В небольшой деревеньке Конченбург, что в Нижнетавдинском районе, мне приходилось бывать в разные годы. И всегда удивляла она своим спокойствием, трудолюбием, гостеприимством.
Тихо и мирно живет деревенька и сейчас. Никуда не торопится. Есть детсад, школа. Вот только молодежи осталось мало, основное население – пенсионеры. Разлетелись по городам и весям их дети да внуки...
В прежние годы Конченбургская производственная бригада бывшего уже колхоза «Большевик» нередко выходила в передовые. Сеяли хлеб, скот выращивали. Теперь по некогда урожайным полям весной журавли гуляют, малые птахи гнезда вьют.
Но старики не могут без дела сидеть. Заняты своим приусадебным хозяйством. Кто кур, кто гусей, кто коров, коз и другую живность держит. За огородами ухаживают, цветы разводят, саженцами пополняют садовые участки и придворовые территории.
Мужчины рыбачат на Картымском, Кайварном и дальних озерах. Караси здесь отменные. В самой деревне их можно купить дешевле, чем, скажем, в райцентре или городе.
в солнечные дни или теплыми вечерами женщины нередко собираются на скамейках посидеть, обсудить местные новости, посудачить о героях сериалов. А с середины лета, как начнут поспевать ягоды да народятся грибы, заметно пустеет деревенька.
На заготовку клюквы – главного дикороса, которым особенно славятся здешние места, – отправляются даже восьмидесятилетние, у кого сил хватает. Болота с ягодой этой целебной на сто верст развернулись. От продажи ягод да рыбы хоть небольшая, но все же прибавка к пенсиям. А молодым и неленивым вполне можно иметь доход поболее. Правда, предприимчивыми конченбуржцев не назовешь, нет в них ни жадности, ни скаредности. Хорошему человеку и даром карасиков в дорогу положат или же клюквой угостят, что называется, от души, от чистого сердца…
Иду по улице Красноармейской, выходящей к двум мечетям (старой и новой) и памятнику фронтовикам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. Дома здесь очень старые, но добротные, еще век простоят. Колодцы-журавли старинные до сих пор поят людей чистейшей водой…
На скамейке две старушки. Здороваемся. Приглашают присесть – отдохнуть. Разговорились о житье-бытье. Непросто сложились их судьбы. Всё пережили: и голод, и холод военных лет. Марьям Муратова работала шофером, завклубом. Отправили её, девушку-водителя, в Узбекистан в длительную командировку. Посватался за нее там крымский татарин. Девчата уговорили – вышла замуж. А муж стал с первых дней издеваться над ней, избивать. Решила уйти, но он запер её в доме. На второй день сбежала и – к своему начальнику:
– Отпустите меня домой без отработки, – вспоминает бабушка Марьям. – Нам, отвечает, хорошие водители нужны, останься! Прокуроршу пригласил, а та вызвала моего мужа, чтобы его предупредить, мол, посадит, если он меня еще тронет. А я сама себе сказала: если жива буду и до дому доберусь, никогда замуж не выйду! Так и вышло… В Тюмени квартира. Когда мать умерла, я в родной дом вернулась.
Про свою деревеньку пенсионерки поведали, что её в Кобуру переименовали после революции. Здесь было страшное кровопролитие. Верующих мусульман убивали, женщины с детьми в подпольях спасались, кровь в реку ручьем текла… Всё унесла с собой река, а когда построили железную дорогу на Север – и сама высохла.
Вторая собеседница, Нурания Аппасова:
– Отца забрали на фронт, – мать умерла, нас четверо осталось с бабушкой. Я в колхозе работала. Трудилась там, куда пошлют. Хлеба триста граммов – суточный паек – давали. А мы мешки с семенами, с мукой на спине таскали, разгружали телеги. Зимой на озерах добывали много рыбы. Нам дадут из улова по пять рыбок – варите! Всё остальное на фронт отправляли. Я все озера в округе знаю... Потом отец с войны раненым пришел, стал рыбачить, легче нам стало. Волосы у меня были красивые, длинные. Матери нас научили кислым молоком их мыть. Думаю, какая-то польза в кислом молоке есть: мне уж столько годов, а волосы растут и растут. Но за ними же уход нужен. Дочка недавно мне говорит: давай, мама, пострижёмся. Постригла, и так легко стало голове! А ещё ведь мыли волосы зольной водой. У нас косы такие красивые были, что ни один парень мимо пройти не мог, – смеется неунывающая бабушка Нурания.
Заметив, что я фотографирую улицу, подошла с батогом улыбающаяся старушка. Спросила по-татарски, мол, кто такой? Я же, как студент на экзамене: всё понимаю, а ответить не могу. объясняю, мол, деревня ваша очень понравилась, хочу написать о ней. Для пущей убедительности достаю из кармана удостоверение, открываю, показываю, чтобы сама прочитала. «А-а-а, ты – милиционер!», – говорит она. Показываю на блокнот, что пишу. А она мне по-русски: «Ну, пиши!».
Наш разговор с ней прокомментировали соседки-старушки: «Зовут её Магира Аппасова, ей уже 87-й год. Она тоже участница трудового фронта, ветеран труда. Всю жизнь в колхозе проработала, а в последние годы перед пенсией трудилась санитаркой в больнице. Оптимистка по жизни. С юмором ко всему относится. За что мы её особо уважаем. Дай Бог ей еще здоровья на долгие годы!».
Ну а всем им того же я пожелал.
На обратном пути встретил человека с ружьем. Двустволка с его рост. Предложил подвезти. Оказалось, это сын Нурании Аппасовой – Ринат. Уже двенадцать лет после распада колхоза он в должности егеря на озере Елейском. Считает себя счастливым человеком. Помощники у него надежные – сторожевые собаки. Зарплату, продукты и топливо для электростанции и мотоцикла привозят своевременно прямо на озеро. Гости к нему тоже часто заходят-залетают: глухари, рябчики, лоси, зайцы, ежики…
