На карте достопримечательностей столицы появился еще один значимый исторический объект – дворянская усадьба Муравьевых-Апостолов. Кристоферу Муравьеву-Апостолу, проживающему в Швейцарии, одному из директоров крупного банка, удалось осуществить давнюю мечту – отреставрировать московский дом, в котором в первой четверти девятнадцатого века жил Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, отец трех будущих декабристов – Матвея, Сергея и Ипполита.
В конце июля нам с женой вместе с внуками удалось побывать в московском доме Муравьевых-Апостолов и передать поклон с Ялуторовской земли, которая на целых двадцать лет приютила Матвея Ивановича, с 1836-го по 1856-й год. Сибирская обитель декабриста, участника Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии, стала основой музейного комплекса и визитной карточкой Ялуторовска. И вот теперь два муравьевских дома, московский и ялуторовский, породнились.
Мы встретились с генеральным директором усадьбы Муравьевых-Апостолов в Москве Татьяной Савельевной Макеевой и через нее передали приглашение Кристоферу и Коралин посетить Ялуторовск в конце года, во время проведения юбилейного, XXV областного историко-культурного фестиваля «Декабристские вечера». А еще мы привезли в дар новому музею картину ялуторовского художника Геннадия Ратанова, на которой изображены в домашней обстановке сам хозяин, Матвей Иванович, его верная спутница жизни, Мария Константиновна, и их воспитанницы – А. Созонович и А. Бородинская. Авторская копия этой работы займет место в экспозиции мемориального дома М.И. Муравьева-Апостола в Ялуторовске. Это тоже объединяющий символ для двух родственных музеев. В роли фотокорреспондента выступили внучка Дарья и ваш покорный слуга.
Усадьба на Старой Басманной только начинает новую жизнь под сенью древнего дворянского рода. Музейные фонды находятся в стадии формирования. Однако дом уже работает на ниве просвещения: подлинные стены памятника стали декорацией выставки-фантазии, и все пространство дома напоминает сценическую площадку. Уже с парадной лестницы посетитель вовлекается в игру, где в качестве актеров выступают «обманки» (тромп-лей), некогда столь любимые в русской усадьбе, созданные в технике современной фотографии.
Эта особенность подчеркнута в буклете «Московская усадьба: фантазии и обретения»: «Не следует искать исторической достоверности сценок, но исторические аллюзии неизбежны. В бальном зале невольно вспоминается Пушкин («Во дни веселий и желаний я был от балов без ума…»), в розовой гостиной – знаменитые обеды Ивана Матвеевича, в желтой гостиной – создание тайных обществ, в парадной спальне с мраморными колоннами – поэтические чтения и литературные общества, непременным членом которых был Иван Матвеевич.
Ощущение подлинности придают картины и гравюры на стенах, с которых смотрят лица людей того времени. Все эти работы, среди которых есть портреты и знаменитых мастеров (Рокотова, Левицкого, Боровиковского, Петра Соколова, Дж. Доу, Ризенера), и неизвестных художников, являются частью собрания Сергея и Татьяны Подстаницких. Предметы мебели в анфиладе – из коллекции музея и из коллекции Максима Боксера.
Игра прекращается на пороге последнего зала, где выставлен тот экспонат, ради которого и была задумана выставка – это письмо, написанное Сергеем Муравьевым-Апостолом отцу из Петропавловской крепости. В нем нет политических и философских рассуждений, только – уважение и любовь к семье, мольба о прощении за причиненное ей горе. Простое письмо как символ трагедии.
Выставка придумана и создана Александром Боровским, Александром Иванишиным, Татьяной Макеевой, Василиной Овчинниковой с помощью исторического общества «Бал в русской усадьбе» и компании «Артос» благодаря Кристоферу Муравьеву-Апостолу.
Образ Кристофера Муравьева-Апостола, стараниями которого возрождена московская усадьба Муравьевых-Апостолов, сопровождал нас повсюду. То он встречает гостей вместе с дочерью Татьяной у парадной лестницы, то что-то наигрывает на фортепиано. Создается впечатление, что это сам Иван Матвеевич выступил в роли радушного хозяина. Лучше всех это действо с налетом изысканной театральности прочувствовал наш внук Ярослав, который пытался своим присутствием оживить некоторые застывшие картины и соединял собой век двадцать первый с веком девятнадцатым.