О книге архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые»
Уважаемый читатель, прости меня. Название этой статьи – чистой воды замануха. Нет, безусловно, ты найдёшь в ней рассказы о том, почему и как люди уходят в монастырь. Но главным для меня всё-таки является сама книга.
Чудесная книга, которая издана миллионным тиражом, хотя, боюсь, скоро и его не хватит: «Несвятых святых» архимандрита Тихона вот уже два года читают и перечитывают не только высоколобые интеллектуалы, не только церковные чиновники и приходские священники, но и самые что ни на есть безыскусные медсёстры, охранники, продавцы, пенсионеры.
Почему? Наверное, потому, что в каждой её строчке Православие – да-да, именно с большой буквы, то самое, которое мы все давным-давно ждём в своём сердце, простое и настоящее. И мне очень хочется поделиться с тобой этим чудом, вдруг окажется, что именно эту книгу ты тоже ждал, и она ответит на какие-то твои собственные, глубоко личные вопросы.
Так вышло, что к чтению я приступила сразу после просмотра одного из любимейших мною фильмов – старой экранизации повести А.С. Пушкина «Метель». А там за кадром читают сам текст, и герои говорят на прекрасном русском языке. После всего этого великолепия беру книгу церковного писателя и… как будто бы с Пушкиным не расставалась – опять красивый, чистый, простой и ясный язык. Это сейчас большая редкость.
Выяснилось, что будущий наместник московского Сретенского ставропигиального мужского монастыря, ректор духовной семинарии и главный редактор интернет-портала Православие.Ru в 1982 году окончил институт по специальности «литературная работа». Вот откуда замечательное владение словом!
«Несвятые святые» – это его друзья, вместе с которыми он начинал свой долгий путь в монашество, они на фотографии, взятой мной из книги. «Шел 1984 год. Нас было пятеро. Четверо росли в нецерковных семьях, да и у пятого, сына священника, представления о людях, которые уходят в монастырь, мало чем отличались от наших что ни на есть советских. Еще год назад все мы были убеждены, что в монастырь в наше время идут либо фанатики, либо безнадежно несостоявшиеся в жизни люди. Да! — и еще жертвы неразделенной любви. Но, глядя друг на друга, мы видели совершенно иное. Самому юному из нас исполнилось восемнадцать лет, старшему — двадцать шесть. Все были здоровые, сильные, симпатичные молодые люди. Один блестяще окончил математический факультет университета, другой, несмотря на свой возраст, был известным в Ленинграде художником. Еще один основную часть жизни провел в Нью-Йорке, где работал его отец, и пришел в монастырь с третьего курса института. Самый юный — сын священника, талантливый резчик, только что завершил учебу в художественном училище. Я тоже недавно окончил сценарный факультет ВГИКа. В общем, мирская карьера каждого обещала стать самой завидной для таких юношей, какими мы были тогда. Так почему же мы пришли в монастырь и всей душой желали остаться здесь навсегда? Мы хорошо знали ответ на этот вопрос. Потому что каждому из нас открылся прекрасный, не сравнимый ни с чем мир. И этот мир оказался безмерно притягательнее, нежели тот, в котором мы к тому времени прожили свои недолгие и тоже по-своему очень счастливые годы… Мне не было нужды что-либо придумывать — все, о чем вы здесь прочтете, происходило в жизни. Многие из тех, о ком будет рассказано, живы и поныне».
Ещё студентом Георгий (имя до пострига) Шевкунов крестился. Эту историю я пересказывать не буду, она в книге. Скажу лишь, повторяя за мудрыми: «Неисповедимы пути Господни!». В Псково-Печерский монастырь автор приехал сразу после крещения – пожить дней десять по совету одной из незнакомых бабушек, которая «случайно» встретилась ему в храме. Первая встреча с русским иночеством ввергла будущего архимандрита в шок: это тяжёлая физическая работа и безусловное послушание. Для молодого человека вещи, согласитесь, малопривлекательные. 
В первый же день его поставили чистить выгребные ямы. «Изредка, выбираясь из своего колодца подышать, я видел монахов, как мне казалось, праздно шатающихся по монастырю, и вспоминал лекции по атеизму и рассказы о зажравшихся эксплуататорах в рясах, лицемерах и ханжах, угнетающих доверчивый, простой народ. То есть в данном случае – меня».
К чести юноши, он начал потом постепенно замечать, какой непомерный и несравнимый с послушническим труд взвалили на себя те самые «эксплуататоры в рясах». Тогда-то он и встретился со своим будущим духовником, теперь уже на весь мир известным старцем отцом Иоанном (Крестьянкиным), который перед отъездом из обители благословил Георгия и провидчески подсказал непременно приезжать ещё. Жаждущий вернуться обратно в Москву паломник тогда не понял, что означало это приглашение. Но шагнув за порог монастыря, сразу испытал ещё один шок: ему нестерпимо захотелось обратно. Пересилив себя, он уселся в поезд, вернулся домой, но уже смотрел на привычную ранее жизнь с недоумением. А потом стал всё чаще и чаще возвращаться назад, пока не бросил интересную работу, друзей, родных. Девять лет нынешний архимандрит Тихон был монастырским послушником и никак не мог принять постриг – мама не могла смириться с мыслью, что её сын не будет жить привычной для неё жизнью, и не благословляла его.
В книге рассказывается, что за многими послушниками в Печоры с криками и скандалами неоднократно наезжали родители, друзья, невесты. Но парни не сдавались. «Мы жизнь готовы были за них отдать. Но не монастырь». Ведь он был в те годы единственным островком русского старчества – необыкновенного явления, которое к слову «старость» никакого отношения не имеет. Всё вокруг: храмы, булыжники под ногами, небо, люди, цветы – было пропитано Благодатью. Обитель в годы советской власти спасло то, что она некоторое время была расположена на другой стороне границы, а ещё монахи-фронтовики, в частности, настоятель отец Алипий. Ещё молодым, решительным и, судя по фотографии, очень красивым мужчиной пришёл он сразу после Великой отечественной войны в Печоры и стоял здесь насмерть, как на передовой.
«Однажды, когда в очередной раз пришли требовать закрытия монастыря, он без обиняков объявил:
– У меня половина братии – фронтовики. Мы вооружены, будем сражаться до последнего патрона. Посмотрите на монастырь – какая здесь дислокация. Танки не пройдут. Вы сможете взять нас только с неба, авиацией. Но едва лишь первый самолёт покажется над монастырём, через несколько минут об этом будет рассказано всему миру по «Голосу Америки». Так что думайте сами!» Вот так и отстоял обитель.
Автор книги его уже не застал в монастыре, мужественный настоятель почил в Бозе, но его образ всегда незримо находился в обители. «Савва Ямщиков, пользовавшийся добрым расположением отца Алипия, рассказывал: «Меня спрашивали: почему такой красивый мужчина ушёл в монастырь?... Как-то он сам коснулся этой темы и сказал мне: «Савва, это всё разговоры пустые. Просто война была такой чудовищной, что я дал слово Богу: если в этой страшной битве выживу, то обязательно уйду в монастырь. Представьте себе: идёт жестокий бой, на нашу передовую лезут, сминая всё на своём пути, немецкие танки, и вот в этом кромешном аду я вижу, как наш батальонный комиссар сорвал с головы каску, рухнул на колени и стал… молиться. Да-да, плача, он бормотал полузабытые с детства слова молитвы, прося у Всевышнего, Которого он ещё вчера третировал, пощады и спасения. И понял я тогда: у каждого в душе Бог, к Которому он когда-нибудь да придёт…».
Много реальных историй есть в книге, редкая из них укладывается в привычное нам представление о Православии. Вот, например, рассказы о вредном отце Нафанаиле, или о грозном настоятеле Гаврииле, или о том, как отец Рафаил «стал ангелом». Пересказывать их, полных мягкого юмора, любви и благодарности, нет смысла – всё равно там дело не в самих событиях, а во взгляде на них автора, отца Тихона. И вот именно этот взгляд, объяснение довольно странных для нас поступков даёт читателю возможность посмотреть и на самих себя другими глазами. В этом загадка книги: вроде бы читаешь про монахов, а думаешь о своей жизни.
Я же, кроме глубоко личных размышлений, сделала для себя и ещё одно открытие. Чего мы хотим от священнослужителей? Какой немыслимой благодати? Почему обижаемся на нестроения в нашей церкви? По сути, она была полностью вытоптана и разрушена в советское время. Не о храмах речь – о душах батюшек. В годы государственного атеизма один-единственный мужской монастырь выстоял – Псково-Печерский, и не просто выстоял, он сохранил свет Православия – старчество. Но это же просто горстка на всю страну! Совсем недавно началось настоящее возрождение. Мы за последние годы привыкли повсюду видеть людей в рясах. А кто их особенно учил быть священнослужителями «без страха и упрёка»? Тут ведь одной учёбой в семинарии не обойдёшься. На всех желающих настоящих старцев пока не хватает. Да нашим батюшкам памятники надо ставить уже за то, что они самоотверженно идут верной дорогой и нас за собой ведут!
В общем, всем советую читать. Особенно тем, кто начал реже заглядывать в храм.
