Нашим пернатым соседом, гнездящимся где-то высоко на водоразделе, за пределами видимости, был большущий иссиня-черный ворон. Изредка он пролетал в вышине над нами. Иногда садился на одну из вершин самых высоких лиственниц и подолгу внимательно наблюдал за нашими действиями при проведении крупномасштабной геологической съемки прилегающей территории. А когда ему это надоело или приходило время подкормиться, словно нехотя покидал свой наблюдательный пост, тяжело взмахивал крыльями, медленно набирал высоту, делал прощальный круг над речкой Люлюиктой и нашими палатками и с протяжным гортанным криком: «Др-р-р-р-о-н, др-р-р-о-о-н!» скрывался из виду до следующего посещения. Так как всей живности, обитавшей по соседству с нами, мы давали имена, то его, не мудрствуя лукаво, нарекли Дроном.
Надо сказать, что во время полевых работ пища у геологов обычно бывает крайне однообразной. Она довольно быстро приедается, особенно когда в маленьком отряде, подобно нашему, приходится готовить по очереди: ведь не у всех имеются требуемые кулинарные способности и навыки.
Поэтому разыгравшийся было в начале полевого сезона аппетит постепенно глохнет, хочется чего-нибудь свеженького, не консервированного, хочется как-то разнообразить свой стол. В этом смысле хорошим подспорьем нам служила рыбалка на Люлюикте.
После возвращения из маршрутов, несмотря на усталость, я частенько отправлялся с удочкой на промысел к дальним плесам, где еще водились крупные хариусы-черноспинники и даже ленки. И вот однажды я по обыкновению оставил в глубокой лужице на прибрежной гальке только что пойманных двух черноспинников, чтобы после полного облова плеса насадить их на кукан: так они дольше сохранятся живыми и, значит, свежими.
Следуя за поплавком, влекомым течением речки, шаг за шагом я все дальше удалялся от лужицы, которой мне уже не было видно из-за густых прибрежных кустов ивняка и ольхи. Такой моей беспечностью и воспользовался Дрон. Заметил я его только тогда, когда он уже улетал, унося в клюве одного из моих хариусов. Вероятно, он по своему обыкновению издали наблюдал за мной и моей добычей, а когда я неосмотрительно скрылся за кустами, хариус стал его «законным» трофеем. В дальнейшем я, помня о случившемся, уже никогда не оставлял пойманную рыбу без присмотра, и тот случай так и остался единственным нарушением установившегося между нами нейтралитета. Да и тот инцидент произошел далеко за пределами нашего лагеря, там, где он чувствовал себя полновластным хозяином. А в самом расположении нашего геологического лагеря он никогда не спускался на землю, даже во время нашего долгого отсутствия.
