Великое созвездие выдающихся имен появилось в России в первой половине 19-го века. В нем достойное место по праву занимает Петр Васильевич Киреевский (1808-1856 гг.).
Исследователи славянофильского движения больше обращают внимание на его родного брата, Ивана. Он был выдающимся философом и как бы затмевает личность Петра, роль которого по достоинству до сих пор не оценена в истории развития русской культуры.
Петр Васильевич родился в семье, имеющей древние дворянские корни. Его мать Авдотья Петровна была внучкой А.И. Бунина, отца В.А. Жуковского. Ранняя смерть отца позволила братьям тесно общаться с великим поэтом-мыслителем. Они обучались по его программам. Влияние поэта определило первые шаги Петра на литературном, философском поприще.
Надо сказать, что известную роль в образовании братьев сыграл отчим А.А. Елагин (за него Авдотья Петровна вышла замуж в 1817 году). Отчим хорошо знал произведения французских энциклопедистов 18-го века и немецкую классическую философию. Братья не ограничивались домашним образованием, они посещали лекции в Московском университете и брали частные уроки у знаменитых профессоров того времени. Петр Васильевич свободно писал и говорил на семи языках. Как и его старший брат Иван, был членом кружка любомудров, где в спорах с товарищами формировал свое представление об окружающей действительности.
В одной из публикаций молодой ученый вступил в полемику с историками, считавшими, что характер славян при всех невзгодах жизни проявляет смирение и покорность. Киреевский, используя исторические документы, доказал обратное. Статья «Изложение курса новогреческой литературы» 1827 г. дает ясное представление о мировоззрении 19-летнего юноши. Она посвящена обоснованию национально-освободительной идеи. В 1829 году П. Киреевский уехал в Германию, где прослушал лекции Гегеля, Шеллинга, даже полемизировал с ними. Друзья славянофилы – А. Хомяков, К. Аксаков, А. Кошелев, С. Шевырев, брат И. Киреевский – предсказывали Петру Васильевичу большое будущее как историку, философу, но он неожиданно для всех выбрал иную стезю: стал собирать народные песни, поговорки, пословицы.
В статье «О древней русской истории», опубликованной в «Московитянине», он пишет о трепетном отношении к старине, о негативном отношении, губительном влиянии городов на патриархальный уклад жизни, о «нравственной порче», которой подвергаются прекрасная русская песня и народный дух. В статье Киреевский критикует норманнскую теорию происхождения государственности на Руси, утверждая, что развитие родового быта и самоуправления у древних славян имело место в доваряжской Руси.
Где бы ни находился П. Киреевский, он постоянно проявлял интерес к фольклору. Фольклористика рассматривалась им в связи с вопросами самобытности русской культуры. Он жил, вникая в «миги» существования, фиксируя вспышки собственной мысли. Его творческая жизнь складывалась из уразумений смысла жизни на каждом ее этапе. Итогом исследования народного фольклора стало знаменитое «Собрание русских песен». А. Пушкин высоко оценил этот труд, а в 1833 году передал свои материалы П. Киреевскому. Песни, былины для Петра Васильевича собирали и Н. Гоголь, Н. Языков, А. Кольцов, В. Даль и другие. В предисловии к первому выпуску своего «Собрания …» (1848) он замечает: «Несмотря на то, что песни имеют такое значение в жизни русского народа, нельзя не признать мрачной истины, что их красота … уже старина, и что эта старина уже не возрождается в новых, себе подобных отраслях».
Размышляя над этими строчками, ощущаешь пессимизм, ностальгическое отношение к таким дорогим патриархальным идеалам для фольклориста. Близкие по духу друзья-славянофилы помогали ученому. Киреевский ждал перемен в жизни российского общества, но они не наступали. Духовный кризис мыслителя усугубило отсутствие возможности из-за цензуры издать полное собрание песен, статей. Сказалась и смерть от холеры старшего брата Ивана, которого Петр Васильевич пережил всего на несколько месяцев. Как и брат, он упокоился в Оптиной пустыни.
Петр Васильевич Киреевский занимает достойное место в истории русской культуры. Мыслитель подобного уровня похож на одинокий дуб, в полной мере не реализовавший свои великие дарования.
