Ветеран освоения Тюменского Севера, заслуженный работник нефтяной и газовой промышленности РФ Анатолий Клиндухов посвятил легендарным стройкам века в Югре и на Ямале самые лучшие годы своей жизни…
Кто-то из бойких журналистов окрестил его «Василием Тёркиным северных широт» за острый язык и улыбчивость, за смекалку и умение никогда не унывать в трудных ситуациях. А трудностей за тридцать лет работы в экстремальных северных условиях хватало.
– Помогла флотская закалка, – убежден Анатолий Иванович. – После окончания школы в Викуловском районе я служил на Тихом океане, в морской авиации, где окреп физически и понял, что такое настоящая дружба и взаимовыручка. Кстати, уже потом «на северах», сделал важное для себя открытие: северяне более отзывчивы и сплоченны, нежели люди с «большой земли», потому что их, как флотских ребят в море, окружающая стихия заставляет держаться ближе друг к другу.
Попробуйте-ка оказаться в бескрайней тундре полярной ночью, во время пурги, когда мороз леденит душу, а машина заглохла, и единственный шанс на спасение – твои товарищи, которые, рискуя собственной жизнью, пробьются к тебе сквозь снежную мглу.
Так случилось, что после срочной службы я вернулся в родные края и получил должность секретаря комсомольской организации нашего совхоза. В состав хозяйства входило двадцать три деревни, мотаться приходилось с утра до ночи, но это было хорошей школой. Потом меня перевели в Урай на должность начальника Штаба Всесоюзной ударной комсомольской стройки. Так я оказался в Ханты-Мансийском автономном округе, у самых истоков шаимской нефти. Потом стал первым секретарем Кондинского райкома ВЛКСМ. Район в ту пору представлял собой огромную территорию. Все вокруг бурлило и кипело, недавняя глухомань преображалась на глазах. На всю страну звучали имена знатных лесозаготовителей, добытчиков нефти.
Затем партия отправила меня в Нефтеюганск, где уже заявила о себе во весь голос усть-балыкская нефть. Удачей считаю то, что попал в команду генерального директора «Юганскнефтегаза», легендарного Романа Кузоваткина. В 1976 году я стал его заместителем по быту и тащил этот воз целый десяток лет.
Особая строка в биографии – Губкинский. В те годы – всего лишь маленькая точка на карте в 15 километрах от станции Пурпе. Здесь стояло три вахтовых комплекса конструкции «Ока», рассчитанных на 16 человек каждый. Но вместо 16 жило по 50. Без предупреждения туда не ездили. Сначала необходимо было удостовериться, что там освободилось хоть какое-то место, иначе – или ночуй под дверью, или спи с кем-нибудь в одной кровати. Кстати, кровати везли из Юганска, а матрацы – из Радужного.
Суровость ямальского климата не поддается никаким описаниям. Врезалась в память зима, которая выдалась с 1986-го на 1987 год. Ртутный столбик термометра несколько дней подряд держался на отметке минус 620С. Иногда он поднимался до минус 500С, а уж минус 35-400С вообще считалось «ташкентом». «Режим пионерного освоения» диктовал первопроходцам свои условия. Работали как в войну – сначала станки ставили, потом цеха собирали. Когда вводили котельную, наши специалисты работали под открытым небом. Удивительно, но, как и на войне, народ практически не простужался.
Представьте, целый год наш Пурпе-2, как тогда называли будущий Губкинский, существовал без медицинских работников. Но про людей мы не забывали. Например, на одной из планерок было сказано о том, что водители-вахтовики, которые обслуживали Тарасовское месторождение, жалуются: «Нечем заняться на досуге». Тут же на трассу были отправлены цветной телевизор и 20 пар лыж, которые мне удалось раздобыть. На первый взгляд – мелочь, но таких мелочей было множество, а вместе они создавали особую душевную атмосферу.
Губкинский и меня, и многих моих соратников испытывал на прочность. И «достроил» меня как состоявшуюся личность. В этом городе по сей день живут и работают мои дети, родились и выросли мои внуки. Нередко журналисты спрашивают: нет ли у меня сожалений по поводу лет, потраченных на освоение необжитых мест? Отвечаю: сожалений нет, а есть чувство гордости за свою причастность к большому, важному для всей нашей страны, делу.
Находясь на заслуженном отдыхе, Анатолий Иванович не теряет времени зря. Он любит перечитывать любимые книги из своей домашней библиотеки, насчитывающей свыше 10 тысяч экземпляров. А еще много лет увлекается ремонтом швейных машин: «оживил» больше 100 из них – от старинного «Зингера» до современных моделей.
– Вы счастливый человек? – спрашиваю я.
– И счастливый, и везучий! – уверяет Анатолий Иванович. – Не замерз в тундре, не утонул, провалившись под лед, не угодил под колеса бульдозера. Расскажу только о последнем случае, а вы уж сами решайте, насколько я везунчик. Несколько лет назад мне делали операцию. Уложили на операционный стол. За минуту до того, как начал действовать наркоз, я обратил внимание на мощный круглый светильник со множеством ламп над собой. Спрашиваю у хирурга: «Не упадет?». «Не упадет!» – заверил хирург. А когда я вышел из наркоза, медсестра шепотом сообщила мне о том, что, едва меня переложили с операционного стола на каталку, эта самая штуковина с грохотом рухнула…
