Два легендарных парада

Начало в номере 163 (19068) за 11 сентября 2013 г.

Родом из старообрядцев

Обобщая противоречивый материал о трагической судьбе основательницы первой паровой мельницы в нашем крае, купчихи второй гильдии Екатерины Дмитриевны Гусевой, я дважды рассказывал о жизни Якова Николаевича Мартышина («Нет ни могилы, ни портрета», «ТП» за 5 октября 2004 г., «Как много говорят старые фотографии», «ТП» за 10 декабря 2004 г.). Бывал у него в доме. Мы оказались дальними родственниками. Беседовали, можно сказать, почти по-семейному. Ветеран ни разу не обмолвился о своем участии в Параде 7 ноября 1941 г. и пребывании в штрафных частях. Почему? Ответ на этот вопрос он унес с собой в могилу. Расскажу о том, что знаю.

Сначала несколько выдержек из очерка «Как много говорят старые фотографии»:

«Яков Николаевич Мартышин родился в 1915 году, и хотя ему идет 90-й, держится молодцом, вот только зрение подводит. Его мать, Александра Тимофеевна Скорикова, родом из старообрядческого села Хохлово, первым браком вышла замуж за Николая Веденеевича Мартышина в старообрядческую деревню Кушма (Кокуй), ныне Упоровского района. Старообрядцы крепко держались своей веры и в вопросах брака. Сначала Первая мировая, а потом Гражданская войны основательно проредили сибирские деревни. Николай Веденеевич Мартышин с фронтов домой не вернулся. Был он выборным красным командиром, и его в числе других раненых белые изрубили шашками в уральском госпитале. И кто знает, как бы сложилась судьба сына, если б в биографии отца оказались другие анкетные данные. Когда в конце двадцатых началось массовое раскулачивание, Мартышиных выслали на Север. А четырнадцатилетнего парнишку оставили в коммуне как сына красного командира».

Когда Яков Мартышин учился в первом классе, он жил в Хохлово у Скориковых, дедушки и бабушки. В школе, которая размещалась в двухэтажном гусевском доме, он учился вместе с внуком купчихи Сашкой, знал и его отца, который жил во флигеле и по пьяному делу гонял по деревне на лошадях. Запомнилась и добротная купеческая мельница, куда кушминские крестьяне ездили молоть крупчатку.

«Семь классов Яков Мартышин окончил уже в Упорово. Колхоз. Армия. Два с половиной года прослужил в Благовещенске. А затем, после двухгодичной побывки дома, война с Германией. Стрелковую дивизию в спешном порядке перебросили из Уссурийска под Москву. Прошел по военным дорогам без серьезных ранений. Победу встретил в Кенигсберге. На фронте и нашел себе жену. Долгое время семья жила в Чите. В 1973 году, после смерти жены, Мартышин оказался в Ялуторовске, где и доживает свой век. Перед уходом на пенсию работал в горторге товароведом».

«Степанида Неониловна – его вторая жена. Родом все из той же Кушмы (Кокуя). И фамилии у них одинаковые – Мартышины. И жизнь чем-то похожая, опаленная грозовой атмосферой того времени. В период коллективизации Мартышиных выслали в Березовский район. После семи классов Стеша оказалась в Тюменском педучилище. В 1946-м поступила в учительский институт в Тюмени. Получив диплом, обосновалась в с. Ивановка, где вышла замуж за зырянина. И все бы ничего, да кадровики напомнили мужу, что его жена – из ссыльнопоселенцев. Жизнь не заладилась. И дело дошло до развода. Степаниду Неониловну помнят в учительских коллективах нашего города. На пенсию она ушла из школы №1».

Рассматривая старые фотографии, мы выяснили, что не чужие люди:

«Отец Степаниды Неониловны – Неонил Харитонович Мартышин – был крестным отцом моего отца Калистрата Павловича Белоглазова, что по старообрядческим традициям заменяет родного при определенных обстоятельствах. Более того, Кирилл Минеевич Белоглазов, отчим Якова Николаевича Мартышина, и мой дед, Павел Степанович Белоглазов – троюродные братья».

Где можно узнать о фронтовом пути воина? Наверное, в военкомате. Заглянув в список на выдачу удостоверений участникам Великой Отечественной войны, я, признаться, пришел в замешательство. С одной стороны, можно сделать бесспорный вывод: старший сержант Мартышин не из тех, кто отсиживался в кустах. На фронте с 31 июля 1941 года, причем до 1 января 1942 года находился в 309-м отдельном разведывательном батальоне. А разведка – это больше, чем передний край! С другой стороны, чем объяснить то, что он почти год, с 18 мая 1943-го по 16 мая 1944-го, провел в 189-й отдельной штрафной роте, а потом с 16 мая 1944-го до 9 ноября 1945-го числился в эвакогоспитале №4238? Означает ли это, что он совершил какой-то серьезный проступок, с точки зрения законодательства военного времени, и ему пришлось искупать свою вину кровью? Длительное пребывание в эвакогоспитале не стыкуется с его заявлением, что он прошел войну «без серьезных ранений», и это еще одна загадка, на которую нет ответа. Выходит, мой дальний родственник не счел нужным открыть мне всю правду. Кстати, в военкоматском списке кем-то подчеркнута запись о пребывании в штрафроте. Такое было время. Идеологи той эпохи разделили фронтовиков на белых и черных. Одним все: и награды, и почет, и пионеры с красными галстуками. Другим, прошедшим через плен и штрафбат, вечное клеймо позора. Но чем объяснить, что Я.Н. Мартышин никому, даже жене, не рассказывал о светлой странице своей фронтовой биографии – участии в Параде 7 ноября 1941 года.

Сегодня о штрафниках пишут в иных красках, иногда с явным перебором, и создается впечатление, будто именно штрафники и стоявшие за ними заградительные отряды войну выиграли. Это, конечно, не так. Но ведь и перегибов было немало. В штрафные подразделения нередко попадали из-за неприязненных отношений с командиром, из-за поломки боевой техники, невыполнения непродуманного приказа и т.д. Знаменитый приказ наркома обороны СССР Сталина №227 от 28 июля 1942 года, на основании которого появились штрафные роты и батальоны, безусловно, сыграл свою роль в организации отпора врагу, но надо понимать и то, что в сложной фронтовой обстановке глубоко не разбирались: виноват, смой вину кровью! А то, что целые армии попадали в окружение, в расчет не принималось.

Сведения о 189-й армейской отдельной штрафной роте можно найти в Интернете. Попробуем проследить ее боевой путь за тот период, когда в ней служил Я.Н. Мартышин. 189-я ОАШР упоминается среди штрафных рот и заградительных подразделений на сайте «Память земли Орловской». 1 августа 1943 года штрафная рота дислоцировалась в д. Ольгино Кошелевского сельского совета Свердловского района Орловской области и входила в состав 399 СД 48 А Центрального фронта. 189-я была, скорее всего, создана приказом военного совета этой армии и вместе с ней прошла по военным дорогам. 48 А (второе формирование) командовал генерал-лейтенант П.Л. Романенко (с 12.02.43 по 15.12.44). Летом и осенью 1943 года в составе Центрального фронта армия участвовала в Орловской стратегической наступательной операции, освобождении Левобережной Украины (Черниговско-Припятская операция) и юго-западной части Брянской области. С 20 октября 1943 г. входила в состав войск Белорусского, затем 1-го Белорусского фронта. С 19 ноября участвовала в Гомельско-Речицкой наступательной операции. С 5 апреля 1944-го переподчинена Белорусскому фронту 2-го формирования, 16 апреля вошла в состав 1-го Белорусского фронта 2-го формирования. Наступая на бобруйском направлении, овладела (26 июня) г. Жлобин.

На сайте «Виртуальный музей» мы вновь находим упоминание о 189-й ОАШР (командир старший лейтенант А.П. Сурецков), которая, действуя в составе все той же 48 А, в апреле 1945 года участвовала в форсировании пролива Зеетиф и наступлении на косе Фрише-Нерунг в Восточной Пруссии. Но эти бои прошли уже без участия Я.Н. Мартышина. Он сошел с дистанции еще до белорусского Жлобина, поскольку 16 мая 1944 года оказался в эвакогоспитале №4238. По ранению или болезни, не ясно. А может быть, его направили туда служить. Госпиталь под этим номером значился как инфекционный, хотя туда попадали и раненые воины.

Больше о Я.Н. Мартышине добавить ничего не могу. Из того, что о нем написано, вырисовывается не очень отчетливый, как сквозь дымку времени, образ хватившего лиха человека. И порой мне кажется, что речь идет о двух совершенно разных людях, с одинаковыми биографическими данными.

Яков Николаевич Мартышин покинул бренный мир в 2005 году, и уже ничего нам не расскажет. Степанида Неониловна жива. Противоречивые перипетии судьбы своего мужа объясняет по-своему. Да, тот упоминал про службу в штрафной роте, но там он находился не как штрафник, а как младший командир, занятый перевоспитанием провинившихся военнослужащих. Тень на его фронтовую биографию бросила сотрудница военкомата, которая, без всяких комментариев, сделала в учетных документах лаконичную запись (штрафрота), которую можно толковать двояко. А насчет пребывания в эвакогоспитале ничего не слышала.

Когда я попросил фотографию Я.Н. Мартышина для публикации, то получил ответ: «Я выбросила все его фотографии, так как живу по старообрядческой вере. Только по этой причине я до сих пор жива, хотя мне 93 года. В последние годы жизни приобщился к старообрядческой вере и Яша. Не тревожьте нас».

На том и расстались. Мне показалось, что в облике Степаниды Неониловны, седой, как лунь, со сжатыми губами и выстраданной правдой в строгих глазах, отчетливо проступили черты неистового протопопа Аввакума. Прощаясь, посмотрел на стены. Да, там не было ни одной фотографии. Никакой. Что ж, у каждого своя правда жизни.

Не могу здраво объяснить случай, произошедший со мной. У меня лет десять хранились фотографии Мартышиных, много раз попадались мне на глаза, и я их откладывал в сторону, как ненужные, но когда понадобились, найти не смог. Мистика какая-то!

Окончание следует.


11265