Во время учебы в Старооскольском геологоразведочном техникуме общежития мне не дали, пришлось снимать угол в частном домике. Вместе со мной жил друг и сокурсник Толя Барсуков. Жили хорошо, во всем помогали друг другу, уходили на занятия и возвращались обычно вместе.
В то памятное утро мы скоренько позавтракали и отправились на учебу. Однако перед выходом я машинально сковырнул маленький прыщик на правой щеке, а ранку обработать забыл.
На первой перемене мы с Толей встретились (учились в разных группах), и я пожаловался ему на жар и сильную головную и мышечную боль.
Надо сказать, что в смысле дисциплины держали нас очень строго: за прогул могли лишить стипендии или даже отчислить. И все же я, чувствуя себя все хуже и хуже, решился уйти. С трудом спустившись по скользкому косогору, шатаясь и упав несколько раз, добрался до дома. Там прямо в форме сразу же плюхнулся в кровать. Узнав, в чем дело, хозяйка тут же дала мне термометр. Оказалось, у меня действительно был сильный жар. Боль и тяжесть во всем теле продолжали ощутимо возрастать, а температура – повышаться. Сознание становилось все более мутным. Аспирин не помогал.
И тут в нашу комнатенку прямо-таки влетел Толя.
– Ну что, Юра, как твои дела? Я переживал за тебя и тоже решил уйти с занятий.
– Да чувствую себя неважнецки: все тело болит, и температура растет, уже больше сорока! Наверное, нужно вызвать доктора, – ответил я.
– Врачу, конечно, нужно показаться, но скорая по нашим косогорам сюда не проедет! Сделаем так: я схожу на конюшню, возьму Савраску и на санях отвезу тебя в поликлинику.
Не прошло и часа, как Толя подкатил к воротам дома на санях, с запряженным Савраской. Он вытащил меня к воротам, погрузил в сани, накрыл шинелью. Поехали…
Как мы добирались до поликлиники – я не помню: сознание совсем помутилось. Очнулся уже в больнице, у самой двери кабинета терапевта. Как всегда, там была очень бдительная очередь страждущих, и Толю со мной на руках никак не хотели пропустить.
– Вы же видите, он весь горит и уже почти без сознания! – возразил он очереди.
На шум вышла седая женщина-врач.
– В чем дело? Почему галдите и не даете мне спокойно работать?
– Да вот – мой друг чуть живой, уже почти без сознания!
– Заноси его в кабинет! – распорядилась она, внимательно взглянув на меня. – Какая у него температура?
– Последний раз мерили – была сорок один!
– Простуда?
– Нет! Содрал прыщик на щеке!
– Все понятно! Рвота была?
– Нет!
И тут у меня началась сильная рвота, которую я не в силах был сдержать. Сразу же отключился, только перед этим услышал: «Сепсис».
После укола пенициллина меня положили на носилки и унесли в палату. Пришел в себя только на третьи сутки. И все это время мне делали уколы и внутривенно вводили глюкозу. С сегодняшней точки зрения трудно понять все происшедшее со мной тогда. Мой друг Толя Барсуков многим жертвовал, когда без разрешения ушел с занятий, тревожась о моем самочувствии, самовольно взял лошадь и сани, привез меня в поликлинику и добился приема у врача. Врач, благодаря своему военному опыту, мгновенно поставила правильный диагноз и назначила единственно верное лечение. Все это вместе взятое и спасло тогда мне жизнь.
