То, что происходит в Украине, не укладывается в нормы человеческой морали. Голая, циничная, геополитическая игра, где люди, словно пешки. Вдвойне горше от того, что такое уже переживала на своём веку многострадальная страна. Предлагаем вам воспоминания тюменки, в детские годы свои пережившей оккупацию. Для меня лично знакомство с рукописью стало не только потрясением, но и настоящей переоценкой ценностей. Я подумал вот о чем: мы заслуженно чествуем фронтовиков и тружеников тыла за их вклад в Победу, но оцениваем ли вклад тех, кто не по своей воле остался с врагом и жил, сохраняя в себе человеческое достоинство, не сгибаясь перед испытаниями? А справедливо ли то, что после войны на этих людях долгие годы лежало позорное клеймо чуть ли не изменников Родины? Сколько безымянных героев осталось на той родной-чужой земле…
Вера БИЧЕВАЯ
Когда началась Великая Отечественная война, наша семья жила на юге Украины, в Днепропетровской области. Родители работали в совхозе. Отец был отправлен сопровождать совхозное стадо коров на восток, чтобы немцам не досталось.
По возвращении его призвали в армию, и он ушёл защищать Родину. Через два месяца фашисты ступили на нашу землю. Они приехали на мотоциклах и начали размещаться в наших хатах. Когда солдаты зашли в наш двор, их внимание привлёк красивый петух, и один фашист решил его подстрелить. Мама начала кричать, ругаться. Просила взять двух куриц, а петуха не трогать. Фашист чуть не убил маму. Так для нас началась оккупация.
Продуктов, которые выдавали фашистским солдатам сухим пайком, им не хватало, поэтому они отбирали у нас всё, что видели. В короткий срок съели всех кур, гусей, картофель. Из-за гусей немец чуть не застрелил старшую сестру Галю. Она хотела спрятать двух гусынь и гусака в сарае за соломой на развод. Один оккупант увидел это и вознамерился забрать птицу. Сестра стала у двери и начала истерично кричать, он прицелился в неё, но мамин ненавидящий взгляд заставил его опустить пистолет. А гусей фрицы всё же съели.
Мы, а нас у мамы было четверо, вынуждены были жить в маленькой комнате, фашисты же заняли большую. Мне было четыре года. Всё, что расскажу, я узнала от мамы или старшей сестры Кати, которой было тринадцать лет, брату Васе – 16, сестре Гале – 17. Немцы, жившие в нашей хате, постоянно менялись: одних отправляли дальше на восток, на смену им прибывали другие.
Старшего брата Васю в Красную армию не взяли по возрасту. И он, как и его ровесники, оказался на оккупированной территории. Фашисты с помощью полицаев заставляли их работать. Парни сопротивлялись и в воскресенье не вышли на работу. За это их полицаи сильно избили, а после этого долго держали в цементном подвале полураздетыми. Полицаев фашисты брали на службу в другой местности, снабжали их оружием и транспортом, в нашей деревне их никто не знал, поэтому они вели себя нагло и жестоко. Когда брата выпустили, он слёг, был весь жёлтый и больше не поднялся. Больниц и лекарств не было, некоторые сердобольные немцы, видя, что он умирает, давали какие-то жёлтые таблетки. Но это не помогло. Васю похоронили. Нас у мамы осталось трое.
Я только сейчас поняла, чего ей стоило сохранить нас, накормить, одеть. Был такой случай. Один немец признал сестру Катю за еврейку, так как у неё были кудрявые волосы, а евреев они забирали и помещали в гетто. Немцы заспорили, еврейка она или нет, а мама в это время дочь спрятала и до конца оккупации не разрешала выходить без платка на голове. Старшую Галю в Германию не угнали, как её ровесниц, так как она болела, постоянно кашляла – такие Германии не нужны.
Свои порядки фашисты устанавливали с помощью полицаев, которых ненавидели и боялись все в деревне, особенно подростки. При виде полицаев они убегали и прятались, кто куда сможет. Однажды полицаи появились неожиданно, дети разбежались и спрятались в кусты, а один мальчик не успел – его избили до полусмерти, из-за чего он умер. Детей повыше ростом полицаи вылавливали, сдавали в накопитель и отправляли в Германию. Мой двоюродный брат, которому было 13 лет, попал в Германию и до конца войны батрачил на немецкую помещицу.
Мама рассказывала, что некоторые немцы были даже человечнее, чем полицаи. Случалось, что они помогали вскопать землю под огород, а то и шоколадку отдавали ребёнку, оглянувшись, чтоб никто не увидел. Староста в деревне был добрым, защищал односельчан как мог. В его хате немцы не жили, поэтому он прятал красноармейцев, которые выходили из окружения, пробиваясь к своим.
Однажды такая группа красноармейцев остановилась на ночь в пустом здании. Полицаи сообщили немцам, прибывшее войско окружило дом, и началась неравная битва. Красноармейцы сражались до последнего патрона, и все 14 человек погибли. Полицаи стащили с них сапоги, гимнастёрки. Хоронили солдат женщины. Вырыли общую могилу, постелили шинели и сверху ими же и накрыли. После войны провели перезахоронение и установили стелу памяти.
Когда наша армия перешла в наступление, фашисты согнали всё население на дорогу, ведущую на запад. Из соседних деревень тоже пригнали толпы людей. Наша семья собрала кое-какие пожитки на возок, сверху положили меня, завёрнутую в одеяло, так как я тяжело болела, и пошли со всеми вместе. Никто не знал, куда и зачем гонят людей. Прошли километров пять, и вдруг над толпой появились два самолёта с красными звёздами на крыльях и на бреющем полёте стали стрелять. Началась паника. Мама сообразила спрятать нас в сарае, где мы просидели дотемна. Тех, кто не успел спрятаться, фашисты догнали до Днепра. Предполагаю, что людей хотели или угнать в Германию, или использовать в качестве живого щита при наступлении.
Под прикрытием темноты мама спрятала нас в балке, углубила пещеру, из которой брали глину. Там мы находились две недели, пока шли бои. Ночью мама ходила на поиски еды и воды. Когда всё стихло, мы вернулись в свою хату. Вскоре снова стали доноситься залпы пушек. Фашисты отступали. Вот тогда и произошло самое страшное. Фашисты стали поджигать все хаты подряд. С зажжёнными факелами подходили и со всех сторон поджигали соломенную крышу. Когда всё загорелось, фашист отошёл от двери со словами: «Гари, чёрт тебя бери». Мама выхватила из пожара, что успела, а мы с ужасом смотрели, как догорает наша хата. Была осень 1943 года. Жить негде. Уцелевшим осталось одно кирпичное здание. Люди стали рыть землянки. Маме дали место в комнате уцелевшего здания, где мы занимали угол, спали на полу. В двух других углах разместились другие семьи. Продолжалась борьба за выживание. От голодной смерти спасала земля родная. Далеко в поле осталась неубранная кукуруза. Зима была снежная, идти было трудно, на один поход уходил весь день. Какой-то старик соорудил ручные жернова, вот таким примитивным способом мололи кукурузу на крупу, но с голоду не умерли.
Я в это время очень болела. Ни больниц, ни врачей. Старшая сестра Галя узнала, что где-то далеко живёт старик, который может вылечить. Она пешком отправилась к нему. У него узнала рецепт народной медицины (отвар корней шиповника, лопуха и бузины внутрь с обязательным обвёртыванием холодной мокрой простынёй). Тем меня и вылечили.
И другая опасность подстерегала людей. Отступая, немцы оставили много мин. Мы, дети, ходили в поле собирать полынь, чтоб можно было протопить печку, так как никакого топлива не было. Однажды испытали невероятный страх. Один мальчик нашёл яркие пуговицы, дёрнул их и произошёл взрыв. Мы все попадали, а мальчик погиб. После этого мама меня в степь не пускала.
Я стала первоклассницей школы села Марьянка. Это было ближайшее село, которое не было сожжено. До него от нас 5 километров. Мама сшила холщовую сумку, в которую положила две картошины и огурец. Учительница Мария Петровна сделала тетрадочки из газет. Букварей ни у кого не было, и мы учились читать по букварю, принадлежавшему учительнице. Писали ручкой с пером, привязанным на палочку, обмакивая в чернила, сделанные из ягод бузины или сажи.
Запомнился праздник, который нам устроила учительница по окончании первого класса. Нам объявили, что будут выдавать гостинцы. Все ученики Марии Петровны (а она обучала с первого по четвёртый класс) играли во дворе, ждали её. И вот она пришла. На груди у неё была целая вязка бубликов из чёрной муки. Вкуснее угощения я никогда не ела!
Все школьные годы мы, дети войны, испытывали голод, нужду, отсутствие условий для нормальной жизни и учёбы. Особенно трудным был 1947 год. Хлеб выдавали по карточкам: 500 граммов на работающего, 300 граммов на иждивенца. За хлебом всегда была очередь. Однажды в очереди женщина упала в голодный обморок. Все испугались – тело её покрылось волдырями. Кто-то подсказал, что надо влить в неё немного молока. Когда это сделали, она пришла в сознание.
В этом же году летом мама устроила меня подпаском маленьких телят, чтоб мне давали в день хоть кружку молока. Мне эта работа очень нравилась, хотя приходилось вставать в 6 часов утра.
Долго Украина залечивала раны войны. Помню, как Ваня Лопутько уже в 9-м классе, придя в школу, с гордостью заявил, что они из землянки переселились в квартиру. Значит, 9 лет его семья прожила в землянке. Радость была неописуема. А Гриша Гармаш, мой одноклассник, погиб, идя в школу. Он с друзьями нашёл неразорвавшийся снаряд. Во дворе школы они начали его разряжать. Когда снаряд разорвался, многие получили ранение, а Гришу не могли спасти.
Все эти события всколыхнулись в моей памяти в связи с ситуацией на Украине. Долго жители Донбасса будут залечивать раны, которые нанесли им не внешние враги, а свои же – украинцы. Голод, разруха, постоянные обстрелы городов – всё это напоминает то, что сделали фашисты в Великую Отечественную войну. Даже сейчас при виде передач с Донбасса мое сердце сжимается и душат слёзы. Война травмирует души людей, оставляет отпечаток на всю жизнь. Хочется верить, что те, кто убивает мирных людей, детей, женщин, стариков, будут наказаны.
Фото из Интернета.
