– Я собрал вас, чтобы обсудить предстоящий юбилей нашей организации. – Патрон медленно обвёл взглядом своих приближённых. Те сразу подобрались и выпрямили спины. – Поскольку организация наша более чем солидная, празднование надо организовать на высшем уровне с участием губернатора и министра культуры. Никаких замен! Только первые лица! Как вы знаете, мы кое-что уже сделали. Установили в честь юбилея стелу.
– Это Вы хорошо придумали! – включился один из замов. – Молодцом! И пусть злые языки ёрничают, что установили её в Вашей родной деревне, а не в областном центре. Будем мы ещё с оглядкой на каждого свою деятельность вести. Ой, у Вас карандашик упали! Я мигом, я сейчас, – как в старом анекдоте, сказал он и, на минуту умолкнув, полез под стол за скатившимся туда карандашиком.
– Зато какой общественный резонанс от этого вышел! – продолжил он, едва голова показалась над краем стола. – Почти все газеты про стелу написали, так что это стало ярчайшим событием в культурной жизни региона.
– Да, это было хорошо придумано. Просто гениально! – подтвердил второй зам – человек спокойный и рассудительный. Он некоторое время занимал солидную должность, но увлёкся махинациями и вынужден был уйти из чиновников. – Теперь надо срочно решать вопрос с наградами.
– Мне ещё пару лет назад говорили, что я слишком скромничаю, ничего себе не прошу, ни званий, ни наград, – изобразив на лице застенчивость, понизив голос до полушепота, сказал шеф. – А теперь вот думаю, может, настало время и о себе подумать.
– Самое время, самое время! – включилась в разговор приятной внешности дамочка, сидевшая напротив шефа. – Орденочек бы Вам очень был к лицу.
– С орденом не получится, – авторитетно отмёл предложение тот, что хаживал в чиновниках. – По положению о государственных наградах надо сначала медаль или почётное звание. А потом уже и орден можно хлопотать.
– Тогда Вам почётное звание, Вам и Вам, – дамочка повернулась лицом сначала к одному, потом второму заму, – награды министра, а мне бы грамоту губернатора.
Она произнесла последние слова тихо, но с мягким нажимом, и от проявления собственной нескромности зарделась, ей стало настолько душно, что она будто бы непроизвольно расстегнула на кофточке одну пуговицу и почти сразу же вторую. Дама была себе на уме. Это мужчины утверждают, что чем больше у женщины грудь, тем меньше ума, она же много раз в своей жизни убеждалась, что всё как раз наоборот: чем больше у женщины грудь, тем меньше ума у мужчин, ее созерцающих. Вот и на этот раз шеф моментально вперился взглядом между явленных взору манящих полукружий, будто надеясь увидеть там что-то до сих пор в своей жизни не виданное.
Удивить же его было трудно. В молодости он коком (упаси бог назвать поваром) ходил на корабле, лихо умел заламывать на затылок фуражку и, подметая широкими клёшами мостовую родного города, коршуном смотрел на встречных барышень. Многие от этого взгляда бывалого моряка робели, терялись и сдавались без боя. Так что ничего нового в разрезе кофточки он опять не увидел, но сразу приосанился, как в былые годы.
Эх, былые годы! По морям, по волнам, нынче – здесь, завтра – там. Ведь в загранку ходил. В разных странах бывал. Иногда даже пятёрками на берег сходили, жизнь ихнюю капиталистическую видели. Чаще-то, по правде сказать, только в бинокль, когда помполит в награду за подкладываемые ему самые вкусные куски давал в бинокль на иностранные города поглядеть. Правда, кок всё больше на заморских девок – шлюх портовых – пялился. Валюты на них не хватало, так хоть поглазеть довелось.
А песня «Моряк вразвалочку сошёл на берег» так и осталась его самой любимой, во время частых запоев он горланил её даже среди ночи так громко, что соседи, отчаявшись стучать по трубам отопления, звонили в дверь и требовали прекратить это безобразие. Вот и сейчас любимая мелодия игриво зазвучала в его голове.
– В общем-то, у меня уже бумаги подготовлены. Надо только протоколом собрания оформить, – сознался шеф, отгоняя игривые мысли.
– Так в чём же дело? – встрепенулся тот, что лазил за карандашиком.
– Кворума нет, – впервые за всё время встречи подал голос ещё один участник, сидевший у окна на хлипком стульчике. – У нас тут совет, а надо общее собрание. И по подготовке к юбилею надо оргкомитет создать. Видных людей из нашей организации в него включить.
– Никаких оргкомитетов не будет. Я сам лучше всякого оргкомитета. А то навключаем тут разных деятелей, будут одеяло на себя тянуть. А нам это надо?
– Не надо, не надо, – охотно запротестовал тот, что лазил за карандашиком.
– Вот именно. Про оргкомитет и всякие там большие мероприятия, на которых кто-то звездить будет, забудьте. Славу мы ни с кем делить не собираемся. – Он сказал МЫ, но было понятно, что имел в виду себя одного. – А о решении сегодняшнего собрания, мы его оформляем именно так, оповестим остальных в рабочем порядке, – принял решение шеф. – Тебя тоже не забудем, отметим, – шеф посмотрел на осмелившегося подать голос. – Грамотой Думы, например. В крайнем случае, я своей грамотой награжу.
– Да не надо мне никаких грамот, – замахал руками чуть ли не обвинённый в оппозиционных настроениях. – Я ведь, сами знаете, не из-за наград и почестей, ради общего важного дела сил и времени не жалею. И ещё вот что сказать хочу: мы тут о себе да о себе, а надо бы и о народе подумать. Всё-таки юбилей организации.
– О каком народе ты говоришь? – вдруг строго посмотрел на всех шеф. – Тех, кто был у самых истоков, уже и в живых нет. Из нас, тогда молодых талантов, тоже почти никого не осталось. По большому счёту вот я один перед вами. А те, кто в последние двадцать лет к нам примкнул, – он снова посмотрел строго на сидящих, поскольку все они были как раз из того числа, – так ведь они ничего путного для общества и не сделали. Талантами себя возомнили! Выскочки они! А таланты вот, все тут сидят.
– И всё же, мне кажется, надо какие-то масштабные мероприятия для народа запланировать, деньги на это попросить.
– Деньги – это ты правильно говоришь, – поддакнул шеф. – А вот по поводу народа… это наш праздник, это наш юбилей, и позиционировать его надо именно так. Молод ты ещё, пообтешешься, сам поймёшь. А пока мы тебя председателем собрания оформим, протокол подпишешь и в наградной отдел отнесёшь. А то мне как-то вроде за себя просить неудобно. Ну что, повестка дня исчерпана, раньше-то это дело обмыли бы как следует, а теперь все трезвенниками стали. Даже не интересно. Но вот отметим юбилей, денежек нам на ресторан дадут, тогда на халяву можно будет и оторваться по полной. А потом – снова закодироваться.
И он, довольный своей шуткой, громко засмеялся.
