Продолжаем читать книгу А.Л. Вычугжанина «Церковь. Деньги. Кредит». В России, пишет автор, первое ссудо-сберегательное товарищество в 1865 г. создал С.Ф. Лугинин, помещик Костромской губернии, после того как будучи в Германии познакомился с деятельностью этих заведений. Вычугжанин отыскал очерк Лугинина, в котором описана жизнь села: «Бедное земледелие, малое развитие ремесел и торговли, полное отсутствие отхожих промыслов… Нравственное развитие крестьян стоит на довольно низкой ступени… Пьянство кажется мне более распространенным здесь, нежели где-либо».
В конце 1870 г. на втором съезде сельских хозяев о народном кредите сделали доклад А.В. Яковлев и князь А.И. Васильчиков, которых назвали «экономическими евангелистами», а Лугинина – «экономическим Кириллом и Мефодием». Яковлев и Васильчиков вошли в комиссию, подготовившую программу развития мелкого кредита, а также устав. Они издали книгу «Мелкий земельный кредит в России» и разослали ее во все земские управы. Огромную роль сыграл чиновник особых поручений Минфина и крупный христианский деятель В.Н. Хитрово. Его квартира на Мойке на долгие годы стала «методическим центром» для всех кооператоров.
Подводя первые итоги, Хитрово писал: «Вполне согласен, что ссудно-сберегательные товарищества золотого века не создадут, что нужно сделать еще весьма и весьма многое, но… не будь товарищества, не скопилось бы у 30 тыс. членов их полмиллиона собственного капитала, не получили бы эти члены 1,5 млн в ссуды». «Тобольские губернские ведомости» в 1893 г. писали: «В Тюкалинском округе, весьма значительном по народонаселению (155338 чел.), не существует ни одного ссудного учреждения… Благодаря этому наш бедный люд до сего времени вынужден был искать мнимой помощи у своих же доморощенных благодетелей… И если на одну десятину давалось 8 пудов, а при среднем урожае получалось 60 пудов, то кредитор на свои 8 пудов получал чистой прибыли 22 пуда, или на 1 р. – 22 р. То есть такие проценты, до которых не додумается самый завзятый ростовщик.
За последнее время на борьбу с упомянутой кабалой выступил местный священник В. Стоя во главе церковного попечительства, имеющего в своем распоряжении до 1000 пудов хлеба, отец В. охотно производит из этого запаса нуждающимся выдачу ссуд за самый незначительный процент». По расчетам Яковлева, народ ежегодно платил ростовщикам до 200 млн руб. – по тем временам огромные деньги!
В 1895 г., при самом деятельном участии князя А.Г. Щербатова, главы Московского общества сельского хозяйства, принимается новый устав и закон об учреждениях мелкого кредита. Тем не менее исследователи писали, что в конце ХIХ века кооператоры «встречали к себе только отрицательное отношение», да и ситуация с крестьянскими кассами и банками представляла собой «слишком печальную картину». Причину видели «в отсутствии руководительства и надзора». В 1902 г. по инициативе министра финансов С.Ю. Витте создается Особое совещание, которое в центр своего внимания поставило развитие кредитной кооперации. Через два года принимается более совершенный закон о развитии мелкого кредита, по поводу которого премьер Столыпин сказал: «Это важное – быть может, самое важное теперь для сельской России дело: следом за землеустройством… финансировать народный труд, привлечь к земле деньги».
По новому закону в составе Госбанка учреждалось Управление по делам мелкого кредита во главе с Л.С. Биркиным. Он, как и В.Н. Коковцев, министр финансов в правительстве Столыпина, был выпускником Царскосельского лицея, девиз которого гласил: «Для общей пользы». Оба государственных деятеля придали новое ускорение развитию кредитной кооперации. В апреле 1908 г. в Политехническом музее Москвы прошел первый Всероссийский съезд кооператоров всех видов. Более 800 делегатов представляли 118 кредитных и 45 ссудо-сберегательных товариществ России.
Мощным стимулом стало принятие в 1910 г. Закона «О выдаче ссуд в основные капиталы учреждениям мелкого кредита из сумм Государственных сберегательных касс и о разрешении обращать на нужды сего кредита некоторые крестьянские общественные капиталы», внесенного П. Столыпиным и В. Коковцевым.
В 1910 г. в Варшаве открывается Банк кооперативных товариществ, а в 1912 г. – Московский народный банк, оба – не зависимые от государства. Сибири и Уралу принадлежало 15,6% акций последнего. Среди купивших акции Московского народного банка были и священники. Важным пополнением оборотных средств банка были «копеечные вклады», которые ежемесячно прирастали на 60 тыс. руб.
Финансовая поддержка мелкого кредита государством к 1914 г. достигла огромных размеров: почти 259 млн руб. Кредитная кооперация в 1916 г. насчитывала 10 млн хозяйств. Считая, что на одно хозяйство (семью) приходилось в среднем шесть душ, получим, что кредитная кооперация объединила 69 млн человек, целую треть населения России. По темпам роста кредитных кооперативов Россия вышла на одно из первых мест в мире. О доверии населения говорит тот факт, что с 1906-го по 1916-й годы доля их вкладов в балансе кооперативов колебалась около 60%. Сегодня этот опыт прочно забыт: кредитные кооперативы клянчат деньги из бюджетов регионов, а их дефицит только за прошлый год удвоился.
Еще в XVI веке «церковь имела интересный опыт оказания материальной помощи прихожанам… и мир называл церковную казну «всемирской коробкой». Правда, были случаи, когда ростовщичеством занимались монастыри. Эту практику запрещал Иван Грозный, но куда как больше иных фактов.
В конце XIX века духовному сословию запрещалось участвовать в ссудо-сберегательных товариществах, но в 70-х годах «половина товариществ обязана своим появлением духовенству». Нередко их оборотные средства пополняли капиталы местных приходов. Князь Щербатов писал: «В то время, когда врачи, учителя, агрономы и другие земские служащие после нескольких лет требовали себе отдыха… сельское духовенство безропотно и безотказно в течение десятков лет посвящало службе своему приходу… жило с хлеба на соль, весьма часто – в крайней нужде».
В октябре 1906 г. Коковцев в обстоятельном и крайне уважительном письме попросил Священный синод пересмотреть своё постановление от 30 марта 1877 г., запрещающее «духовным вступать в члены правлений кредитных товариществ». Министр мотивировал свою просьбу, в частности, тем, что «учреждения мелкого кредита часто затрудняются в приискании людей, хотя бы только достаточно грамотных», что «пользуясь сильным нравственным авторитетом, духовенство могло бы оказать весьма благотворное влияние на самый ход дел…». А когда Священный синод отказал, Коковцев обратился вторично, добился своего, но и на этом не успокоился, написал письма во все епархии с просьбой содействовать работе кредитных кооперативов на селе».
Вычугжанин прямо не комментирует переписку Коковцева с синодом, однако сама ситуация говорит о том, что государственные деятели начала ХХ века оказались куда как прозорливее руководства церкви, которая на протяжении веков была под пятой государства, а за годы советской власти и вовсе отказалась от собственного голоса в мирских делах своей паствы.
В книге масса свидетельств того, как священники выступали в роли страстных и талантливых публицистов этого дела. Например, священник Ф. Алферов из Воронежской губернии в 1913 г. на Всероссийском кооперативном съезде в Киеве сделал доклад «О кооперативных мельницах». Доклад вызвал столь широкий резонанс, что, например, в Кургане Союз Сибирских маслодельных артелей издал его отдельной брошюрой-приложением к «Народной газете». В итоге через год в восьми уездах Тобольской губернии построили более 15 тысяч мельниц, в основном – кооператоры. Я сделал еще один вывод из этого сюжета. В начале ХХ века связь двух ветвей кооперации – кредитной и промысловой (потребительской) – была куда прочнее, нежели сегодня. А потому, питая друг друга, они породили мощнейшее движение, служившее дрожжами экономики страны, изгоняющее бедность из сел в далекой глубинке.
Я согласен с мнением тюменского общественного деятеля Григория Голощапова о том, что кооперация могла стать основой НЭПа. Подумайте: перед войной только Союз Сибирских маслодельных артелей экспортировал столько масла, сколько стоило добытое золото всей России, а в годы войны Союзы кооператоров были монопольным поставщиком продовольствия армии! Однако кооперация разошлась со сталинской моделью коллективизации. Чаянова, теоретика мирового уровня, расстреляли в 1937 г., а последние ростки промышленной кооперации тщательно выкорчевывали еще в конце 40-х годов. Что уж тут говорить о роли церкви… До сих пор не можем очухаться и сполна воспользоваться своим же наследием, о котором замечательно написал Александр Вычугжанин.
P.S. В прошлый раз я написал, будто первые кооперативы в Германии появились в XX в., а не веком раньше, как было на самом деле. Приношу извинения А.Л. Вычугжинину и читателям.
