Пробовали мы подсчитать: сколько времени Флюр Хурматов провел на колесах? Получилось – ровно полжизни. Не каждому удается выдержать такой срок, по окончании которого почему-то не выставляют оценку.
Раньше было принято произносить добрые слова о хороших людях только после их ухода в мир иной. При жизни ругают, после смерти – хвалят. Парадокс! Флюр не был ни поэтом, ни артистом, ни политиком. Он за баранкой жизнь провел, жизнь скромную, незаметную, я бы даже сказал, прозаическую. Помню, когда его хоронили, за гробом не двигалась череда авто, как это обычно бывает. Ползла себе потихонечку только его старенькая «пэпэушка». За рулем сидел уже другой человек, бережно управляя неуклюжей машиной, которая, мне говорили, понимала бывшего хозяина с полуслова. Вот так, машина, обычная железяка, а человека ПОНИМАЛА! Вот, оказывается, из чего состоит любовь – из взаимопонимания!
Сам-то я почему не написал о Хурматове при жизни? Увы, о нем-то я как раз и начертал огромный очерк, но занять место на полосе ему так и не довелось. Редактор отмахнулся. В 90-е годы не полагалось воспевать героику честного труда. Не до нее было, когда «паны дерутся». Но помянуть хорошего человека никогда не поздно.
Есть в нефтегазодобывающем производстве особая техника, которую механизаторы ласково называют «пэпэушкой». Это паропередвижная установка (ППУ). На Севере с его суровыми природными условиями без нее, как без рук, ведь она несет тепло на самые отдаленные участки промыслов, спасая своим «дыханием» от замерзания трубопроводы, скважины и нефтяное оборудование. Флюр Хурматов управлял ППУ более 30 лет. Боже мой, чего только не пришлось ему испытать за эти годы! Я ведь все месторождения на Шаиме едва ли не пешком обошел с блокнотом, так что не понаслышке знаю, что творилось «на переднем крае борьбы за нефть» (чудовищный газетный штамп тех времен) лет этак 15-20 назад. С Флюром мы были хорошими друзьями. По душе мне была его простота и его уникальная, тонкая мужицкая философия. Говоря о рабочих буднях, он никогда не использовал местоимение «Я». Он всегда говорил «Мы», тем самым объединяя себя в одно целое со своим теплоносителем – ППУ. В мороз и лютую стужу, когда от зашкалившей температуры воздуха не выдерживает даже железо, независимо от времени суток, по первому же сигналу Флюр выезжал на аварийный объект, как машина скорой помощи, как мессия.
Однажды на Тетеревском месторождении, не устояв перед напором холода, лопнул чрезвычайно важный в технологическом процессе добычи нефти коллектор. Сразу, словно по велению злых сил, замерзла жизнь на Тетеревке, перестал биться пульс выкидных линий и нефтепроводов. Не сведущему читателю представить такую ситуацию, наверное, сложно, а уж промысловики-то и их вспомогательные службы, как говорится, с таким авралом привыкли обращаться на «ты». Мороз безобразничает, а по шее от начальства получают они – так заведено.
Ночь еще не отступила, сизая дымка застыла в воздухе, подмяв под себя пространство. Флюр за баранкой, рядом на сиденьи дремлет напарник – совсем мальчишка. Чего ему? В кабине-то тепло, вот и снятся, должно быть, солнечные пляжи и все такое…Честно говоря, я прожил в этой жизни до неприличия энное количество лет, но так и не довелось встретить водителя, который мог бы управлять машиной, лобовое стекло которой занавешено одеялом морозного тумана, уверенно и спокойно. Впрочем, нет, один такой все же попался под корреспондентское перо – Флюр Хурматов. Он крутил баранку, интуитивно ориентируясь на присыпанной хрустким снегом дороге, и смутные мысли одолевали его: да сколько же можно жить и работать вот так, в авральном режиме? Другие люди сейчас, может, десятые сны досматривают, а ты трясешься в кабине средь ночи, едешь к черту на кулички, не зная еще, что тебя ждет впереди? «Эй, Поляков! Хватит дрыхнуть! Подъем! – по-армейски скомандовал Флюр напарнику. – Давай анекдоты травить, а то тоска напала, спасу нет».
Как уже было упомянуто, я рассказываю о человеке, которого знал много лет. Да вот беда: давно поймал себя на мысли – чем больше знаешь о своем герое, тем труднее давать ему какие-то характеристики, поскольку все в его жизни органично переплелось и осело в твоем сознании настолько основательно, настолько естественно, что выделить какие-либо моменты, обозначить особенные качества, представляется делом весьма непростым. Сколько раз пытался заглянуть в душу (профессия у нас такая), и всякий раз обнаруживал, что Флюр весь снаружи, открыт, распахнут перед окружающими и в мыслях чист, и в поступках прозрачен. Спрашиваю: расскажи, дескать, о чем думаешь, когда в долгой дороге с ухабинами крутишь баранку? «О разном, – говорит. – Часто механика нашего, Виктора Замыслова, добрым словом вспоминаю. Хороший мужик, старательный. Не будь его, давно бы «пэпэушки» на приколе стояли, как телки в стайке. Они ведь не по асфальту ходят. Мы каждое утро любим чайком побаловаться, а они каждое утро ремонта требуют. Каждый своего заслужил. Чай есть, а запчастей нет. Их, кроме Виктора, никто не найдет. Я, когда в76-м пришел во второе управление технологического транспорта, материально-техническая база там была по состоянию гулькину носу подобная. Машины на ночь не глушили, потому что из-за нехватки гаражей и боксов они находились под открытым небом. А ты сейчас посмотри (это он мне), – современное, стремительно развивающееся предприятие. Наш начальник (тогда им был действительно замечательный человек Леонид Коваленко), затеял строительство новых производственных мощностей. А это значит, что УТТ-2 крепко стоит на своих колесах. А вместе с ним уверенно чувствуем себя и мы, простые работяги».
Последнее слово Флюр произнес, мне показалось, с каким-то особенным ударением, будто хотел подчеркнуть обыденность или даже некую обиду за недооценку значимости своей профессии. Я понял, какие чувства он испытывал в этот момент, чувства, которые ни один из автотранспортников никогда не выразит вслух. 30 лет безупречной работы – и ни одной награды! Мастера по добыче нефти, геологи, бурильщики места не могут найти на груди для орденов и медалей, а ШОФЕРУ остается только развозить их по домам после банкета и слушать от жены извечное: «Был шоферюгой несчастным. Им и останешься». Правда, часто после этих обидных слов они припадают к вечно пахнущим бензином рукам своего невинного бедолаги, «который всю жизнь испортил и который…», и шепчут: «Хорошо, что ты у меня есть, водилушка ты мой окаянный!».
Надо полагать, что летом «пэпэушки» отдыхают, однако они предназначены не только для отогрева промысловых коммуникаций, но и для промывки скважин круглый год, так что какой уж там отдых! ППУ и сегодня можно увидеть на Толумском, Западном, Тетеревском и Усть-Тетеревском месторождениях. Жаль, очень жаль, что нет среди них установки, за баранкой которой сидел бы мой друг Флюр Хурматов. На вопрос: давай, наконец, о себе что-нибудь расскажи, он бы ответил: «А что я, у меня вся жизнь – колесо. Вот и весь сказ».
