Немного о поэте Борисе Рыжем, его книге «Типа песня» и о себе
Сборник «Типа песня» появился у меня тоже, видимо, неслучайно. Несколько лет назад редакция торжественно выдала мне билет на концерт Сергея и Татьяны Никитиных. Они приехали в Тюмень с программой, рассчитанной на соседей-екатеринбуржцев, а на нас, как понимаю, её просто обкатывали.
Концерт состоял в основном из песен на стихи неизвестного мне уральского поэта. О нём даже немного рассказали, но поразила меня не биография, а стихи. Они были чудесно-родные!
Помнишь дождь на улице Титова,
что прошёл немного погодя
после слёз и сказанного слова?
Ты не помнишь этого дождя! – проникновенно пел седенький уже Никитин.
А ещё в душу тихо падало:
За магазином ввечеру
стояли, тихо говорили.
Как хорошо мы плохо жили,
прикуривали на ветру.
И, не лишенная прикрас,
хотя и сотканная грубо,
жизнь отгораживалась тупо
рядами ящиков от нас.
И только небо, может быть,
глядело пристально и нежно
на относившихся небрежно
к прекрасному глаголу жить.
И я запомнила имя – Борис Рыжий.
А потом мы с приятелем Ханиным пошли в книжный магазин и нашли один на двоих маленький сборник «Типа песня», трагический и хулиганский. И я купила книжку, а Ханин соответственно не купил, но забрал и долго-долго читал стихи дома. Потом принёс в редакцию и прочёл вслух, что больше всего понравилось, это манера у него такая – читать стихи вслух, смакуя каждое слово:
Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну —
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.
А я читала своё молча, только мысленно ахая от этих невообразимых сочетаний слов, звуков, мыслей, так легко ложащихся на собственную жизнь:
Вся Родина на пачке папирос.
В наличии отсутствие стакана.
Физрук, математичка и завхоз
ушли в туман.
И вышел из туман
огромный ангел, крылья волоча
по щебню, в старушочьих ботах.
В одной его руке была праща,
в другой – кастет блатной работы…
Гудрон и мел, цемент и провода.
Трава и жесть, окурки и опилки.
Вдали зажглась зеленая звезда
и осветила детские затылки.
Наше такое общее и такое разное детство! Профессорский сын Борис Рыжий, выросший в самых хулиганских заводских районах Свердловска, мальчики и девочки из засыпанного свежими опилками ярковского лес-промхоза. Мои чудесные отец и «дядья»! Вот они идут по моему детству, все пятеро, уверенной шеренгой выплывая из-за угла залитой вечерним солнцем улицы: в новых нейлоновых рубашках, красивые, чернобровые, опасные. Они начинали работать на лесопилке лет с двенадцати и сразу становились для окружающих полноправными мужиками. Подросткам наливали после работы точно так же «до краёв», и взрослые женщины их любили здесь же, за огромными брёвнами. Вот посеревшие доски соседского заборчика, я очень-очень маленькая, моя старшая подруга демонстрирует умение считать до десяти и обратно, и вдруг там, за забором, мужчины начинают вести свой разговор, а мы замолкаем из совершенно чистого детского восторга: как много новых, заковыристых слов, из которых знакомо, пожалуй, только «мать».
Мы играли в «пупсиков» в кабинах отцовских грузовиков, наши старшие сёстры гоняли на старых мотоциклах быстрее парней. И хотя через много лет почти все мы выбрались в люди, уехали в город, стали врачами, учителями, писателями и даже большими начальниками, внутри живут всё те же пацаны и пацанки. 
Мы научились скрывать чувства и улыбаться нужным людям, но попробуй только тронь, особенно наших детей, и все те слова, подслушанные когда-то за забором, тут же сами собой выходят наружу.
Поэтому Борис Рыжий, непутёвый и гениальный, – свой, родной.
И некого бояться мне, но всё же
Совсем один. Как бедный тот поэт.
Как мой отец.
Мне пять неполных лет.
И все мы друг на друга так похожи.
