Мне настоятельно предложили написать статью о мостовиках в журнал «Строительный вестник», популярный в широких кругах кандидатов и докторов наук. Первый вариант я изладил как для федерального общественно-политического издания, спецкором которого состою. Ну, в стиле с использованием метафор, эпитетов, метонимий. А также гипербол, анафор, литот, оксюморона, антитезы и прочей литературной чепухи.
Там у меня присутствовал даже говорящий ворон. Он, похоже, жил и обучался языку у профессора, так как произносил впопад вполне научные лексемы. За что приглашался на презентации и конференции. Но порой у интеллигентной птицы что-то щелкало в большой черной голове, и животное начинало сыпать не терминологией, а грамматическими единицами на «ж», «е», «б», «х», «п» и их производными, заклейменными Государственной Думой.
Похоже, ворон воспроизводил момент, когда на темя профессора упала гантеля, а на ноги – горячий утюг. По каким-то причинам полиглот сбежал от хозяина и временно прописался на участке №1 ООО «Мостострой-12». Хотя текст пернатого я бессовестно отредактировал, но саму статью, однако, отозвал – в научном журнале, сообразил, не место воробьинообразным.
Зато второй вариант получился – пальчики оближешь: так излагают мысли в большинстве отечественных газет и журналов. Этакий казенный бюрократически-статистический волапюк. В равной степени волапюк позволяет художественно изобразить производственный процесс, движение души олигарха, бизнесвумен, топ-модели, оператора Сбербанка, заводского фрезеровщика. Ошибаюсь, про рабочий класс в журналах вообще предпочитают не говорить. Из обихода газет напрочь выплеснуты очерк, фельетон, эссе, зарисовка…
Увы, и вариант №2 не вписался в научный журнал. Главный редактор фолианта дипломатично сообщила, мол, «подредактировали», зато просто редактор проинформировала абсолютно прямолинейно: переписали.
По отзывам знакомых руководителей областных СМИ, многие выпускники журналистских и околожурналистских вузов, собирая из букв, запятых и точек заметку (есть такой жанр) в 12 строк, чувствуют себя бараном в Библии, но сильны в сотворении научных тестов. И это меня искренне радует. Научный текст сложен, как нейтронный коллайдер. По себе сужу. Пришлось мне как-то поработать над кандидатской диссертацией.
Значит, так. Более трех десятков лет назад нас с коллегой Валерой Семериковым перевели в пресс-центр орденоносного главка. На тот момент мы уже имели кой-какой опыт работы в «Тюменской правде». И тут у зам. начальника ведомства, от которого зависело наше потенциальное благополучие, заболел зуб. Не ждите пересказа «Лошадиной фамилии». Нет, шеф отправился в ведомственный здравпункт. Но там рвать клык отказались, дескать, надо санировать. При упоминании о бор-машине чиновник падает в обморок. Но ведь с флюсом планерку не возглавишь. И тут прошел слух о панацее – кандидате стоматологических наук. Он, мол, как и чеховский Овсов, заговаривает зубы – короче, гипнотизирует.
Частная практика в ту пору была официально запрещена, поэтому «панацея» пользовал в обычной поликлинике, но даже денег не брал за услуги, потому как экспериментировал. Так просто на прием не попасть. Регистраторша тогда, в 78-м, записывала на 2016 год. И Валера Семериков, известный сердцеед, отправился на переговоры. Вернулся обескураженный. Старушка-регистраторша оказалась страшна и бестелесна, как египетская мумия. Правда, у старушки этой империи дочь Мила. Бабетта эта обзавелась неким дипломом, а теперь думает оторвать кандидатскую степень методом соискания. Там просто все, сам проходил. В научной конторе имеется список тем: если никто не застолбил, берешь и остепеняешься. Милке досталась тема…
– Сейчас скажу, какая, – Валера начал копаться в своем спортивно-акушерском саквояже, конфискованным у жены, – а, вот она.
На бумажке значилось: «Темпоральный аспект семиотического континуума автобусного маршрута в эксплитационной интерпретации полевого субстрата». Так как два слова, а именно «автобусный маршрут» нам были понятны, мы с приятелем взялись за разработку темы. В общем и целом, как выражаются земляки, без бутылки не разберешься.
– Так мы и засядем в кафе «Геолог», рядом тут, – отозвался научный партнер, – не на рабочем же месте.
В известной точке общепита первым делом принялись за фабулу. Остановились на маршруте №7. От ж/д вокзала отправляется, чешет по Ленина, сворачивает на Республики и далее прет до Антипино. Проще пареной репы.
– Значит, чувак впихивается в салон, где тесно, как в килечной бочке, – раскручивает Семерик композицию, – толкотня. Чуваку обрывают все пуговицы, слава богу, хлястик цел. Другой чувак, пользуясь давкой, залез в чужой карман. Шоферу на маршруте отлично, он курит и плюется в окно. Но остановки не объявляет. В итоге наш чувак выходит не там, добирается до проходной завода пешком. Естественно, опаздывает в тот период, когда местком проводит акцию по выявлению прогульщиков. Профсоюзные активисты берут фрезеровщика на заметку, грозят лишить 13-й зарплаты. В итоге станочник полный световой день гонит брак. Если убрать внецеховые, даже внезаводские негативные факторы, производительность труда вырастет на столько-то процентов, качество продукции – на столько-то, построение развитого социализма ускорится на столько-то дней (недель, месяцев, лет). Всё просто. Но ведь надо изобразить по-научному.
– «Чувак», – говорю, – не пойдет. «Братан» – даже лучше. Но и «братан» не совсем то. Не диссертационная единица.
– Надо найти терминологический словарь под редакцией Абрама Эвен-Шишена, – предлагает Семерик.
Он, Валера, шибко умный, окончил журфак Казанского университета. – Ты читал Абрама Эвен-Шишена? Умру, он не читал Абрама Эвен-Шишена!
Как оказалось, Абрама Эвен-Шишена не читал и сам Семериков. Слышал звон.
– Потому что на еврейском, – заоправдывался Валарик, – нет русского перевода.
– Еврейского языка не существует, – вношу коррективы, – есть иврит и идишь, словарь, скорее всего, на иврите.
В Тюмени легко нашли толмача, свой же парняга, заведует в газете научным отделом. Как водится, умный, интеллигентный. Однако потенционально «третий» выдвинул условие:
– «Агдам» и «Три семерки», подаваемые в вашем «Геологе», пить не буду. Только кошерное. Ярден Маунт Хермон Вайт или, в крайнем случае, Гамла Шардоне.
И альянс не состоялся: где бы нашли кошерный продукт, в Хайфу не выпускают… Но обнаружили словарь авторства то ли Тука, то ли, наоборот, Кута. Немедленно выяснили, что тема диссертации задана не политкорректно, потому что для шофера семиотический континуум это и есть маршрут, то есть масло масляное, а по-научному – тавтология. Тук, или Кут, весьма нас выручил, процесс пошел!
Итак, пишем. «Экспериментально доказано, что тред абберации в семиотическом контининууме в его консубстанциональности в плане детиорации и антопогенной субцесси в равной степени соответствует абиотике локалитета. Модальный нарратив аксиологически коррелятивен. Контент при маятниковой миграции тождественен абсансу и агитофрии. Фокус опоясан транспортной сетью, что в сущности является аттрактантом в лакунарной лагуне…»
Таким макаром в две руки изладили 237 страниц на машинке «Эрика». Объем труда великоват для кандидата, но мал для доктора. Но даже для начальной степени пришлось воспользоваться советом бывалого человека, пункт 7 в брошюре: «Нормальная диссертация должна вызывать у слушателя зевоту и последующий сон». И тогда, в конце 70-х, мы с Семериком были далеко не пионерами в диссертационной отрасли. Кстати, с тех пор и по сей день действует правило, по которому будущий кандидат наук обязан опубликовать в журнале Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки РФ не менее одной. Чем больше, тем лучше. 4 июля с.г. я присутствовал на защите научной степени в ТюмГУ – диссертант опубликовал в журналах 11 статей об основных итогах своего труда, в том числе 5 – в «ваковском». Перечень журналов ВАК достаточно обширен – 54 издания. И только по недоразумению «Строительный вестник» из Тюмени не попал в сей список.
Словом, опубликуешься без проблем. И вот известный в России ученый, доктор биологических наук Михаил Гельфланд сочинил труд под вывеской «Корчеватель: алгоритм типичной унификации точек доступа и унификации» – ахинею в голом виде – ну, в стиле ню. И за подписью несуществующего диссертанта Михаила Сергеевича Жукова отправил бред (чушь, абракадабру, вздор, галиматью, ерунду, белиберду) в журнал ВАКа. Получил ответ, что статья принята с небольшими замечаниями – не переписали, даже не подредактировали. Далее следует очаровательная рецензия, цитируем: «Актуальность работы высокая. Выбор объекта исследований правильный. Новизна – отличная. Разработанность темы – хорошая. Практическая эффективность – отличная». В итоге ахинею в стиле ню в журнале опубликовали.
Параллельно Михаилу Гельфланду профессор Тюменского госуниверситета Владимир Загвязинский адресует председателю ВАК М.Б. Кирпичникову депешу, цитируем: «В диссертационную среду стала активно проникать коррупция. На место кропотливого научного труда, требующего вдохновения, честности и терпения, приходит откровенное жульничество».
Уверены, это Владимир Ильич выразился не про нас с Семериком. Мы безгрешны, как ребе из Бобруйска. Мы все 23 главы диссертации написали собственноручно. Правда, с формулами поступили не очень корректно. Списали из книг, посвященных различным отраслям промышленности, и живописно перемешали. Но это ведь все так делают.
Зато все и вся удачно устроились. Милка, которую мы в глаза не видели ни разу, защитилась без черных шаров. Полагаю, её диссертацию не на один раз списали. Ведь армия отечественных кандидатов и докторов наук растет как на дрожжах. Главное – клык у нашего шефа здоров: не только отдельный фрагмент, но и вся челюсть, как у арабского жеребца-двухлетки.
…В эти дни шумиху подняли вокруг Российской академии наук. Вчера по радиостанции «Эхо Москвы» слушал мнение уже известного читателю доктора биологических наук Михаила Гельфланда. Он за реформы РАН. Но не в том виде, в каком предлагают новаторы. Поди-ка, балласта в среде академиков скопилось немало. Реформу, понятно, проведут. Дров, как водится, наломают. Без этого на Руси не обходилась ни одна реформа. Боюсь, опять постригут поросенка: визгу много, а шерсти мало.
