Речка у нас крутоярая, обрывистая. Вся в зарослях тальника и ольхи. Весной разольется – плыви хоть на катере. А по осени – малюсенький ручеек. В эту пору на нее смотреть больно. До самой зимы слезятся ее мокрые глинистые берега. А с первыми порошами речку не узнать. Стоит в дорогой горностаевой шубе, белым - бела – глядеть не наглядеться. И кажется она тогда глубоким горным ущельем с высокими отвесными утесами. И неудержимо манит к себе крутыми спусками детвору с лыжами и санками…
Во все времена года речка для нас, утускунской ребятни, была местом постоянного паломничества. Здесь мы пропадали в свободные от учебы и от колхозной, а также домашней работы часы. Тут проходили наши уроки мужества, пора взросления, физической и духовной закалки.
Летом, с высоким подъемом воды, речка в крутых, наполовину затопленных берегах, превращалась в жаркую арену мальчишеских состязаний. Карапузная малышня оспаривала пальму первенства по числу непрерывных заплывов от берега к берегу и в дальности ныряний. А ребятня постарше и подростки соревновались в прыжках в воду с десятиметровой высоты древнего моста. Прыгали обычно вниз головой и с переворотами, уходили на глубину, а затем выныривали под каким-нибудь берегом.
Находились ухарцы, которые скрывались под водой до нескольких минут и вызывали испуг среди собравшихся на мосту зевак. Слабонервные, особенно девочки, тут же поднимали крик: «Утонул!». Начинали звать на помощь взрослых. А стоявшие на мосту и готовившиеся к прыжкам ныряльщики сначала только посмеивались над переполошившимися. Мол, пошумите, пошумите, а мы-то знаем этого ловкача Кольку или Петьку. Сейчас вот появится. А он все не появляется, хотя предельное время пребывания под водой уже истекло. Тогда начинали тревожиться и сами ныряльщики. И вдруг где-нибудь в неожиданном месте речки из воды, как пробка из бутылки, выскакивал «утопший», хватал ртом воздух и снова уходил под воду. По мосту и по берегам, занятым купальщиками, сразу прокатывался гул восхищения.
В ней я чуть не утонул, когда мне было три или четыре года. Ребятишки, купаясь, прыгали из лодки на середине разлившейся речки в ее темную стоячую, как на озере, воду. Вслед за ними решил прыгнуть и я. И тут же камнем пошел на дно. Но то ли вспузырившаяся рубаха задержала, то ли я сам по-лягушачьи усиленно заработал ногами и руками, только начал постепенно всплывать. А потом меня кто-то из ребятишек сгреб за волосы и затащил в лодку. Благо, что я не набрал в себя воды и отделался лишь неистовым чиханием. Кто-то из взрослых видел мое неплановое крещение водой и донес на меня отцу. За что мне тогда и влетело. Однако урок воспитания подзатыльником не пошел впрок. В следующий раз, глядя на ребят, я снова попытался научиться плавать. Но уже не выпрыгнул из лодки, как это делали они, а просто выпал из нее и, неуклюже барахтаясь в воде изо всех сил, на удивление тех же пацанов поплыл к родному берегу.
Доставалось от нас нашей речке и жителям соседних домов и зимой, когда с санками и лыжами сюда со всей округи собирались детвора и подростки, оглашая ее сонные, будто околдованные берега своими звонкими голосами. Тогда в районе моста ее сплошь исполосовывали накатанные следы лыж.
С речкой у нас были связаны не только развлечения и первые шаги в трудовой жизни с босоногих лет, но и забота о хлебе насущном. Вдоль речки в обнимку корнями с водой росли развесистые кусты черной смородины, а на горе и на подгорьях – буйные заросли малины. И как только подходила ягода, мы начинали пастись по этим местам. А в начале осени, когда в речке постепенно спадала большая вода и оголялись ее пологие низинные берега, взрослые и многие из подростков приступали к лову рыбы.
В майские и осенние праздники на мосту собирались парни и девушки. Они весело разговаривали, громко смеялись, распевали любимые песни, а иногда под гармошку устраивали танцы, водили хороводы.
