Наверное, самое страшное, что может произойти с человеком в преклонные годы, да и, пожалуй, в любом возрасте – это одиночество. Старики рады каждой доброй весточке. Улыбке, приветствию, поздравлению с праздником даже от совсем незнакомого человека.
А умение радоваться празднику по-настоящему, от души, будь то Рождество, Пасха, Троица или Покров Пресвятой Богородицы, сегодня, можно с уверенностью сказать, присуще только старым людям, особенно одиноким. Не раз доводилось наблюдать, как почтальонка приносила старушкам их скудные пенсии. Такой день для них – тоже большая радость, а в сельской местности – их единственный доход. Половину пенсии сразу – «на хлеб и молоко». А остальное...
– Это на маслице, яичушек десяток да муки немного к Пасхе куплю. Приберусь, постряпаю, вот и справим святой праздник.
В этот день в ветхой избушке с подбеленной, жарко натопленной русской печкой, чистыми половиками и занавесками, обновленной скатертью на столе, уставленном блинами да пирогами, у нарядной хозяйки, одетой во все лучшее, хоть и старенькое, но опрятное, ощущается торжество праздника.
…Уж как ей это прозвище досталось – «бабушка Москва», никто не знал толком, да и настоящую фамилию из-за этого прозвища все позабыли. Всю жизнь с малых лет она была в труде. Муж ее погиб в первые месяцы Великой Отечественной войны, а из военной части пришло извещение, что сын её, Коленька, пропал без вести…
Со временем и деревенька осиротела, вместе с последней семьей переехала в село и Александра…
Старушка жила одиноко и бедно. Никогда ни с кем не ругалась. Соседи, знакомые люди помогали ей, чем могли. Гостю была всегда несказанно рада. Было ей около восьмидесяти. Под конец совсем сгорбилась, ходила «с конем» – палкой. «Книзу расту», – шутила она над своей старостью.
Вместо росписи ставила крупный крест. С достижениями цивилизации была почти незнакома. На «телевизор» ходила к соседке Курасовой.
Захожу как-то попроведовать бабушку Александру: дров да воды принести, гостинцы от матери моей Веры передать. А она слегла. Ноги отнялись. Причиной стал художественный фильм о войне. Как называется – не помню, двухсерийный. В нем показали сюжет, как фашисты загнали в сарай жителей деревни и подожгли. Это потрясло бабашку Александру – сердце схватило. Оказалось, что события, снятые на киноленту, она восприняла как происходящие в действительности где-то в соседней деревне.
– А мы-то тут как у Христа за пазухой. А там всех пожгли изверги, – рассказывала она, все больше приходя в беспокойство. – А ну как сюда придут? – заплакала она.
Мне пришлось долго и, как оказалось, напрасно объяснять ей, что это фильм, как он снимается, что события в нем сорокалетней давности, что это артисты, а фашистов уже давно нет.
– Вчерась видела, – не унималась старушка, – сёдне вечером будет хильм, посмотри, раз не веришь. Шура звала, я не пойду. Сердце-то так и ёкает… Избушечка-то моя христовенькая. И тепло-то, и хорошо в ей… – снова запричитала она.
Так и не удалось ее успокоить. То ли мастерство режиссера, создавшее яркую картину, то ли само упоминание о войне так подействовало на нее, а может, всплыло в памяти что-то свое. Она всё Колю, сына своего, ждала с войны. Свято верила, что вот вернется и найдет ее. Так и умерла, сидя у окна, с надеждой на встречу.
