Продолжение. Начало в №33 от 25 февраля 2014 г.
В феврале 1952 года в тресте появился наконец первый легковой автомобиль. В письме начальнику Госавтоинспекции УМГБ г. Тюмени, подписанном заместителем управляющего трестом А. Терентьевым по этому поводу, еле сдерживаемое ликование.
«Трест «Тюменьстрой» имеет зарегистрированный в Госавтоинспекции легковой автомобиль М-1, переданный тресту облисполкомом, госномер ЕЕ 22-38. Для утверждения и регистрации в штате треста должности шофёра легковой автомашины Министерство жилищно-гражданского строительства РСФСР просит представить справку о наличии в тресте автомобиля».
В 1952 году одним из основных объектов треста стало здание Главпочтамта. Об этом свидетельствует приказ №21 от 31 октября 1952 года.
«В связи с укладкой бутобетонного фундамента Тюменского главпочтамта приказываю: прорабу тов. Чернопазову организовать двухсменную работу в субботу и воскресенье 1 и 2 ноября 1952 года с оплатой за сверхурочное время за эти дни в полном размере. С условием окончания всех работ в объёме 110-125 кубометров.
Управляющий трестом Г. Кожевников».
Листаешь страницу за страницей... На пожелтевшей бумаге – хорошо сохранившиеся подписи руководителей. Кажется, что документы подписаны только вчера. Горькая философия жизни – подписи сохранились, а людей давно нет. За цифрами и фактами, отчётами и письмами стоят рабочие будни тяжелейших послевоенных лет, и видится огромное желание руководителей вывести трест «в люди». Желание, несомненно, было, но оно часто разбивалось об элементарную нехватку знаний либо неумение организовать работу. Что неудивительно, ведь опытные организаторы и грамотные специалисты в большинстве своём остались на полях сражений. А те, кто вернулся, с трудом вживались в заботы мирного времени. Ветераны вспоминают, что один из руководителей треста просто сбежал, оставив на столе заявление об уходе.
Ситуация в «Тюменьоблстрое» изменилась коренным образом, когда его управляющим назначили Николая Степановича Мерзлякова.
С первого взгляда
Николай Степанович родился на севере Томской области на хуторе Весёлом. Это поселение возникло, по преданию, ещё во времена Екатерины II, когда создавалась развитая система укрепления границ Сибири. Несмотря на название, хутор Весёлый был настоящей тьмутараканью – ни больницы, ни сельсовета… Даже паспортов у людей не было. Их стали выдавать, когда молодежь начала уезжать в город.
Николая забрал из глубинки и перевёз в Томск старший брат Пётр, он же устроил его в столярную мастерскую. Юноша быстро освоил эту профессию и позднее всю «столярку» для дома делал собственными руками. При этом любому его изделию, по словам родных, можно было присвоить «знак качества».
Потом была партийная школа. «Все говорили, что он руководитель от Бога, хороший организатор и творческий человек», – вспоминает дочь Николая Степановича, Ольга Николаевна. – В то же время отец был командным человеком, его кумиром до последних дней оставался Сталин, и от коммунистической партии он никогда не открещивался. «КПСС дала мне образование, сделала человеком. Мне не за что просить у людей прощения, потому что я честно выполнял свой долг, работал на благо Родины и с уважением относился к людям», – говорил он, когда заходил разговор (а то и спор) по поводу КПСС. – В то же время он всегда уважал чужую точку зрения, – продолжает Ольга Николаевна, – старался понять аргументы собеседника и не давил на него своим авторитетом. Когда я принимала то или иное решение, отец не навязывал мне свое мнение, просто спрашивал: «Ты хорошо подумала? Всё взвесила?». А потом помогал осуществить задуманное. Он с детства учил меня работать так, чтоб от моего отношения к своим обязанностям никогда не страдали люди. Это было тем более важно, что впоследствии я стала врачом-офтальмологом. Я всегда ценила советы отца».
Многое рассказала о Николае Степановиче его жена, верный друг и соратник Людмила Алексеевна Мерзлякова. Будучи известным и признанным врачом-гинекологом, она много лет заведовала отделением в одной из тюменских больниц, могла сделать отличную карьеру, но всякий раз отказывалась от неё, следуя за мужем всюду, куда направляла его партия.
Они познакомились в поезде, когда Людмила после окончания Казанского медицинского института ехала по распределению в Тюменскую область. Сопровождал девушку её дед, единственный оставшийся в живых родственник. Они ехали в плацкартном вагоне, места – на боковых полках. Всю ночь мимо ходили люди, так что внучка с дедушкой почти не спали и утром выглядели неважно. Это отметили, проснувшись, их попутчики, которые занимали две нижние полки напротив. Позднее выяснилось, что один из них был заведующим отделом, другой (Николай Мерзляков) – инструктором Новосибирского обкома КПСС. Прежде всего молодые люди предложили дедушке и внучке перебраться на их места и поспать, хотя бы днём. Завязалось знакомство. Тот, что старше по званию и возрасту, расспрашивал Людмилу о планах, давал правильные советы и всё пытался познакомить её со своим товарищем. Но тот смущался и больше молчал, даже адрес у Людмилы попросил для него его друг. А после были письма... Каждый день в северный Вагай, куда направили из Тюмени Людмилу, приходило письмо, а в нём – чуть ли не объяснение в любви. Люди приносили из райздрава письма в больницу и, понимая, что приходят они не просто так, очень боялись, что единственного на всю округу врача – терапевта, окулиста, хирурга, гинеколога, педиатра и стоматолога в одном лице, могут у них забрать. Однако судьба Николая и Людмилы решилась на небесах, похоже, в первый же день их знакомства. Однажды ей предложили поехать на специализацию. И куда бы вы думали? В Новосибирск! Специализация закончилась свадьбой.
Прошло два года. У Мерзляковых родилась дочь. Однажды, а шёл 1949 год, Николая Степановича пригласили в Москву. Вернувшись домой, он не сразу сообщил жене, зачем его вызывали в столицу, и только, когда она заговорила о своих планах, связанных с работой в Новосибирске, сказал: «Люда, понимаешь, мы в Салехард едем. Меня назначили первым секретарём Салехардского горкома КПСС, – и добавил тихо, но внятно: – Обсуждению не подлежит». Через три года – новое назначение, на сей раз первым секретарём Тобольского горкома. Здесь они прожили четыре счастливых года, которые запомнились Людмиле Алексеевне тем, что оба очень много работали. В Тобольске тогда строили фанерокомбинат и успешно выращивали лён-долгунец.
В 60-е годы посевы этой культуры на юге области занимали до 30 тыс. гектаров, а качество тобольского льна отмечали даже на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве. «За эти успехи, – вспоминает Людмила Мерзлякова, – Николай Степанович «выбил» для одного из передовых бригадиров льноводческой бригады легковой автомобиль и очень радовался этому. А вот у нас машины не было, и появилась она много лет спустя. Он никогда не просил за себя». 
В 1956 году Николай Степанович уехал учиться в Свердловск, где окончил одновременно Высшую партийную школу и заочно – финансовый институт. Ему прочили должность первого секретаря горкома в Тюмени. Всё, казалось бы, шло по плану, в 1961 году семья перебралась в областной центр, и вдруг Николай Степанович заболел – острая сердечная недостаточность. После выписки из больницы ему, по словам жены, дали немного отдохнуть, назначив на должность директора лесотехнического техникума. Но через год его вызвал к себе первый секретарь промышленного обкома КПСС Тюменской области Александр Протозанов, посмотрел строго и сказал: «Хватит отдыхать, пойдешь работать управляющим трестом «Тюменьоблстрой». В апреле 1962 года Николай Мерзляков приступил к своим обязанностям.
Энергия человека
Вот как вспоминает первую встречу с Николаем Степановичем заслуженный строитель РФ Владимир Петрович Курамин, работавший в то время начальником производственного отдела строительно-монтажного управления №23 (г. Тобольск).
«...С первых слов я почувствовал энергию человека, умеющего доказывать, убеждать, выколачивать необходимые решения, средства, ресурсы, штатные единицы».
Тепло говорит о Николае Степановиче и заслуженный строитель РФ Аркадий Михайлович Генкин, который неожиданно для себя попал в команду Мерзлякова, а потом отработал в тресте 11 лет, девять из которых – главным инженером.
– Мы познакомились в поезде, – начинает свой рассказ Аркадий Михайлович, и я невольно улыбаюсь – не терял Николай Мерзляков драгоценного времени. Это, во-первых, а во-вторых... Надо уметь разбираться в людях, чтобы разглядеть в случайных попутчиках своих дальнейших соратников, с которыми ты готов навсегда связать судьбу (как было с женой) и трудные годы работы (как случилось с Аркадием Генкиным).
Аркадия Михайловича, окончившего Харьковский инженерно-строительный институт, направили на строительство Тюменской теплоэлектроцентрали. Шёл 1960 год, год пуска первого агрегата ТЭЦ-1, и молодой специалист сразу попал в ситуацию напряжённой работы – профессиональные навыки накапливались зачастую в авральных ситуациях. К 1963 году Аркадий Михайлович уже был начальником производственного отдела строительного управления ТЭЦ.
– Я возвращался из Свердловска, – продолжает свой рассказ Аркадий Михайлович, – куда ездил в служебную командировку и случайно в вагоне встретился с Николаем Мерзляковым. Мой попутчик всю дорогу расспрашивал об организации работы на ТЭЦ, интересовался, как решаются производственные и кадровые вопросы, говорил о жизни, о тех стратегических задачах, которые стояли перед Тюменской областью в связи с открытием на её территории нефтегазовых месторождений. Собеседник располагал к общению, и я с удовольствием поддерживал разговор, а когда подъезжали к Тюмени, Мерзляков вдруг спросил: «Пойдёшь ко мне начальником производственного отдела?». Меня, честно говоря, моя должность устраивала, и руководство ТЭЦ-строя было против моего увольнения, так что в систему треста меня перевели со скандалом после вмешательства горкома партии. Единственным специалистом, имевшим высшее строительное образование в тресте, был тогда главный инженер Давид Соломонович Киссельгоф, я оказался вторым. Что касается моего отдела, включавшего производственную, техническую, договорную, сметную и проектную службы, то по штатному расписанию в нём было девятнадцать человек, и среди них – ни одного инженера. Поэтому основной проблемой, с которой мы столкнулись уже в первые дни работы, стал вопрос кадров.
Где взять специалистов для аппарата управления? Николай Степанович предложил перевести их с периферии. Не все его поддерживали, ведь трест строил в районах и там, по мнению коллег, должны были остаться люди, которые умели строить и с которых можно было спросить. Но Мерзляков настаивал на своём: «Если укрепить центральный аппарат треста, – убеждал он, – то решать задачи можно будет за счёт выезда наших специалистов на места. Согласен, это будет создавать некоторые неудобства, но они не будут вариться, как сейчас, в собственном соку, да и «центр» будет в курсе всех дел и событий». Он оказался прав – позднее многие стройки действительно «вытягивали» за счёт аппарата треста.
Следующим «революционным» шагом в реанимации треста стало наращивание объёмов производства. На этом настаивал Николай Мерзляков, но многим коллегам это казалось сродни самоубийству, потому что собственной производственной базы у треста не было, план не выполнялся, транспортная оснащённость, механовооруженность – на низком уровне. Плюс дефицитная экономика в стране и слабое обеспечение ресурсами. Николая Степановича убеждали, что наращивать объёмы не из чего, но он не сдавался: «Пусть нас ругают, за первые пару лет голову не снимут, а мы тем временем увеличим объемы, поднимем категорию треста, изменим его структуру, повысим заработную плату и стабилизируем тем самым кадровый состав».
Работать было нелегко – всегда чего-то недоставало: то материалов, то механизмов. Винили в этом чаще всего снабженцев, которые доставали, добывали, а затем и распределяли ресурсы. В тресте «Тюменьоблстрой» с приходом Николая Мерзлякова подход к снабжению и распределению ресурсов изменился. Теперь в формировании заявок (защита потребностей материалов, техники, оборудования) участвовали работники инженерной службы, подходили к этому вопросу тщательно и скрупулёзно. Когда ресурсы поступали, распределяли их опять же по решению инженерной службы. Таким образом, удавалось обеспечивать стройматериалами, прежде всего, наиболее важные (подконтрольные, пусковые) объекты. А на другие стройки, их ведь тоже нельзя было останавливать, приходилось искать дополнительные ресурсы. Поэтому Мерзляков поощрял предприимчивость руководителей строительных управлений, которые умудрялись доставать материалы сверх установленного лимита.
Как-то в трест с проверкой приехал высокий гость из главка, вместе с Николаем Степановичем объехал строящиеся объекты. В Ялуторовске зашли на складскую территорию, а там гора пиломатериалов. Представитель главка удивился: «Вчера мы были в другом управлении, там из-за отсутствия пиломатериалов стоит работа. Почему вы не дадите команду передать туда часть ресурсов?»
«Я могу командовать в рамках того, что даю, а эти пиломатериалы руководитель подразделения добывал сам. Так что ничего я у него забирать не буду, потому что убью тем самым всякую инициативу». Николай Степанович, по словам Аркадия Генкина, отлично знал экономику, кроме того, был великолепным организатором, идейным вдохновителем и прекрасным наставником. «Мерзляков – особая эпоха в развитии треста, – заключает Аркадий Генкин, – не думаю, что кто-то другой смог бы в те трудные годы его заменить».
А всё-таки свой
Интересно проходили в тресте партийно-хозяйственные активы, где подводились итоги за год и поощрялись лучшие работники. На эти совещания съезжались активисты из всех строительных управлений, тщательно готовился доклад, выступающие старались говорить живым понятным языком, критиковали, если был на то повод, отмечали недостатки. И пока докладчик выступал перед аудиторией, в зале, не привлекая внимания, работал художник, который набрасывал шаржи и карикатуры, отмечая особо интересные моменты совещания. К началу перерыва эти рисунки развешивались в фойе. Представляете реакцию людей, выходивших на перекур? Прошло совсем немного времени, и трест «Тюменьоблстрой» вырвался в лидеры, загремел на всю область. Были высокие показатели, победы в социалистических соревнованиях, переходящие Красные знамёна, люди гордились тем, что работают в этой организации.
– Николай Степанович был очень человечным руководителем, – отмечает старший инженер сметно-договорного отдела Элеонора Владимировна Чепурченко и вспоминает случай из своей жизни. – Стояла на редкость холодная зима. Как-то морозным утром я увела ребёнка в садик. Бегу на работу и чувствую, как примерзают ноги к сапогам. Дальше идти не могу, и спрятаться негде. Вижу, стоит трестовская машина, рядом водитель. Я к нему: «Дима, вы часом не в контору?». Нет, говорит, на аккумуляторный завод едем. В это время Николай Степанович подходит: «Что, Неля, замёрзла?», а потом обращается к водителю: «Давай завезём её на работу, а потом – на аккумуляторный поедем».
В бытность Николая Степановича «Тюменьоблстрой» перебрался, наконец, в новое роскошное по тем временам здание по адресу ул. Республики, 133. На первом этаже этого пятиэтажного жилого дома, который трестом, кстати, и возведён, должен был разместиться магазин и ещё ряд «контор». Но Мерзляков убедил вышестоящих руководителей, что помещение необходимо тресту. «Начали готовиться к новоселью, – рассказывает Элеонора Владимировна, – вызывает меня Николай Степанович (я занималась подготовкой вечера), интересуется, как идут дела. Сначала расписываю в подробностях сценарий, потом докладываю, что скинулись, мол, как водится, купили закуску и выпивку, сетую, что на шампанское не хватило. Николай Степанович достаёт кошелёк, вынимает деньги: «Вот купи бутылочки две-три, это мой вклад». Светлый был человек, строгий, требовательный, а все-таки свой».
– У Николая Степановича не было специального строительного образования, поэтому учился он самостоятельно, – вспоминает начальник отдела комплектации Антонина Никитична Гилёва. 
– На его рабочем столе всегда лежали вузовские учебники, пособия, справочники, и он, несмотря на занимаемую должность, не стеснялся спрашивать, если не знал каких-то тонкостей. Подходил и говорил: «Подскажите...». В определённой степени это сближало, воспитывало чувство команды и в то же время заставляло быть требовательнее к себе: «вдруг спросит, а я не смогу объяснить».
В 1970 году Николай Мерзляков получил очередное назначение – в Монголию, а трест продолжил своё триумфальное шествие. Но это уже другая история, другое время и другие люди.
При подготовке статьи использованы материалы госархива (ГАСПИТО), воспоминания ветеранов треста «Тюменьоблстрой» Владимира Курамина, Аркадия Генкина, Элеоноры Чепурченко, Антонины Гилёвой, а также Людмилы Алексеевны и Ольги Николаевны Мерзляковых.
