Так в дословном переводе с немецкого звучит название скорбной даты, приходящейся на 28 августа.
В Тюмени во Дворце культуры «Строитель» собрались представители региональной национально-культурной автономии российских немцев, чтобы ещё раз вспомнить о трагических днях конца лета 1941 года, когда вышли печально известные Постановление Совнаркома и ЦК ВКП (б) «О переселении немцев из Республики немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей» и Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» и другие, с позволения сказать «правовые акты», давшие «зеленый свет» беззаконию и беспределу по отношению к целому народу. А когда-то, около трех столетий назад, по рескрипту русских царей и цариц в Россию приехали первые немцы. Они-то и были прародителями тех, кто так жестоко пострадал в середине двадцатого века…
Время не лечит – слишком глубока рана
Несмотря на то, что прошло уже более семидесяти лет с момента тех трагических событий, переселенцы почтенного возраста и их потомки утверждали, что время не лечит – слишком глубока рана в сердце и памяти народа, рана незаживающая, особенно для людей старшего поколения. Одни вспоминали, что, будучи тогда малолетними детьми, они естественно не могли понять происшедшего, но рассказы родных и близких, услышанные уже в сознательном возрасте, были настолько шокирующими, что невольно будили детскую память. Собеседники констатировали: «Обидно, что в детстве меня, как и многих сверстников-соплеменников, незаслуженно обзывали «фашистами», и то, что в массовом сознании советских людей закрепилось тщательно внушаемая мысль: российским немцам воздали по заслугам».
Вот среди вороха старых снимков – фотографии, бережно хранимые в домашнем архиве тюменкой Алисой Боргер, активисткой «Видергебурта», дочерью руководителя довоенного немецкого духового оркестра Эдуарда Байера, сосланного в те годы вместе с семьей в наши края – в Уватский район. До момента депортации их семья жила в деревне Гуссенбах Франкского кантона Республики немцев Поволжья. А такие оркестры были у них чуть ли не в каждом селе – играли на праздниках, демонстрациях, на похоронах, провожали и встречали односельчан на работу и с работы. Отец, спустя годы, о многом расскажет своей дочери, в том числе и о том, что именно музыкантское ремесло спасло его от верной погибели – от каторжного труда в советском концлагере, называемом официальной пропагандой «трудармией». В ссылке – будь то на лесоповале или в урановой шахте – тоже нужны были оркестры, художественная, так сказать, самодеятельность. «Вот и повезло моему папе – его наградили грамотой НКВД и освободили от тяжелой физической работы, поручив руководить духовым оркестром. Действительно редчайший случай – немцев тогда вообще не назначали ни на какие должности – тем более на такие «идеологические».
Или другое свидетельство, зафиксировавшееся в цепкой детской памяти одной восьмилетней немецкой девочки: «Мы уезжали из Куккусского кантона. Ехали через пустые села: ещё два дня назад здесь жили люди, а поскольку они были ближе к железнодорожной станции, их черед пришел раньше нашего. Нас вывезли примерно на третий день после выхода указа, мои родители успели испечь хотя бы хлеб на дорогу – у тех же не было на то времени... Это только на бумаге немцам «разрешалось» брать с собой какой-то скарб, скотину. На самом же деле все нажитое было просто брошено. Конвоиры охраняли нас, а в это время рядом в нашем селе бродили и ревели недоеные коровы, обезумевшие животные забредали на колхозные тока и наедались бесхозного зерна до отвала – их разрывало прямо на наших глазах. Нас привезли в Сибирь уже осенью, 14 сентября. Было изумительное бабье лето. В нас летели камни, нас обзывали самыми последними словами. А наш конвоир, старичок такой, подойдет ко мне, погладит по детской головке и говорит, будто успокаивает: «Ничего-ничего». А ещё помню такую картину. Вокруг нас – русские женщины. Одни-одинешеньки, у всех мужья на фронте, кто-то, может, уже убит. Их дети, цепляющиеся за материнские юбки, такие же, как мы, голодранцы. И вдруг эти самые тётеньки, только что проклинавшие нас, будто стыдясь самих себя и своих собственных голодных детей, начинают совать нам украдкой краюшки хлеба: нате вам, «фашистята», жалко вас...».
«Немцы жили и выживали как могли, – напишут впоследствии исследователи-историки. – Те, кого не унесла трудармия, поспешили отмежеваться от самих себя. Из некогда пятимиллионной диаспоры по результатам недавней переписи населения в пятой графе три миллиона указало любую другую национальность, но только не «немец». Оставшиеся два миллиона слились с остальным населением бывшего Союза. А теперь, когда переселение в Германию не столь активно, но продолжается, наша страна теряет хороших работящих людей, и от этого не выигрывают ни они, ни Россия».
Тяга к национальной самобытности
Сегодня иногда слышатся рассуждения о том, что как этническая группа немцы обречены на исчезновение с этнического ландшафта России не только из-за их оттока на историческую родину. Почти не знает языка молодое поколение, забыты традиции, культура. Неудивительно, что оставшимся грозит полная ассимиляция. А была бы полноценная программа по сохранению немецкого этноса, эмиграция, возможно, уменьшилась бы, а то и вовсе прекратилась... Говорят, российские немцы, живущие в диаспоре вот уже почти три века, в некотором плане чуть сместили генотип в сторону «русскости», но в главном они сохранили свой национальный характер, самобытность. И все-таки цель национальной общины – возрождение родного языка, культуры, традиций. А им есть что сохранять и чем гордиться. Вспомните хотя бы великие имена – знаменитого Крузенштерна, композитора Шнитке, академика Раушенбаха (соратника Сергея Королева)... Они сделали для своей второй родины очень много. Что касается «зова предков», тяги к своей национальной самобытности, то к этому все относятся с уважением. Тюменские немцы считают, что надо любить то место, где живёшь, дружить с теми, кто рядом, ценить в них прежде всего человеческое. Ведь те же отношения немцев и русских, если по большому счету, издавна были добрососедскими. И сегодня нам, в отличие от некоторых политиков, действительно нечего делить. Мы открыты друг другу, мы желаем добра друг другу.
Свидетельства истории
А историки напомнили собравшимся: после войны увидел свет ещё один указ президиума верховного совета СССР – об уголовной ответственности за побег из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдалённые районы Советского Союза в период Великой Отечественной войны. И тогда ссыльным стало казаться, что их изгнание будет продолжаться вечно. Вплоть до 1956 года все российские немцы, вне зависимости от возраста, были прикреплены к комендатуре и обязаны были каждый месяц лично являться туда «для отметки». Кроме того, до середины 50-х им был практически закрыт доступ к среднему, специальному и высшему образованию. Подавляющее большинство детей, окончивших школу в деревнях, там же оставались жить и работать. Притеснения по национальному признаку объяснялись тем, что ссыльные считались неблагонадёжными, не вполне достойными наград и карьерного роста. Единственной сферой, где немцы могли себя проявлять и проявляли, был труд – чаще всего тяжелый физический. Поэтому не случайно после снятия ограничений по национальному признаку в награждениях и поощрениях за достижения в труде они стали занимать призовые места.
Из официальных сведений информационного центра УМВД по Тюменской области:
Из выселенных 480 тысяч человек более 26 тысяч поволжских немцев было направлено на спецпоселение в Тюменскую область. В прошлом году исполнилось 20 лет со дня вступления в законную силу Федерального закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий», который позволил репрессированным гражданам реализовать свои гражданские и моральные права, восстановить своё доброе имя и своих уже ушедших из жизни подвергнутых репрессиям родственников. Начиная с 1992 года реабилитировано более восьми тысяч граждан из числа репрессированных немцев Поволжья. Ежегодно по вопросам реабилитации в органы МВД на местах обращается около 300 лиц немецкой национальности. На сайте Управления UVD72.ru размещены списки реабилитированных. В частности, база данных УМВД по Тюменской области содержит сведения в отношении более двадцати тысяч лиц немецкой национальности. Реабилитация продолжается и сегодня.
В условиях социальных и этнических ущемлений и ограничений в правах единственной сферой проявления этнической идентичности оставалась религия. И массовая религиозность немцев была существенным препятствием на пути их вхождения в советские народы. Преследования верующих стали важнейшим направлением репрессивной политики советского режима по отношению к ним в 50–80-е годы двадцатого столетия. По отношению к верующим применялись публикации разоблачительных статей в печати, публичные «проработки» на партийных профсоюзных собраниях, беседы в «компетентных органах», изоляция наиболее активных участников религиозного движения. Религиозность немцев в подаче коммунистической пропаганды выглядела как выражение их самых зловредных качеств: фанатизма, античеловечности, мракобесия, алчности. В действительности же она была средством сохранения языка, нравственности, культуры и национальной самобытности.
Факты говорят о том, что чуть ли не до 70-х годов немцы значительно уступали другим национальностям в возможности вступить в ряды КПСС, в представительстве в органах власти на центральных и региональных уровнях. Только в 1971 году произошёл значительный рост депутатов в местных органах власти.
Есть мнение, что «игривая реабилитация» в 80–90-х годах, в свою очередь, способствовала массовому выезду немцев в Германию и значительно ухудшила ситуацию с сохранением этнической культуры и идентичности немецкого населения России. Но, повторяли участники встречи, земля полита потом и кровью наших родителей, она наша земля, и нам здесь надо жить достойно и полноценно. Кстати, подчёркивали многие, в том, что немцы всё-таки не потеряли своего «я» и многие годы сохраняли надежды на будущее, есть заслуга всех живущих здесь, в Тюменской области, народов. За что им огромная благодарность! В этой связи вспоминаются очень важные слова, произнесённые однажды пастором евангелистской церкви: «На обидах и болях только сорняки растут, и нет сил, чтобы продвигаться вперёд. Поэтому надо выздоравливать и жить дальше».
