Немногие из современной молодежи знают, что такое война, а тем более – блокада Ленинграда. Конечно, кто-то поверхностно ответит, если вычитал кое-что об этом в книжках и увидел на экране телевизора или в кино.
А мне хочется рассказать о том, что я видел не в осажденном фашистами Ленинграде, а в нашем, находящемся за тысячи километров от него.
Шел 1941-й год. Осень. В наш небольшой, в то время провинциальный, городок стали поступать железнодорожные поезда с эвакуированными жителями Ленинграда. Везли их в товарных вагонах, наскоро оборудованных под временное жилье. Пассажиры были исхудавшими и обовшивевшими. Железнодорожная баня на станции Тюмень работала круглые сутки. Все прибывшие проходили в ней санобработку, а их одежда, кишевшая плотоядными паразитами, попадала в камеры прожарки. После процедур всех вновь прибывших расселяли по квартирам в частный сектор.
Мы – мама, старшая сестра Таня и я, шестилетний мальчишка, – жили в небольшом доме по улице 4-я Крестьянская, 33. Имели свой огород и держали корову. К нам и подселили двух эвакуированных – шестидесятилетнюю Сару Тимофеевну Коган и ее двадцатипятилетнего сына Сергея Яковлевича. Не знаю, были ли они родственниками известных музыкантов или просто однофамильцы. Сергей об этом мне не рассказывал, да и я бы все равно не понял. А вот семья Альперовичей, заселенная в большой дом наших соседей Вальковских, была явно музыкальная. Все соседи, принимавшие участие в приемке переселенцев, удивлялись: «Как могли эти изможденные люди привезти из окруженного врагом Ленинграда пианино?». Но в доме деда Василия и бабы Ефросиньи четыре года звучала музыка. Нам, детишкам, она первое время не нравилась, однако постепенно мы привыкли к грубоватому исполнению Софьей Альперович произведений Шуберта или Баха.
Зиму пережили. Дрова для печек подвозили с Лесобазы, а все жители Крестьянских мест старались добавлять к привезенному сырью сухостои тальника и ивняка, растущих в то время вокруг поселка. Эвакуированные питались так же, как и местные жители, по карточкам. Основной поддержкой, кроме 300 граммов хлеба, были овощи, выращенные на огороде. В те тяжелые военные годы горисполком постановил превратить все улицы Крестьянских мест в подсобное хозяйство, то есть все вскапывать, оставляя узкую полоску для пешеходов, канаву для стока воды в половодье и дорогу на ширину проезда автомобиля (ЗИС-5, ЗИС-1,5).
На уличных огородах было многолюдно и оживленно, особенно осенью, когда взрослые и дети собирали урожай. А он был богатый: картофель, свекла, редис, капуста, редька, морковь. Беспредельно радовала тыква, плоды которой достигали сорока килограммов. Такие увесистые шары мы закатывали во дворы, стараясь помочь взрослым. Воду брали из колодца, выкопанного еще в дореволюционное время. Она в нем никогда не убывала.
В большой дружбе с эвакуированными, деля вместе счастье и несчастье, прожили мы до 1945 года. В 1944 году я и мои ровесники, в том числе Света Альперович, поступили в первый класс школы-десятилетки номер 5. Провожая нас в школу, мама Светы, Софья Олеговна, напутствовала:
– Учитесь прилежно. У вас, дети, начинается дорога в мир знаний. И желательно, чтобы вы прошли эту дорогу достойно, с пользой для себя и общества. Скоро закончится война, и жить нам будет намного легче и свободнее. Учитесь музыке.
Правда, к музыке никто из сибиряков нашего возраста не питал желания приобщиться. В 1945 году вернулся с кровавой бойни раненный в ногу отец Светы, старший лейтенант Артур Иосифович Альперович, и увез свое семейство в родной город, снявший кольцо блокады.
Один или два раза мы получали от Альперовичей благодарные письма. Потом адреса потерялись. Но мы знаем, что жизнь у них сложилась замечательно. Наши же квартиранты Коганы (мать с сыном), остались здесь, в Тюмени. Сара Тимофеевна скончалась после тяжелой болезни, похоронена на Текутьевском кладбище. Могилка ее после перестроек потеряна, а Сергей женился на тюменке и несколько лет проработал кондуктором на железной дороге. Следы его со временем потерялись. В канун семидесятилетия освобождения от блокады Северной столицы мне вспомнились детские годы, проведенные рядом с эвакуированными ленинградцами – людьми вежливыми, культурными и добрыми.
Ко всему рассказанному могу добавить: когда ленинградцы покидали гостеприимную сибирскую землю, горожане провожали их как самых близких людей с духовым оркестром и со слезами на глазах.
