откровенен: с полным неприятием нового военрука Макаров столкнулся в первый же день, причём в варианте, беспросветней которого и представить трудно. Группа встретила его почему-то в коридоре, а за закрытой дверью – два лоботряса сидят на столах спиной к нему, семечки лузгают. Весь пол загажен. Картина ясная, хотят сразу новичка сломать, чтобы развернулся и ушёл. Да не на такого напали. «Давайте откровенно, по-мужски, – сказал Макаров. – Я тут при должности, у меня все ваши личные дела. Хотите в армию загреметь – пожалуйста, это можно устроить. Вылетаете из техникума – и туда вам прямая дорога. Но вы парни умные, понимаете, что против начальства идти – это всё равно что... плевать против ветра. Я так не люблю людям гадости делать, не моё это, но вынужден буду. Если приглашу сюда директора, сделать уже ничего не смогу. Так что думайте, две минуты вам даю, чтоб тут всё убрать. Если вернусь и тут порядок, значит, вы меня поняли, никто ничего не узнает. Если нет – возвращаюсь с директором».
И вышел. А когда вернулся, пол был чист, он пригласил группу в класс и начал занятия. Сразу обрисовал перспективы: будет в техникуме свой тир, будет радиотехнический кружок, будет школа игры на гитаре. А когда слова воплотились в реальность, отношения с учащимися и вовсе стали нормальными.
Он «завяз» в лесотехникуме почти на два года, а в конце 90-х пришёл на станцию юных техников, где его многие ещё помнили («там такие люди были – из золота, работали не за деньги, а по призванию»), и жизнь за счёт таких же энтузиастов ещё не совсем остановилась. До поры до времени. Директор Вера Алексеевна Соловьёва изо всех сил старалась удержать этот золотой человеческий фонд. Но в 2004-м на СЮТ поменяли руководство – и в считанные дни практически всё развалилось. Многим указали на дверь: кому не нравится, можете уходить, мы никого не держим. Словом, назад пути нет, только вперёд, в капитализм, на самоокупаемость, ничего бесплатного.
«Вот я детей спрашиваю: бильярдные шары легче сложить в треугольник или разбить? – рассуждает Макаров. – Они: разбить легче. Понимают, что собрать-то значительно труднее, чем развалить. И поговорки по этому поводу русские помнят: «Ломать не строить, душа не болит». Да как же не болит-то?»
Со станции ушли, к примеру, отец и сын Мельниковы, а ведь у них были заслуженные награды на первенстве страны по автомодельному спорту. Так уж совпало: в Москве им медаль вручают, а тут говорят – извини-подвинься. «Мы никого не держим...» Кто это «мы»? А то, что дети думают по этому поводу, кому-то интересно?
Вскоре и кружок Макарова, как он говорит, «вытряхнули» из СЮТ. На месте приспособленных для технического творчества помещений, где и вытяжка, и станки, и верстаки, решили сделать танцкласс. Ну, как же: деньги рекой потекут! И опять значимое совпадение: Макаров с друзьями спасает своё оборудование, грузит в машины когда-то собранную здесь коротковолновую радиостанцию – и тут откуда ни возьмись появляется немец, радиолюбитель из Германии, с которым Владимир давно установил контакт в эфире, и на довольно сносном русском спрашивает:
– Что тут происходит?
Макаров объясняет, что радиостанции больше нет, что их выселяют. Куда? Пока в никуда, вот растолкаем оборудование по друзьям, по гаражам...
– Да как же они не понимают?! Они же убивают будущее своих детей, они себя убивают!
– Слушай, подожди немного, я тебя поселю куда-нибудь, но сейчас надо работать...
– Я с вами!
Несмотря на протесты Макарова, западный немец засучил рукава и включился в погрузку. Солидарность радиолюбителей всех стран, такая это особая каста...
Макаров не сдаётся. Находит единомышленников в одной школе, в другой, в третьей... В 8-й даже УКВ-радиостанцию удалось установить на 10 милливатт разрешённой мощности, но она всю школу покрывала. «Внимание, говорит «Школьная радиоволна!» Свои корреспонденты, свои новости, свои дикторы – разве не интересно? Для России это был прорыв, о них даже шведский журнал написал. Однако надолго обосноваться нигде не получалось, помещение у него забирали то под детсад, то под какие-то школьные нужды, а как-то даже под винный магазин, и ему приходилось почти ежегодно передвигаться по городу, а приборы за собой таскать – это вам не балетные тапочки.
Как-то летом он обратил внимание на собственный двор, каменный мешок между девятиэтажками на улице Свердлова. Видит, болтаются дети без дела, а кругом мат стоит от тех, кто постарше, да и младшие быстро нахватались... Остановился, поговорил с ребятишками. Хотите чему-то научиться? Хотим! Замечательно, приходите сюда вечером. Нашли две выброшенных двери, сколотили, водрузили на «козлы», ладный стол получился. Так появилось у них во дворе детское конструкторское бюро «Под двумя тополями». Стали делать кораблики из пеноплекса, ковроходы, электролёты, электронные игрушки... Девочки подключились, когда дело до раскраски дошло. Кораблики потом снабдили электромоторчиками, и какая же радость была запускать свои модели в фонтане у гостиницы «Восток»! Да и шум на детской площадке куда-то пропал, и распивать под окнами стали меньше. Впрочем, сами дети и следили, чтобы их имущество не растащили, сами организовались и дежурили, а чтобы их стол не превратился в картёжный или распивочный, на ночь его от недобрых глаз прятали. Пришлось, правда, сначала немного с дворниками повоевать, но война закончилась победой юных конструкторов, и вплоть до глубокой осени, когда уже и школа началась у детей, Владимир Николаевич выходил к ним и учил чему-нибудь новому.
Последнее его пристанище – детско-юношеский центр «Авангард» и ещё 16-я гимназия, о которой чуть позже. До сих пор практически всё он с детьми делает из хлама. Покупать что-то возможности нет, да и не заточена нынешняя промышленность в сторону детского технического творчества. Да, из хлама, из бросовых материалов, зато – с любовью. Его кружок и поныне бесплатный.
Будущее начинается сегодня
Чем же он так притягивает детей, что такое особенное они под его началом производят? Прежде всего – интерес к технике. Этот интерес дорогого стоит, из него могут потом вырасти талантливые изобретатели и инженеры. Кто бы засомневался сегодня в том, нужны ли они стране?
В каникулы Макарова приглашают в летние лагеря – и в школьные, и в загородные. Как-то в 8-й школе сделали они с ребятами торпедные катера, очень быстрые получились и на вид красавцы. Решили подарить эти поделки детскому дому, приехали туда в числе других гостей. Сначала от этих шефов были подарки традиционные, из магазина, а потом уж макаровские дети вышли со своими самоделками. Магазинные детдомовские ребятки брали и привычно клали рядом, почти не рассматривая. А тут – давай галдеть, разглядывать, обмениваться друг с другом. Глаза горят! И школьники тоже рады, что их труд такой восторг вызвал. Потом Макаров спрашивал: как там наши поделочки, поди, уже все переломаны? «Да что вы! – отвечают. – У каждого в тумбочке целёхонькие стоят, они их холят-лелеют, пылинки сдувают». Всё правильно. К «самоделке» и отношение соответствующее: её берегут. Такого ни у кого нет и не будет! К магазинному ширпотребу другой подход: его ломают. Чего его жалеть? Ещё подарят.
Однажды Макарова пригласили в «Радугу» провести занятия с детдомовскими детьми, а о специфике никто не предупредил. Внимание рассеянное, никто не слушает. Хорошо, думает он, пусть сами организуются, но сначала подкину-ка я им что-нибудь интересненькое.
– Воздушного змея сделать хотите?
– Да!
– Тогда нужна дисциплина. Я выйду на минутку, а вы сами решите, как её добиться.
Сами и решили. В тот же день они сделали огромных размеров змея и даже «запускали» на нём в полёт самого маленького. «Ой, только держите меня, не отпускайте!» – кричал малыш, ему казалось, что он действительно взлетает. Конечно, змей взмыл в небо без него, но сколько было радости у ребятишек!
Прошлым летом прибились к нему в лагере ребята из 16-й гимназии, до директора слух дошёл, как у него интересно. И нынче Наталья Александровна Филиппи пригласила его к себе: нужна выставка к осени, к открытию нового здания школы. Хорошо. Приехал в лагерь школьный, стали творить. Самодельные физические приборы, измерители биополя, вредоносных излучений, приёмники, передатчики, искатели скрытой проводки, наглядные пособия для уроков, магнитный радиоконструктор для самых маленьких... Уклон-то у гимназии физико-математический. Игрушки, конечно: те же кораблики и «ковроходы». Вот Баба Яга, вот Емеля, посади его на печь – и она поедет! Колёс нет, а поедет. В чём секрет, спрашивайте у Макарова и его детей, может, что-нибудь про магнитный пластилин, их ноу-хау, расскажут...
Выставка получилась на славу, целый месяц к ней интерес был, даже губернатор приезжал на открытие. Владимир Владимирович Якушев и сам в детстве в радиокружке занимался, как оказалось. Так и сказал Макарову, что дело это очень нужное, и мы будем его всячески развивать и поддерживать. «Так что Якушев за нас, он наш! – радуется Макаров. – И Хромин за нас!» Директор департамента по спорту и молодёжной политике администрации г. Тюмени Евгений Владимирович Хромин тоже обещал ему поддержку.
«За Макарова» и директор гимназии № 16 Наталья Александровна Филиппи. На этой базе мечтает Владимир Николаевич возродить в Тюмени давно заброшенный, а когда-то очень популярный вид спорта – «охоту на лис». Кто не в курсе – животные тут ни при чём, эта охота бескровная и не что иное, как спортивная радиопеленгация. «Лисами» называют спрятанные в лесу передатчики, периодически посылающие сигнал спортсменам, а те с помощью небольшого переносного приёмника-пеленгатора, карты и компаса должны их обнаружить. Увлекательнейшая борьба, не знающая возрастных границ: участвуют все – от младших школьников до пенсионеров, проверено!
Деньги нужны немаленькие, чтобы всё это дело красиво организовать, но, право, оно того стоит. А пока Макаров всё из того же радиохлама попытается старые «лисы» и пеленгаторы восстановить. Может, к сезону успеет. Будем надеяться, что успеет.
Вот такой человек живёт на улице Солнечный проезд в Тюмени. Он и сам солнечный, заметить это нетрудно. Заметить – и поддержать.
Сергей ГУЛИН
