В Екатеринбурге готовится к изданию книга «Гаринский парень» тюменского писателя Александра Мищенко. Парень из Гарей, или «гаринский парень», из-под Ирбита – основатель фирмы «ТОИР» по производству мобильных домов и туалетных комплексов, которой недавно исполнилось двадцать лет. Предлагаем вниманию наших читателей отрывок из книги.
Гари. Горелые места в тайге. Это же и лесное село Гари под Ирбитом – родина Василия Петровича Федотова. Я давно увлечен исследованием его судьбы. Гари явились для меня, может быть, тем «магическим кристаллом», который помогает через подробности души отдельного человека разглядеть «душу Отчизны».
Родился и вырос Федотов в многодетной семье сборщиков живицы Петра Федоровича и Анны Маркеловны. Снимали луб от сосен отточенным до лезвия бритвы инструментом, бороздки по стволам резали, чтоб стекал по ним в жестянки янтарь тайги, без которого и в космос полететь невозможно. И ходили известными им тропками от дерева к дереву, собирая урожай, делая свежие надрезы. За день надо было обойти тысячи три сосен. Тайга и лесное село стали судьбой рода Федотовых. О таких селеньицах говорят, что петух петуха здесь кумом зовет, чихнут на одном конце – на другом многолетствуют. В две улочки сгрудились некогда Гари, и можно было их перемерить локтями. В дыму веков остался тот пал, который зажег здешние косогоры. От молнии ли, от другого чего, но взвихрилось тут над ними пламя. Можно представить лишь, как дико горел здесь сосновый бор, как увивались в небеса смерчи огня и дыма, трескались в воздусях пылающие головни, и залечивалась потом земля на пустошах, ударились в исполинский рост травы, рождая в тайге сенокосный рай. И освоить его решили в 1921 году трое братьев Федотовых, мастера-плотники Афанасий, Петр, Федор и сестра их Елизавета. Были они людьми с пассионарной жилкой, как можно было б сказать об этом сегодня. На лошадках двинулись семьями сюда с нехитрым скарбом с одной из деревень. Зародилась с той поры в Гарях новая жизнь.
Но пришла в ирбитскую тайгу эпоха «развитого социализма», и попали Гари в разряд «малоперспективных», как и побратимы их в округе – Красный Яр, Ново-Ницинск, Волковский кордон, Шуфрук, Чубаровка, Бичур, Вязовка, Кедровка, Шипова, Боровский и Ленск, которых тоже поразила чума реорганизации.
Со слезами глядели гаринцы, как раскатывали бревна, из которых сложена была школа, для перевозки в другое село. Как покойников, провожали машины с ее останками. Потекли из селения люди. В одну из весен обезлюдевшие дома с сухостоем трав вокруг подожгли какие-то случайные люди. А ветрено было, и снова метался по косогорам пожар.
…Я поехал в Гари с родственником Федотова, суховато-жилистым Толей Брылиным на уазике. За мелколесьем низменности пошли веселые гаринские косогоры с соснами, березами, липняком и даже кедрами. Открылись взору чистые пространства. Но мрачные мысли навевала пустошь, на которой лишь кое-где торчали, как проросшие черные зубья, останки недогорелого в подворьях. Оставив машину, пошли бывшей улицей. Показал мне спутник место, где у двух тополей стоял дом Федотовых, напротив него был разрушенный, блестевший зеркальцем воды колодец, у которого валялся столб со слегой – «шеей журавля». Вселенскую какую-то жуть навевал траурный остов тополя у печных развалин бывшего клуба, будто вздымал к небу обугленные руки-ветки и немо кричал, то ли проклиная Всевышнего, то ли моля о милосердии. Живым осталось лишь кладбище, до которого дохлюпали мы с Толей. Огонь, однако, и его опалил с одной стороны, где валялись останки деревянных крестов. Мы нашли могилу отца Василия Петровича, к счастью, сохранились металлическая пирамидка и фотография. Добрался, видимо, сюда Василий поклониться батьке. Кладбище по его же команде обнесли хорошей деревянной изгородью, а рядом соорудили домик для тех, кто наведывался к гробам родных.
Оказалось, что на «Урале» пробился сюда с седехонькой уже мамой Анной Маркеловной и другими родственниками Василий Петрович. Глядел он в глаза отца, и заселялась пустошь гаринская ему в видении некорыстными деревенскими домишками с косами дымов из печных труб. Глядел и наглядеться не мог, дышал – надышаться не удавалось. И откликались ему Гари говорами сородичей своих, блеянием и муканьем живности в подворьях, петушиными криками, лаем собачек, песнями утренних птиц в лесах, славивших явление миру солнца. Думая об отце, отчем гнезде своем, до пронзительности остро ощутил в эти минуты Василий Петрович, что с каждой умирающей деревенькой умирает часть Родины. Но не умерли еще Гари, раз видит он их своей памятью, поют они душою своей, раз слышит сын глуховатый голос отца.
В сорок четыре года сразила скоропостижно смерть Петра Федоровича. Плечистый сильный мужчина (одной рукой мог поднять драчуна-забияку и подержать так: посучи, мол, теперь ногами, покрути кулаками), он после вечеринки лег спать и не проснулся. Дочь Вера обнаружила, что отец не храпит и губы белые у него. Закричала девчонка. Так осиротела многодетная семья Федотовых. Эта смерть всколыхнула таежный поселочек, а Петра Федоровича тут любили. За гробом Федотова шли, скрипя снегом, все гаринцы от мала до велика.
В тот летний приезд в Гари Василий Петрович думал о том, что как мать ответственна перед сыном, ответственны и дети – перед родителями, перед гробами отеческими, перед небом малой родины, где были вспоены, вскормлены и обогреты, обрели крылья для полета в большую жизнь. Волновало Василия Петровича то, что ясно становилось ему: надо возвращать свой долг Гарям. Тем более что Гари – ЖИЛИ! Гаринцы не растерялись по белу свету, как неоприходованный инвентарь у плохого хозяйственника. Они обустроились поблизости – в Курьинской базе, в Ключах, это два десятка километров от Гарей, и в городе Ирбите. Выбирались на кладбище проведать родные могилы в убродно-слякотную даже майскую пору. Заготавливали сено в районе Гарей.
Легко загорающийся на новые дела и идеи «парень из Гарей» буквально воспламенился после поездки в родную тайгу желанием помочь своим односельчанам вернуться на отчую землю. Самое многотяжкое дело – возродить 18 километров дороги от Куринской базы до Гарей. Бетонку стоимостью в несколько миллиардов рублей, по тогдашним ценам, Федотову было не потянуть. Да и оппоненты подкалывали: «Бетонку к мертвой деревне? Мы к живым не можем добраться». Но грунтовую – можно было. К тому же он тайно надеялся (да что там надеялся – уверен был), что власти поддержат его почин и в государственном уже порядке завершат строительство дороги. Надежды эти были напрасны.
Гаринские дела до предела спрессовали график рабочих дел Василия Петровича. Восемнадцати часов ему уже не хватало. И в десять вечера однажды схватился он за голову в кабинете своем. Лицо его исказилось от боли, и воскликнул он с нотками истерии в голосе:
– Ка-тас-тро-фически не хватает времени, Александр Петрович. Не-воз-можно!
А голос плачущий (никогда не видел Федотова таким расстроеннным). Ему только что звонила жена. В запале Василий Петрович передал ее слова: «Опять будешь после двенадцати. Я спать хочу, ты мне жить не даешь». Наверное, и у нее дошло до истерики. Василий Петрович же резко оборвал себя:
– Не обессудьте, Александр Петрович, пора мне домой, тема закрыта!
Тема была не закрыта. Наградой и прозрением мук мужа для Натальи стала поездка ее с суженым в Гари. На два дня бросил Василий все дела, и рванули мы в один из погожих осенних дней в Ирбит. Погрузились там в пассажирский салон вездехода «Урал» родственники, друзья и товарищи Василия Петровича. Детишек с собой прихватили. Сияющий Федотов скомандовал по-гагарински: «Поехали!» Выкрикнул весело: «Души в Гарях проветривать будем!»
Решили подобраться в этот раз к Гарям с другой стороны и двинулись по дальней окружной дороге. Часа полтора-два – и Дымково завиднелось на взгорках с петляющей мимо села речкой Козулей, судоходной для комаров, водомерок и лягушек. Почаевничали у родных Василия Петровича. Послушал я о бедах дымковцев, что без пути сейчас живет их село. Колхоз развалился, зарплату не платят. Похороны случатся вдруг – не на что хоронить. Разговоры о возрождении Гарей, а они в двенадцати километрах от Дымково, были, конечно же, елеем на их души. От них шла туда заброшенная лесная дорога. Часа полтора ревуще преодолевал вездеход этот путь. Врюхивались в колдобины, рубили дерева, мостили их под колеса и продвигались так метр за метром. Но вот раздвинулась вдруг стена леса, зеленая пустошь Гарей открылась, распахнулось голубое небо.
Ритуально походили по кладбищу, постояли у металлической пирамидки на могилке Петра Федотова. А потом за вечерние дела взялись. Мужики дрова стали готовить. Женщины скатерть-самобранку на земле расстелили. Ребятишки кричали, визжали, снимали все происходящее фотоаппаратом и на видеопленку. Кто повзрослей – растягивал шатер палатки. И вот манят взгляд пупырчатые огурцы, мясистые красные помидоры, колбасы, сыры и прочая снедь, дымится уха в котле. Первый тост – за Василием Петровичем. Он сияет так, будто искрящееся электричество стекает со лба у него, по щекам и по крыльям носа.
– Призываю задуматься! – обращается он к притихшей публике.
Да-да, звучит в спиче Федотова, что не бог, но мы можем изменить жизнь, сделать так, чтоб для нас тикал гаринский маятник. История, конечно, обратного хода не имеет. Что прожили – в котомку берем. И – вперед и прямо! Колесо жизни раскручивается. Он говорит о том, что Гарям нужны трезвяки, мастера-работяги, веселые в жизни люди, что быстрее всем раскачиваться надо, вырываться из плена спячки, что сейчас время инициативных и предприимчивых людей, когда не на дядю надеются, а на собственные силы.
Дмитрий Боярских, сосредоточенный в себе здоровяк, ушел метров на десяток от застолья, забил там колышек, промерил шагами нужное ему расстояние и вбил второй. Подошел ко всем и, лукаво улыбаясь, заявил:
– Дайте мне тост сказать. Вот намечаю себе место для дома, выпьем, друзья, за будущее мое новоселье!
Компания сразу же загомонила, а Василий Петрович решительно обвел рукою пространство рядом с помеченным уже Дмитрием Ивановичем.
– Тут и я строиться буду.
– А вы чего застыли? – подначил он других. – Ищите себе место, пока свободна улица. Но мое не вздумайте трогать!
И он так свирепо свел брови к переносью, на что мы все дружно рассмеялись. Потом Василий Петрович изумил нас тем, что весело вручил каждому из приехавших по новенькой рулетке – для обмера своих площадей…
