Север нельзя не любить за несказанную красоту озер и таежных дебрей, за чистоту рек с красноватой водой (многие берут свое начало из рыжих болот), за обилие ягод и грибов в урманах, за непугливых «косачей» и тетерок, которые запросто могут разглядывать вас, сидя на самой низкой ветке березы или сосны, а потом – фрр – медленно и тяжело поднявшись, улететь по своим важным лесным делам…
Север можно и ненавидеть за страх перед бесконечным – на сотни километров – зимником, за апрельскую неожиданную стужу, за гиблые болотистые равнины с чавкающей жижей под сапогами… А еще Север нельзя забыть! Ведь это твоя молодость, твоя жизнь, твой новый адрес – Тайга. Просто Тайга. И столько там всего интересного происходило, что хочется и плакать, и смеяться одновременно. И вспоминать…
Серая папаха
Наряжаться девушкам в тайге было особенно некуда, разве что вечером в столовую, где после ужина собирался весь вахтовый поселок «Кедровая» посмотреть телевизор, поговорить о прошедшем дне, послушать новости, которые обязательно расскажет радист Толик, узнающий их самым первым в поселке. А девчонкам так хотелось нарядиться в красивое платье или модные брючки и пройтись эдакими принцессами под восхищенные взгляды молодых и смелых монтажников, веселых строителей и сварщиков и вечно чумазых механизаторов. Но, увы! По песку (а на этой стройке кругом был песок) на шпильках не пройти, разве что зимой, когда все замерзнет, но только кто же зимой ходит на шпильках? Девчата грустили… Только все равно, наперекор природным обстоятельствам, старались быть красивыми. И некоторым это удавалось.
Представьте себе на миг, что вы находитесь в далеком «таежно-медвежьем углу», вам лет 20–25, на дворе конец мая и все кругом цветет, поет и благоухает. На солнце уже хорошо припекает, и лишь в тени у вагончиков можно увидеть «старый» снег – сероватый, спрессованный и доживающий последние денечки – скоро короткое, но все же лето!
Сидят в обеденный перерыв девчата-маляры на плохо струганной лавочке и раскачиваются – лавочка та и не лавочка вовсе, а так – доска на двух пеньках. Девчонки-хохотушки слушают старые анекдоты дядьки Ваньки из Белоруссии – мужику скучно, вот он и молодежь развлекает, и сам заодно получает порцию юного задора. Малярши хохочут так, что просто падают с лавочки в нагретый майским солнышком чистый, почти что белый песок, а дядька не унимается – у него в запасе столько анекдотов! И тут «на сцене» появляется жена радиста Толика – Светлана. Девчонки на миг замирают, открыв рты… 
Светка медленно дефилирует мимо компании, в их сторону и не глядит, гордо так шагает, утопая по щиколотку в песке… И вдруг поселок просто взорвался – такого смеха дядькины анекдоты вызвать не могли, тем более что уже и сам белорусский строитель хохотал, схватившись за живот.
Отступая, скажу, что семья радиста недавно приехала из отпуска, который они провели на «Большой земле», в Краснодарском крае у родителей, привезли и обновки – Светка основательно пополнила свой гардероб, особенно зимними вещами: дефицитными в то время сапогами на меху, мохеровыми шапками, шалями, теплыми (на цигейке) пальто и куртками… Но до зимы-то еще далеко, она ведь только-только закончилась, а похвастаться нарядами жене радиста очень хотелось.
Молодая женщина и вырядилась во все новое, шикарное. На Светке были зимние зеленые сапоги с меховой оторочкой на высоких каблуках, теплое красное пальто волочилось по песку и было расстегнуто, но расстегнула Светлана свое «комиссарское» пальто не столько из-за жары (градусник на вахтовой столовой показывал хорошо за +20), а скорее всего, чтобы все увидели ее новенький мохеровый костюм сиреневого цвета. Апофеозом этого наряда была каракулевая папаха, чуть косо сидевшая на Светкиной забубенной голове… Все бы ничего, но вот папаху-то и не смогли вынести малярши-хохотушки вместе с дядькой Иваном – попадали со смеху с лавочки.
Конечно, Светка жутко обиделась. Она так старалась, так наряжалась, а эти некультурные малярши, ничего не смыслящие в красоте и моде, подняли на смех ее наряды. Но девчонки смеялись не со зла, просто были они очень молоды, смешливы и бесконечно счастливы и рады тому, что наступила наконец весна, что скоро отпуск и поедут они к своим мамам на «Большую землю», что дурацкие дядькины анекдоты такие смешные, и что у Светки теперь есть большая серая папаха.
Охотники и птицы
У каждого уважающего себя вахтовика на «Кедровой» было ружье. Днем идут парни на работу – строить НПС (нефтеперекачивающую станцию), а вечером – в тайгу или на озеро с ружьецом пострелять куропаток, тетеревов или уток. Скажу по секрету – даже девчонки умели стрелять… Но ребята не только охотились на дичь, которую потом всем поселком готовили в больших столовских кастрюлях, часто бывало так, что птиц приходилось спасать. И тут уж ни о каком ужине никто не думал.
У нефтепроводов скапливалось огромное количество древесины. Выкорчеванные сосны и другие деревья никто не вывозил – так и гнили они по обе стороны «трубы», да и небольшие нефтяные разливы, эдакие черные лужи, в те времена редко засыпались песком или землей… 
В этих обманных лужах отражались небо и солнце, и очень часто птицы, особенно дикие утки, попадали в эту ловушку. А уж если села утка на нефтяное пятно, считай, погибла. Вот и ходили парни и девчата по весне к «трубе», выискивали такие пятна (нефть потом в этих местах засыпали песком) и доставали оттуда полуживых уток и селезней, которые бились из последних сил. Приносили пострадавших в поселок и отмывали от человеческой безалаберности, ставили заграждения, чтобы птицы не улетали раньше времени. Уток обильно кормили до тех пор, по их перья не обретали живой блестящий вид и не появлялся на них своеобразный жирок – свидетельство того, что птичка уже избавилась от загрязнения. Тогда сетку заграждений сбрасывали и… Прощайте, уточки! Летите! Выводите птенчиков! Но только не попадайтесь нам осенью, ведь после работы ребята любят побродить с ружьем по тайге.
