Физ-куль-тура. Незнакомое, но красивое название урока поначалу вызывало у новоиспечённых пятиклассников интерес и любопытство.
Они и не подозревали, что потом, со временем, оно превратится в их нигилистическом сознании закалённых школяров в сокращённо-презираемое – «физ-ра». Ученики считали эту дисциплину вовсе не заслуживающей внимания и уважения у настоящего интеллектуала, ущербной, ненужной, излишней в учебном процессе. Однако в школьном расписании «предмет» продолжал нагло соседствовать с другими на равных – несмотря на то, что даже не удостоился полноты написания.
Занятие ещё сильнее закрепило за собой статус бестолкового. Вёл его какой-то крикливый пузатый дядька, нагло ухмыляющийся и постоянно изрекающий в адрес учащихся что-то вроде «ах ты, сукин сын!» или «у-у-у, раззява!». Грубые реплики шокировали детей, воспринимались ими как матерщина. Физрук к тому же был далеко не спортивной наружности, какой-то обрюзгший, в потерявшем форму обвисшем трико серо-бурого цвета. Он выстраивал школьников на пыльной площадке и с каким-то дьявольским азартом в глазах принимался гонять их по кругу. Сам тем временем беспрестанно шмалял свои «беломорины», курил прямо во время урока, не видя в том ничего предосудительного. В руках у него ещё была такая круглая штуковина, при помощи которой он щелчком засекал время. Секундомер требовал от нас, подопытно-подопечных, быстрого бега: не выполнишь норматив, получишь «двойку». Кто-то бежал лучше, кто-то хуже. Особенно доставалось тем ученикам, кто от природы был полным или просто медлительным. На их несчастные головы сыпались нелестные шуточки как со стороны учителя, так и от тех одноклассников, коим повезло родиться более подвижными. Неспортивных сверстников было жалко, и, видимо, по этой причине в знак солидарности с ними некоторым тоже не хотелось доказывать учителю-мучителю свою резвость. Беспричинные издевательства взрослого, бессмысленность и глупость происходящего тяготили даже больше, чем полученная неудовлетворительная оценка. Чего-чего, а про себя-то каждый сельский пацан знает: бегать могу. Только зачем убеждать в этом ещё и какого-то вредного и противного «препода»?
Ладно бы родители попросили по-быстрому слетать в сельмаг за чем-нибудь. Или, например, когда мне летом требовалось каждый день состязаться в скорости передвижения со своими домашними гусями. Бывало, пасу их на лугу за околицей, а они вдруг неожиданно так громко загогочут, захлопают крыльями и помчатся всей стаей за своим вожаком. Мне, пастушку с хворостиной, необходимо было их настигнуть и остановить – не ровен час, улетят. Вот это ответственность, да ещё какая!
Однажды пернатые всполошились-таки и, не дав мне опомниться, в мгновение ока взмыли в небо. Покружили надо мной с каким-то издевательским клёкотом, затем решительно взяли курс… на соседнее село. Набрали высоту быстро и буквально на глазах превратились в летящие точки. Стараясь не терять их из виду, я понёсся босиком по траве, спотыкаясь и падая. Вскакивал и снова бежал. Тем временем «мои птички» давно уже растворились в вышине. Я не осознавал этого, не хотел с этим мириться. И всё мчался-мчался невесть куда. Наконец остановился на каком-то раскалённом от зноя просёлке с изодранными в кровь ступнями. Едва отдышавшись, понял тщетность моих действий: бег даже самого быстроногого мальчишки не сравнится со скоростью полёта свободолюбивой птицы.
Отчаяние застилало глаза. И сколь их ни протирал, им, похоже, было не суждено уже увидеть моих гусей. Стал корить себя, даже поругивал за то, что ещё не научился… летать. Затем вяло и нехотя пошёл домой, придумывая по ходу совсем невероятные оправдательные версии. Параллельно во мне росла готовность принять от отца с матерью самую страшную кару. Через некоторое время ноги сами собой, помимо моей воли, привели меня к родной калитке.
Из-за массивных железных ворот слух мой различил со стороны улицы знакомый гусиный гомон. «Надо же, какие умные, – осенило меня, – сами нашли дорогу домой?!». Удивление вперемешку с нахлынувшей радостью буквально окрылили меня, и я лихо перемахнул через забор. Во дворе в окружении домашней птицы родитель мой доставал бадьёй живительную влагу из колодца и разливал её в каменное корыто – эту массивную глыбу когда-то специально привезли из ближайшего карьера, а местный каменотёс выдолбил в ней глубокую ёмкость для воды. Утомлённые гуси поочерёдно зачерпывали её в клювы и пили, высоко запрокидывая головы. Как настоящий марафонец, весь взмыленный, пыльный и грязный, я тоже ощутил жажду, захотелось пить. «Видок» мой отца развеселил. Он рассмеялся: «Не расстраивайся – сегодня же подрежем им крылья».
А школьная «физ-ра» год от года только набирала вес. Учащимся пытались внушить, что «двойка» здесь даже круче, чем на уроках математики или химии. Дикость торжествовала: чья-то физическая ущербность расценивалась как повод ставить человеку низкую оценку. Считалось, если ученик поработает над собой, то обязательно исправится и станет отличником по физподготовке. Большинство из нас, однако, особо не упахивалось, довольствуясь вполне законными «троечками». Да и что-то ни разу не довелось увидеть какого-нибудь зрелого сельского чудака, бегающего по лугам или по дорожкам стадиона. Объявись таковой, интересно было бы посмотреть на реакцию односельчан. На такую ерунду у людей не оставалось времени и сил – у них, у трудяг, физическая нагрузка спокон веку одна: то на барина пашешь, то на колхозном поле, то на своём клочке земли. А впустую воздух перемалывать? Увольте!
Некоторые из одноклассников, между тем, из кожи вон лезли – показывали хорошие результаты, «защищали честь» школы в сборных командах. И очень гордились этим. А преподаватель, наоборот, собственную физическую форму не блюл, совершенствоваться не собирался, а всё больше превращался в подобие борова. Даже получил прозвище – «пузо». Сие словечко со временем стало нарицательным, летало себе, озвучивая пространство уроков, а «пузо» и не догадывалось, что это всё о нём… Правда, его бесцеремонность уже переходила рамки дозволенного, если можно говорить о правомочности хамства как такового. Физрук стал давать волю рукам и не упускал случая ухватить уже оформившихся старшеклассниц за их милые округлости – якобы за тем, чтобы они, не дай бог, не упали после какого-то (уж о-о-очень сложного!) упражнения. И вот однажды, во время игры в баскетбол, кто-то из парней «случайно» запулил ему тяжеленным мячом прямиком в самый низ выдающегося пуза. Мучитель наш только крякнул от неожиданности, обмяк и мгновенно присмирел. Даже «двойку» за явный фол юному баскетболисту не поставил, а лишь тихо поплёлся в учительскую. В спортзале повисла напряжённая тишина, ему вслед не прозвучало ни единого смешка.
…«Гуси-гуси! Га-га-га! Есть хотите? Да-да-да! Ну летите!». Кричалки из детской забавы про гусей путались в голове. Что-то там ещё? А-а, вот: «Серый Волк под горой не пускает нас домой!». Ну как же, возражал я мысленно, волк-то бескрылый – куда ему до гусей? Неправильная считалка: волк их не достанет, им бояться его не надо. Взрослая логика вступала в противоречие с течением милой игры из детства. Ах, да! Детство-то закончилось, и поганый серый волчище, что так долго держал ребят в унижении, им был больше не страшен…
