Хочу поделиться воспоминаниями о тех далеких годах, когда «деревья были большими».
Сколько же замечательных людей нас, малышню, окружало!
Сначала расскажу случай, который поведал нам Юрий Нестерович Русских. Он, инженер-сапер, в 45-м году был в Берлине: «Шел как-то по окраине города, дверь магазина распахнута, слышен телефонный звонок, взял трубку – вопрос на немецком: «Правда ли, что русские в Берлине?» – «Правда, – отвечаю, – я – Русских!».
Я в ту пору была забавой для стареющих соседей Стуловых. Дед Миша работал директором фанерокомбината, баба Нюра возглавляла цех, где варили бульон для госпиталей.
Сколько доброго они для нас сделали! В Тюмени мы ходили в столовую для детей фронтовиков (позднее – ресторан «Сибирь»). По дороге пели, что есть на севере «хороший городок». Я всегда думала, что это про Тюмень.
Моя сестра Таня хорошо играла (не учась) на гитаре и пианино, и ее выступления в госпиталях были обычным делом. Она вспоминала, как мама упрашивала принести из столовки кусочек ржавой селедки. Так хотелось. Но однажды дали красной рыбы, и этим лакомством угощали всех, хотя и по граммульке. Помню, что на комоде у нас лежали интересные часы с цепочкой. Оказалось, золотые. Именные (А. Бриль). Их подарил моему папе в Нижнем Тагиле американский инженер. Мама обменяла эти часы на полмешка картошки у соседа-завхоза. Только картошка та оказалась гнилой.
Моя двоюродная сестра жила в ту пору на станции Фалёнки, где выращивали опытный картофель. Туда привезли почти недвижимых, распухших от голода эстонцев. Сколько радости мои внесли позднее в их жизнь! Научили играть на всем, что могло звучать, мастерить игрушки и костюмы из лоскутов и бумаги.
В четыре года меня определили в санаторный садик. Это был красивейший двух-этажный дом! Наша огромная комната-группа была разделена голубыми резными колоннами. Имелись большой двор и сад (сейчас там ДК «Нефтяник»). Помню, как нянечка вносит поднос с гренками, большими и в уголь черными, а мы скачем вокруг и кричим наперебой: «Мне жаренку!». Когда наши одежки отправляли на дезинфекцию, мы в трусах и рубашонках сидели у огромной печи с открытой дверцей и любовались огнем. Летом нас вывозили на дачу в деревню Плеханово. Туда моя мама пешком приходила через день, приносила морковку и заказывала для меня у хозяйки кружку молока на каждый день. (Светлая память Наталье Михайловне Бересневой, стараниями которой десятки тюменских детей были спасены в ту пору от туберкулеза).
В войну отец моей соседки Аллы был на фронте, а ее младенцем подняли с груди мертвой матери. Было их всего четверо. Всех взвалила на себя шестнадцатилетняя тетка Татьяна. Кляла жизнь, но лямку тянула, в свое время отказавшись даже от замужества. А вот певуна и гармошечника Петра Ивановича Шмелева знала вся дамская Тюмень. На войне он не был из-за зрения, но носил форму и на продучастке стриг и брил солдат и детей. У них с Анной Григорьевной было шестеро детей. Трудно было, но крутились. Такие они и сейчас – Шмели.
В трудолюбивой тюменской семье Черкасовых отца-крестьянина из деревни Кукушкиной как кулака отправили строить Беломорканал, а семью, в чем были, – в Тюмень. Прошел он и Финскую, и Вторую мировую войны. Руку деду Володе прострелили – так и ходил всю жизнь с согнутой. Семья в Тюмени, как и все, голодала, но когда пленные немцы мостили улицу Хохрякова, мальчишки носили им ломтики хлеба и слышали благодарное: «Киндер гут!».
Военное детство Полины Груббе проходило в богатом совхозе «Партизан» Абатского района, где когда-то было много сосланных латышей. В 1941-м пошла она в первый класс. Все свободное от учебы время работала на полях. Урожаи были отменные: вилок капусты мужики поднимали вдвоем. 
Отец многодетного семейства, Иван Яковлевич, был кузнецом, ему приходилось в войну подковывать целые гурты лошадей из Казахстана. По три дня не выходил из кузни! Уже после войны получил приглашение в Кремль за подписью Сталина, на слет передовиков. Но туберкулез помешал…
А вот новый сосед мой, Николай Васильевич, приехал из Шебекино – от Харькова 100 км. Немцы туда и обратно через деревню шли. В ту пору он, пятилетний, сидел у обочины и получил плетью по спине от удиравшего на коне фрица (его злые глаза и сейчас в памяти). Самые же страшные воспоминания – это когда подрывались на минах и снарядах друзья. Тут рассказов на целую книгу.
Да, День Победы – повод для радостных и горестных воспоминаний. Сегодня на Текутьевском кладбище есть скромный холмик над могилой моего отца, где его восьмилетний правнук оставил на картоне табличку с красной звездой, написав: «Здесь похоронен мой прадед – пограничник Алексей Блинов». Когда мы едем на автобусе, внук смотрит в ту сторону. И мне становится тепло…
