А философы пытаются…
Окончание. Начало в №№186, 191, 196.
Игорь ОГНЕВ
Прежде чем говорить об очередной составляющей нашего традиционного культурного ядра, описанного философом Игорем Яковенко, вспомним шестидесятников XX века.
Давай, брат, воспарим…
До конца 90-х годов жила знаковая для этого слоя общества антитеза: хороший Ленин – плохой Сталин. Сегодня не все помнят, в чем суть противопоставления. А дело в том, что когда сама по себе прекрасная коммунистическая идея облекается в плоть, она неминуемо сталкивается со «сволочной действительностью» и превращается в страшную самопародию. Отсюда преклонение перед идеалистами первого призыва, которым посчастливилось быстро умереть, не дожив до извращения великих идеалов. Но поскольку этот гнусный этап неизбежен, носитель подобного сознания стоит на том, что мир в принципе лежит во зле. Он неприемлем по своей природе, а значит, всякие попытки исправить, усовершенствовать мир ни к чему, кроме краха этих усилий и гибели души, человека не приведут. Поэтому от мира нужно отречься.
Это и есть одна из граней следующего элемента культурного ядра – мироотречение. Его адепты отказываются идти во власть, бегут от любого крупного дела. Их жизненный ориентир – недеяние. Носители такого мироощущения в принципе органично не встраиваются в динамичное общество. Они генерируют упаднические настроения, разрушая нормальную социальность. Мироотречение в той или иной мере присуще христианству вообще, но в православии оно существенно сильнее, чем в католицизме, поскольку смыкается с идеей должного, о которой мы уже говорили. Именно поэтому «правильный» средневековый человек живет «здесь», но, не принимая природы вещей, душой устремлен к миру иному. Одним словом, плотское греховно. Сама идея монастыря, статус монаха в русской культуре, идеал нестяжания и другие установки говорят о том, насколько глубоко укоренилась в наших традициях мироотреченная традиция. Здесь мы приходим к истокам познания божественной тайны, присущего только гностикам, здесь лежат сюжеты российской ментальности. Один из них утверждает только божественную природу Иисуса Христа, отвергая Его подлинно человеческое. Это противоречие – важная грань раскола русского сознания. Ведь если ничто человеческое не чуждо, то плотский червь, поселившийся в тебе, начал свою разрушительную работу.
К примеру, в идеологической картине раннего советского общества (30–50-е годы) такие реалии, как отдельная квартира, дача, любые излишества, кроме самых необходимых предметов обихода, носили негативный характер и требовали оправдания. Публицистический жаргон пестрел словечками «вещизм» и «потребительство». Что, помимо конформизма, заставляло людей искренне принимать подобные установки, которые, казалось бы, противоречат нормальной человеческой природе?
Дело в том, что удобный быт свидетельствует о врастании людей в бренный мир, и они не готовятся к концу Света, как того требует эсхатология. Мирское равно мещанскому, а мещанство – самое страшное ругательство в устах российского интеллигента. Погруженность в мир греховна, а «духовность», стремление выпрыгнуть из мира – возвышенна и сакральна. Здесь вспоминается строчка Окуджавы: «Давай, брат, воспарим…». Знаменитая непрактичность шестидесятника, его презрение к деньгам и социальным реалиям формировали тип личности, способной успешно ориентироваться в сфере возвышенных, духовных интересов, но беспомощной в мире реальном. Шестидесятник живет в ощущении того, что если всю жизнь стремиться к чуду, жертвовать собой и совершать подвиги – однажды, неожиданно для тебя, это чудо и произойдет. В подобной системе представлений Сталин плох не тем, что он злодей, но потому, что не умер вовремя, как Свердлов или Бауман. Воплощая должное, последовательный человек обречен пройти весь путь его перерождения в сатанинскую пародию.
Здесь мы сталкиваемся с мощной традицией, четко осознать которую не даёт многовековое табу. Её следы видны в народных сказаниях о творении мира Богом и Дьяволом совместно. Эти мотивы ортодоксального христианства опять же попали в Россию из Византии. Мироотречение и вытекающее отсюда «неучастие во зле» до сих пор питают ожидания конца Света.
Моя точка зрения и неправильная
Любители смотреть телевечера с Владимиром Соловьевым могли заметить, что оппоненты полемизируют весьма странно. Создается впечатление, что они не только не слышат, но просто не слушают друг друга. Более того, пришедшие в студию солидные люди всеми способами стремятся закрепить свою точку зрения и, если потребуется, – подавить, деморализовать, а то и уничтожить оппонента если не физически, то по крайней мере морально. Всем своим поведением они демонстрируют, что есть моя точка зрения и неправильная.
Это сложное явление философы называют расколом культурного сознания, еще одним элементом традиционного ядра. В обществе живут две исключающие друг друга программы воспроизводства социокультурного целого. Если коротко: по любому значимому поводу возникает два полярных мнения, которые даже транслируют на разных языках. На самом деле за этим стоят разные ценности и способы аргументации. В России между их носителями не может быть диалога, а вместо этого, как правило, реализуется совокупность монологов. Но когда каждый говорит – а то и выкрикивает – своё, то слушатели не могут добраться до сути. Ко всему прочему, носители противостоящих позиций чаще всего испытывают друг к другу комплекс чисто манихейских переживаний: в оппоненте каждый видит не себе подобного, а врага. В такой ситуации диалог невозможен.
Широка страна моя родная…
И наконец, последняя характеристика российской цивилизации – её выраженный экстенсивный характер. Ещё возникновение Киевской Руси во многом связано с притоком географической ренты от транзитной торговли по пути из варяг в греки. Экономика Московской Руси уже базируется на производящем хозяйстве. Однако подсечно-огневое земледелие относится к наиболее экстенсивным формам. Поскольку «наши нивы глазом не обшаришь», крестьянин на подсеке три года снимал приличный, по его представлениям, урожай, а потом переходил на новый участок. Дожив до XVIII века, подсека на века стимулировала безграничное расселение хлебопашца. Хотя в наше время подсека сменилась освоением целинных земель, однако суть экстенсивной стратегии не исчезла. Она предполагает изъятие неких ресурсов у природы, у своих людей, а также нелюдей: инородцев, «немцев». Сформировался устойчивый тип крестьянина и страны, поскольку в ней преобладало сельское население. Движение вширь душило носителей интенсивных форм хозяйствования. Экстенсивная ориентация требует бесплатных ресурсов, противостоит рынку. Однако такой уклад не способен оптимизировать труд, снижать потери, достигать оптимального соотношения между качеством товара и затратами.
Экстенсивная доминанта не замыкалась на крестьянстве. Элита восприняла от Монгольской империи устремленность к тому, что за горизонтом. Отсюда расточительность ресурсов, культ «победы любой ценой». Тотально устойчивая имперская традиция, сложившаяся к концу XVII в., стала государственно-политическим выражением экстенсивной стратегии российской цивилизации. Её доминирование объясняет тот факт, что страна, на разных этапах истории присоединяя всё новые и новые территории, до сих пор не способна их освоить так, как это сделали развитые страны Запада. В период своего максимального расширения Россия была почти в 50 раз обширнее своего минимального размера. Если в Западной Европе внутренняя колонизация в основном завершается в XIV в., то её возможности в России не исчерпаны до сих пор. На протяжении всей истории страна отличалась недостаточным развитием городов – этих очагов интенсификации мысли и действия, способных при благоприятном стечении обстоятельств вывести общество на качественно новый уровень.
В начале индустриализации советские лидеры поворачивают страну на путь догоняющего развития. Однако превалируют количественные характеристики: миллионы пудов, тонно-километры перевозок, количество прокатных станов и т. д. В предвоенном пятилетии задачи интенсификации осознавались стратегическими, но планка осталась недосягаемой. Многократно повторялся сценарий “копирование – застой”. Импортировалась современная западная технология, с помощью западных специалистов строили предприятие. Но со временем качество скопированной машины снижалось, в то время как на Западе давно запустили более современную модель. Через три-четыре десятилетия в СССР опять покупали лицензию на её производство, тем самым обрекая страну на вечную игру в догонялки. Если отечественные паровозы, танковые дизели и корпуса танков были на уровне мировых стандартов, то эпоху транзисторов, элементной базы компьютеров, авионики и много того, что сегодня определяет уровень технологического прогресса, экстенсивная стратегия проморгала. И сегодняшние конвульсии не позволяют от неё избавиться.
Завершая обзор элементов культурного ядра, Яковенко отметил, что они переплетаются, взаимодополняют друг друга, и потому система очень устойчива. Добавлю, что всё сказанное – не выдумки автора. Книга содержит перечень более двухсот монографий, авторы которых много лет изучают особенности российской цивилизации. К сожалению, экономисты, ломая головы в поисках методов, способных повернуть страну на интенсивный путь развития, оперируют, как правило, только своими инструментами. Но если россияне еще полвека будут пребывать в коконе традиционных представлений о конце Света, он таки может и случиться…
