Найдена рукопись повести Тургенева «МуМу»
Весной 1854 года в журнале «Современник» Иван Сергеевич Тургенев опубликовал повесть «Муму», которой суждено было стать одной из самых известных произведений русского писателя.
Спустя 158 лет архивистам удалось найти её черновой вариант и письма читателей, пришедшие в московскую усадьбу литератора по улице Остоженка, 37.
Но прежде чем обнародовать уникальную находку, дадим своего рода небольшой комментарий, который прольёт свет на многие вещи.
Написанию «Муму» предшествовала поездка Тургенева в Германию и во Францию. Иван Сергеевич без памяти влюбился в певицу Полину Виардо и последовал за ней за границу. За привязанность к «проклятой цыганке» мать Тургенева лишила его денежного пособия.
Писатель вынужден был отказывать себе во всём, жил в заброшенном замке Жорж Санд или на пустой даче Виардо, питаясь, чем попало. В 1850 году он вернулся в Россию, но с матерью не свиделся по причине её кончины. С братом он разделил огромное родительское состояние и облегчил тяготы доставшихся ему крепостных крестьян.
Повесть «Муму» Тургенев писал в необычных условиях: под особым тайным надзором полиции. Из-за цикла рассказов «Записки охотника», в которых автор поэтизировал «низший слой общества», власти смотрели на писателя косо, цензура сомневалась в его благонадежности. Но удивительное дело, бдительность на какой-то момент ослабла, и «Муму» опубликовали, за что цензору «Современника» Бекетову было сделано строгое замечание. Неоднозначно отнеслась к печальной истории и читающая публика: жаль было бедную собачку Герасима. Лишь прогрессивно настроенные критики сразу оценили «Муму» как сильнейшее антикрепостническое произведение, в котором ярко выразилась гражданская позиция автора.
Между тем Ивану Сергеевичу чуть ли не каждый день почтальон доставлял письма, отправителями которых были в основном представительницы прекрасного пола. Но среди писавших не значилось дорогое для него имя Виардо, что немало расстраивало Тургенева. Пришедшие же послания сильно озадачили писателя. Вот одно из них:
«Многоуважаемый г-н Тургенев!
Взяться за перо меня побудили печальные последствия в нашем семействе, вызванные сочинением о несчастной собачке. Дочка моя Сонечка, десяти лет от роду, обделена здоровьем (за прошедшую зиму она хворала по три раза, вместе с лекарствами доктор предписал исключить всякого рода волнения, которые пагубно действуют на её слабое сердце). Войдя в комнату Сонечки, я застала мою доченьку в слезах. На мой тревожный вопрос: «Что случилось?», она расплакалась сильней. Тут я и увидела журнал, в котором была сделана закладочка. Бесспорно, г-н писатель, ваше сочинение обладает немалой силой таланта, описанные в нём страдания Герасима и роковой конец вызывают волнение доброго сердца, чего уж говорить о детской чистой и неокрепшей душе.
«Господи! – воскликнула я. – Силы небесные! Зачем же ты, Сонечка, взяла с моего стола этот взрослый журнал?». «Там про собачку написано, – молвила она тихо, – почему Герасим утопил Муму?». И она залилась слезами. Я попыталась убедить её, что это вымысел, неправда, но она не поверила ни одному моему слову.
Многоуважаемый Иван Сергеевич, я смею надеяться, что Вы с пониманием отнесётесь к моей просьбе сочинить для детей более мягкий вариант концовки «Муму». Склоняюсь к мысли, что многие родители присоединятся к моей мысли о финале. Очень Вам буду благодарна. Да храни Вас Господь!
Его высокоблагородие Агрипина Ивановна Сребрянская, Москва, Леонтьевский переулок, д. № 13».
Тургенев был обескуражен: разве для детей писал он это произведение? Придумать оптимистичный финал? Весь его творческий замысел, глубина мысли разом перечеркнутся. Но, по всей видимости, Иван Сергеевич решился сочинить для Сонечки иной вариант. Вот же он:
«…Барыне привиделся странный сон, от которого у нее сделалось нервическое волнение. Приживалка отыскала в шкафу старую, в кожаном переплете книгу, и барыня нетерпеливо принялась перелистывать замусоленные страницы, но не находила описания даже чего-то, приблизительно похожего на ее сновиденье. Наконец, барыня встала, подошла к окну, устремила свои взоры на палисадник, где намедни увидела собаку дворника.
– А скажи-ка мне, милая, где Герасим? – спросила она приживалку.
– Пошел куда-то со своей Мумуней.
– Этот Герасим глухой иль претворяется?
– Как же-с, конечно, увечье у него от рождения, – ответила та. Сама при этом подумала: «Что это с барыней? Бог весть какая оказия ей привиделась».
Барыня ещё немного постояла у окна, взяла колоду карт. Выпал туз, «к приятному гостю», рассудила она, и настроение её сделалось ровным. Сон, как говорится, в руку.
Пополудни во двор въехала карета, из неё вышел респектабельный господин, недурно, можно сказать, щеголевато одетый. В руках он держал букет роз, связанный дорогой лентой, и чёрного цвета саквояж. Господин сказал дворецкому: «Шульц. Так и доложите барыне – Шульц». Гаврила Андреич посмотрел на него с премногим интересом и с опаской. Явился-де незваный гость, не обеспокоит ли барыню? Наружность Шульца была приметная: длинные торчащие усы, будто приклеенные, придавали ему немного комедийный вид. Шульц накручивал ус на указательный палец, когда набегало волнение. Сейчас и настал такой момент.
Барыня, услышав имя гостя, обмерла, закрыла лицо руками: «Шульц, Боже мой!» – вырвалось у неё из груди. Она бросилась к зеркалу, разволновалась, как юная особа перед свиданием. Шульц и был её тайный воздыхатель в прекрасную пору юности. Наша барыня слыла самой красивой из гимназисток, плюс ко всему обладала авантюрным характером. Её подружки, начитавшись французских романов, только мечтали о пылкой любви, а наша героиня уже бегала на свидания к цирковому артисту, чьё имя красовалось на афишах: «Укротитель львов – бесстрашный Александр Шульц». Но опустим подробности неудачного романа, вызвавшего страшный родительский гнев отчаянной гимназистки. Тем более что не ради амурных воспоминаний приехал Шульц, да и давно уже не выходит он на арену, поскольку сделался директором цирка. Молва дошла до него о богатырской силе Герасима. Ежели его давняя любовь проявит благосклонность, то ситуация будет спасена. Силач Антонио слёг от тяжелой болезни, а предстоят гастроли в Германию, публика желает видеть русского богатыря.
Шульц, как и всякий немец, не терпящий сантиментов, после подаренного букета, который тронул сердце барыни, заговорил о деле. «Это будет прелестно! Русский богатырь!» – уверял он.
Далее события развивались стремительно. Лакей бежал к реке со всех ног, пытаясь догнать Герасима. увидев, что лодка уже далеко, закричал в отчаянии. И тут Муму, сообразив, что зовут хозяина, потянула его за штанину. немой обернулся. Лакей замахал руками, указывая на барский дом. Уже через несколько минут Герасим входил во двор, впереди его бежала Муму, приветливо помахивая хвостиком.
– Премиленькая собачка! – воскликнул Шульц, увидев её из окна. – На афишах напишем Муму. Публика подумает – корова. Занятно! Герасим – богатырь!
Войдя в залу, немой поклонился барыне и усатому господину. Шульц принялся знаками объяснять, что Герасиму предстоит подбрасывать в воздухе пудовые гири, немой смотрел на циркача исподлобья, не понимая, что от него желают. Шульц достал из саквояжа афиши, Герасим догадался, замычал, замотал головой. Тогда циркач, наклонившись, сказал Муму: «Дай лапку!», и собачка протянула лапку. «Прелестно! – обрадовался Шульц. – А ну-ка возьми в зубки шляпу!». Муму была чрезвычайно умна и чувствовала настрой человека, она выполнила и эту команду. Герасим улыбнулся. Был он человеком подневольным, требование выступать в цирке воспринял как барскую забаву.
После репетиций состоялась шумная премьера. Публика рукоплескала силачу Герасиму и его смышленой собачке. Так Герасим не по воле своей сделался цирковым артистом, обрел он счастье и признание».
Вариант этот Тургенев отправил по указанному адресу. Как отреагировали на обновленный финал «Муму» в семействе Сребрянских, исследователям ещё предстоит выяснить. А то, что его удалось обнаружить в черновиках классика, нет ничего удивительного. Как отмечают литературоведы, писатель был беспечен в отношении к своим рукописям, не слишком заботился и о сохранении семейных ценностей. Его матушка беспокоилась: «А что шкатулка отцова, чернильница, образ – моё благословение – не отыскались? – спрашивала она Ивана Сергеевича в одном из писем. – Нельзя ли (найти) хоть с помощью денег? Надо же иметь что-либо святое, заветное!» (1842, 24 декабря). До последнего времени, ещё при жизни писателя, родовые бумаги хранились в Спасском на чердаке (лутовиновский архив).
«Судьба мемориального наследия Тургенева сложилась драматически, – отмечает исследователь Чернов. – В России после смерти у него не осталось законных правопреемников. Имущество, по сути, разошлось по чужим рукам. Хорошо, что благодаря заботам Галаховых, получивших Спасское, удалось, хоть и не без ущерба, сберечь библиотеку писателя и некоторые его родовые святыни, такие, как древний образ Спаса Нерукотворного. Сохранилась почти вся подлинная обстановка тургеневского дома поздних лет. Но совокупный перечень утрат выглядит ошеломляюще огромным».
Коллекционер Зильберштейн отмечал, что архив Тургенева по завещанию Полины Виардо был распределен между её наследниками, в результате многие материалы писателя бесследно исчезли. «Рукописи не горят», – пророчески замечал другой классик русской литературы. «В 1920-1930-х годах наиболее активно пополнялись тургеневские фонды в Государственном литературном музее И.С. Тургенева в Орле (на родине писателя). Сюда в те годы стекались в основном единичные поступления и пожертвования. Этот поток не иссякает до сих пор. Уникальные материалы о Тургеневе и его окружении недавно приобрел в дар Государственный музей-заповедник «Спасское-Лутовиново», – сообщает Чернов. – В связи с предпринятым в 60-е годы академическим изданием сочинений и писем Тургенева существенно пополнены рукописные коллекции государственных собраний».
В найденной рукописи дается неожиданный поворот в судьбе известного персонажа Герасима, но главное – беззащитное существо, его собачка, счастливо продолжает жить.
В детстве многие из нас плакали, прочитав повесть «Муму», теперь же улыбнись, читатель! всё-таки в жизни радости больше.
Специально для «Тюменской правды».
