Июль 1942 года. Изнуряющая жара. Прохлады, о которой мечтаешь, нет даже ночью. В сапогах – пот, во рту – горечь слюны, и только периодическое прополаскивание гортани освобождает от этой неприятности. Счастье, что рота идет в авангарде полка, а он в авангарде дивизии. Мы возглавляем многокилометровую колонну и не глотаем пыль, поднятую тысячами ног.
Нам разрешили скатки шинелей, каски, вещмешки, набитые сухим пайком и боеприпасами, сложить в повозки, которые следуют где-то в «хвосте» роты. В степи ни души, в небе изредка кружит коршун. Солнце палит неумолимо, а мы идем, из-за секретности минуя населенные пункты. Прихваченная вместо личного оружия винтовка нестерпимо «оттянула» плечи.
Пить нельзя, иначе изойдешь потом, обессилишь – и тогда ты не ходок и не воин. Еще в Новосибирском военно-пехотном училище наш командир роты, капитан Неведров, учил: на знойный случай имей в нагрудном кармане «небольшую гальку» и на марше клади ее за щеку, она вызовет обильное слюноотделение, меньше будет мучить жажда, а, главное, не будет пересыхать гортань. Он опытный вояка, ибо гонялся почти пять лет по степям Средней Азии за «басмачами». Этот нехитрый рецепт степняков испытал на себе. У меня «гальки» не было и желание пить мучило весь день.
По мере приближения к Сталинграду все яснее и яснее слышался «гул» сражения. За сутки перед выходом на исходные позиции столкнулись с разведкой противника, которая, не покидая кузова автомобилей, обстреляла колонну и моментально скрылась в степи. Этим первая для меня встреча с врагом закончилась.
После этого случая дивизия развернулась в три колонны и в таком порядке прибыла в отведенный район сосредоточения. Последнюю часть пути нас сопровождала «рама» – немецкий самолет-разведчик, – которая появилась и повисла над нашими боевыми порядками вскоре после наземной разведки.
В методах ведения разведки чувствовалась на тот момент наша слабость. Немцы, будучи «на колесах», могли вести ее на глубину 50-60 км, сохраняя при этом силы и боевую мощь разведподразделения.
Нашим же разведчикам в пешем строю для этого потребовались бы 1,5-2 суток. Воздушная разведка давала возможность немцам держать под контролем огромные площади на 100 и более километров. До 1942 года наши уставы и наставления не соответствовали современным методам ведения войны. Поэтому не случайно, с учетом горького опыта первого года войны, они были изменены, уже со Сталинграда превосходство военной мысли, поддержанной насыщенностью и качеством вооружения и техники, безвозвратно перешло к Красной армии.
Боевое «крещение» я получил под Сталинградом. Налетело на нас до полсотни «юнкерсов» и десятка полтора «мессеров». В небе ни одного нашего истребителя. Зениток и тех мало. Спаренные пулеметы максим для самолетов на высоте до километра и выше бесполезны. Вот и получилось, что «юнкерсы» безнаказанно пробомбили заданный квадрат. Наше счастье, что немцы, страдая своей пунктуальностью, бомбили по плановой точке, а нас там не было, мы скрывались за склонами оврагов, чем богаты приволжские берега. Вторая бомбежка, когда мы уже заняли рубеж обороны, но не успели как следует окопаться, была трагичной: понесли потери и в людской силе, и в артиллерии. Особенно пострадали тылы дивизии.
После обработки нашей обороны бомбардировщиками, «мессеры» начинали пушечно-пулеметную обработку окопов с бреющего полета. И снова мы несли потери. Немецкое превосходство в воздухе отрицательно сказалось на психическом состоянии наземных войск, которые, видя безнаказанность фрица, сыпали проклятья в адрес армейского командования «снизу доверху».
Не лучше было и с артиллерией. Ее оказалось мало на километр фронта, недоставало и снарядов. Если на передовой стояла «сорокапятка», прозванная «прощай, Родина», то это считалось большим счастьем. Основными средствами борьбы с танками в пехоте стали гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Помогало и то, что борьбу с танками в Сталинграде мы вели на улицах города, было где укрыться, готовясь для броска гранаты, да и бронированное чудовище теряло маневренность и скорость.
Будучи под Сталинградом, с начала боев до конца на участке нашей дивизии я не видел советских танков. Не лучше обстояли дела и с боеприпасами, продуктами питания, поэтому среди солдат начала развиваться цинга, только отварами хвои и спасались от этой «болячки».
Но где-то в конце августа в воздухе все чаще и чаще стали появляться наши истребители, и обстановка сразу начала меняться. Немцы стали нести большие потери и в воздухе, и на земле.
И сколько было радости, и как поднимался боевой дух, когда видели шлейфы дыма падающих фашистских самолетов. Заметно возрастало артиллерийское обеспечение. Танки наносили ощутимый урон немецким войскам. К середине 1943 года наше превосходство давало о себе знать, и с этого момента до конца войны немцы не имели ни одного наступательного успеха, включая Курскую битву, которую прозвали «агонией» стратегии молниеносной войны.
Фронтовики чувствовали возрастающую поддержку нашего тыла, быстро «набиравшего» силы и дававшего фронту технику, вооружение, боеприпасы и продукты питания.
Но мы не знали тогда, каков вклад наших земляков, и уже в мирное время, спустя много лет я, ознакомившись со статистикой прошлых лет, смог восхищаться трудовыми успехами тюменцев.
Приведу пример. В постановлении XII Тюменской городской партийной конференции от 28 января 1945 года говорилось, что отдельные предприятия промышленности и транспорта в 1944 году успешно справились с выполнением государственного плана. В числе первых был «Фанерокомбинат», выполнивший годовой план на 160%, повысивший производительность труда по сравнению с 1942 годом на 78%, снизивший себестоимость продукции на 7,8%, выпустивший сверх плана продукции на 10,0 млн руб. А по сравнению с 1942 годом выпуск авиационной фанеры возрос в три раза.
Вот за что нам, фронтовикам, следовало благодарить единый с фронтом тыл, его славных «трудовых бойцов и командиров», создавших все условия для разгрома врага.
Это был результат того, что перебазированные с Запада на Восток предприятия стали выпускать самолеты и новейшие системы вооружения – танки, пушки и минометы различных калибров и назначений, в том числе реактивное и другое вооружение. С этого периода и тактическая, и стратегическая инициатива полностью перешли к Красной армии.
И все это делалось руками рабочих, служащих и инженерно-технических работников предприятий, колхозов и совхозов, а проще говоря, руками стариков, женщин и детей. И как тут не вспомнить заслуги здешних коллективов, например, завода «Пластмасс» (№ 636) и «Фанерокомбината», кооперация которых давала возможность производить в достатке «бакелитовую» фанеру, идущую на изготовление корпусов самолетов.
Наблюдая за успехами нашей авиации, мы тогда не знали, кого нам благодарить за небесные машины, без которых немыслима была победа. Так давайте хотя бы сейчас от имени всех, кому пришлось биться с немцами на фронтах войны, отдадим дань признательности, пусть с запозданием, но зато от всего сердца, туженикам тыла.
Завод «Пластмасс» был эвакуирован в город Тюмень из Москвы в декабре 1941 года. Всего приехало 180 человек. Основались в нескольких помещениях спиртового завода. Людей во главе с директором Блиновым разместили в двухэтажном здании.
Быстро установив оборудование, завод уже с начала 1942 года начал выпускать «бакелитовую» смолу и лак для авиационной и танковой промышленности. С первых дней работы на нем развернулось стахановское движение, в результате чего коллектив всегда перевыполнял производственные задания, а в 1944 году ему было вручено переходящее Красное Знамя, 14 работникам присвоено звание «отличников соцсоревнования» Наркомата химической промышленности СССР. А как трудились «фронтовые бригады» Столярова М. Д., Боровкова Г.Т., Приколиди Л. И., Коновалова М.Т., Киселева А.В.!
По окончании монтажных работ некоторые москвичи уехали обратно в столицу, а на их место пришли тюменцы. Так, бухгалтером стала Н.И. Андриянова, слесарями – Ефим и Евстафий Бешенцевы, электросварщиком – Л. Я. Деревянных; дозировщиком – З.И. Ильичева, нормировщиком – Н.А. Кирилюк; инженером-чертежником Б.М. Плешивцева; начальником планового отдела – А. М. Рогозинский; аппаратчиком, начальником цеха – М.Д. Сколяров; ст. бухгалтером – Е.Д. Спирина; конструктором – А.В. Хитрова; аппаратчиком – В.В. Ященко; зав. детским садом – В.Ф. Ященко и другие.
Бронислава Михайловна Плешивцева (Хацкелевич) на завод пришла после окончания 9 класса в ноябре 1942 года. Училась заочно, была секретарем комитета комсомола, работала конструктором, отдала заводу 37 лет.
Лидия Яковлевна Деревянных (Краева) в 1941-м году окончила 7 классов. Пришла в железнодорожное ФЗО, получила профессию электросварщика, неоднократно награждена почетными грамотами, медалями, была членом профкома, членом избирательных комиссий, отработала на заводе «Пластмасс» 34 года.
Вера Филипповна Ященко (Кирилюк), педагог, эвакуирована в Тюмень из Молдавии. Начала работать на заводе картотетчицей, была директором детского сада, затем директором детского дома, 9 лет избиралась депутатом Тюменского горисполкома, отличник народного образования.
Нина Ивановна Андрианова (Павлова) начала работать в 1942 году старшей табельщицей, трудилась бухгалтером. Заводу отдала 50 лет.
Клавдия Тихоновна Малуша (Ростовщикова) – химик-лаборант, активный участник установления памятника «Прощание» погибшим школьникам в годы Великой Отечественной войны, проработала на заводе 30 лет.
Евстафий Селиверстович Бешенцев пришел сюда с завода «Механик» токарем. Был столяром, слесарем, бригадиром машинного отделения. Неоднократно отмечен наградами. После войны был призван в армию, после демобилизации вновь вернулся на завод.
Анна Васильевна Мусина (Ковязина) с 1944 года работала фрезеровщицей, а всего за свои трудовые годы овладела 24-мя специальностями.
В городе Тюмени в настоящее время немного осталось предприятий, которые в годы войны выпускали военную продукцию. Было бы здорово создать в них музей, чтобы на примерах ветеранов воспитывать молодое поколение рабочих.
