Сижу на изгороди и качаюсь на верхней жерди. Жарко, хочется пить, но лень сходить в избу. Соседские ребята, Васька и Женька, увидев меня, кричат:
– Вовка, пошли купаться…
Деревня наша разместилась возле устья двух речушек: Иволга и Куштык. Полкилометра ниже – мельница. Там запруда.
В те годы нам, детворе, казалось, что наш пруд чуть ли не море. Всё лето пропадали на нём. Но пруд этот, хоть и не очень глубокий, коварен. Речки родниковые, сверху слой воды в солнечные дни прогревался, а вот внизу вода настолько была холодной, что если нырнешь, то выскакиваешь как ошпаренный.
Купаться мне, конечно, и самому хочется, но я лениво отвечаю:
– Не хочу, надоело…
– Но мы плот сделали… Нырять с него будем, – упрашивают братья-погодки.
– Не видел я вашего плота, – отмахиваюсь от них, – если захочу, лучше построю.
Но ответа на свой выпад получить не успеваю – жердь, на которой качался, ломается с треском, и я через голову назад падаю в двухметровую крапиву. Ощущение такое, словно с тебя шкуру содрали. Всё тело жжёт, как огнём. Думаю – зареветь или нет? Слышу, как Женька с Васькой хохочут. Конечно, надо мной.
– Нет, – думаю, – дудки! Перетерплю, пусть считают, что мне всё нипочём.
Вскакиваю, с трудом перелезаю через изгородь и с геройским видом говорю: – А мне ни капельки и не больно.
Женька подходит, сочувственно смотрит на мои голые колени и локти, которые уже покрылись от жгучей крапивы пупырышками и восхищённо замечает: – А ты молоток, я не выдержал бы, заорал…
И добавляет: – Жжёт?
– Подумаешь! – храбрюсь: – да я крапивы нисколечко не боюсь. Смотри… – и рву её рукой. Ладонь горит, но терплю. Сжимаю крапиву всё сильнее и сильнее, рву её ожесточенно, даже зло.
…А через несколько минут, забыв о крапиве, о боли, вместе с братьями Сидоровыми уже весело купаюсь в пруду. Особенно понравилось нам нырять с плота, который мы доделывали уже втроём.