…Прежде всего несколько слов о том, как и почему я обратился к теме поэтов, не вернувшихся с Великой Отечественной войны. В 1960-1961 гг. на факультет журналистики МГУ довольно часто стали приезжать маститые писатели и поэты. А это были годы «политической оттепели», пропали зашоренность, некоторая скованность в поступках и творчестве. В издательствах стали выходить массовыми тиражами художественные и документальные книги, рассказывающие хотя и не всю правду о войне, но уже близкую к действительности.
У меня до сих пор в памяти незабываемые встречи с Ильей Эренбургом, который готовил к печати свои воспоминания «Годы. Люди. Жизнь» и читал нам отрывки из своей рукописи.
Частыми гостями были Константин Паустовский, Константин Симонов, Алексей Сурков и другие. Да и нам не закрыты были двери в Переделкино, где писатели и поэты постоянно жили, чем, признаюсь, мы самым бессовестным образом пользовались.
В одну из таких встреч Алексей Сурков завел разговор о молодых прозаиках и поэтах, не вернувшихся с полей сражений, имена большинства из них я услышал от него впервые. Хотя уже тогда мы распевали «Бригантину», фамилию автора слов никто из нас не знал, мы воспринимали его как нашего современника. И только от А. Суркова узнали: песню написал еще до войны Павел Коган, а сам он погиб в 1942-м. И еще одну цифру привел нам Сурков. С войны не вернулись более 300 писателей, поэтов, фронтовых корреспондентов, композиторов и музыкантов.
Вот тогда и возникла идея поближе познакомиться с творчеством хотя бы некоторых из них, благо, сделать это в Москве было сравнительно просто: живы были люди, дружившие с ними в довоенную пору, и те, кто мог многое рассказать об их литературном ремесле. Собранный материал я использовал в курсовой работе, посвященной поэтам, погибшим в боях за независимость Родины. А написать эту статью навела на мысль недавняя встреча с одним старшекурсником – филологом университета. Когда спросил, что он знает о Всеволоде Багрицком, Павле Когане, Георгии Суворове, Борисе Лапине, он только грустно улыбнулся. И мне самому, признаться, стало грустно от того, что, если уж студенты-филологи старших курсов не знают поэзию и поэтов, то что же говорить о выпускниках школ.
Они навек остались молодыми
…Подобно легенде звучат факты, относящиеся к последнему периоду жизни Мусы Джалиля. Они собирались по крупицам, и каждый служил новым штрихом в портрете героя-поэта. Когда война подходила к концу, в апреле 1945 года солдаты, сражавшиеся за Берлин, случайно нашли в Моабитской тюрьме записку: «Я – известный татарский поэт Муса Джалиль. Меня казнят за подпольную борьбу с фашистами… Прошу передать мой последний привет друзьям, родным…». Прошло некоторое время, и бельгийский антифашист Андре Тиммерманс прислал из Брюсселя предсмертные стихи своего друга по немецким застенкам Мусы Джалиля. Так началась вторая жизнь поэта, числившегося в списках пропавших без вести. Теперь подвиг и поэзия Героя Советского Союза Мусы Джалиля стали достоянием множества людей не только в России, но и далеко за ее пределами.
Жизнь моя песней звучала в народе,
Смерть моя песней борьбы прозвучит.
Когда мы читаем эти строки, когда произносим имя их автора, в сознании встает образ, в котором неотделимы поэзия и борьба, героическое слово и героические деяния.
Пришли последние минуты жизни –
Со славой завершить бы мне борьбу.
Я отдаю народу и Отчизне
Порывы, вдохновение, судьбу.
Я пел в бою. Не думал никогда я,
Что пленником умру в чужом краю.
На плахе песнь последнюю слагаю.
Вот заблестел топор, но я пою.
Это писал в застенках Моабита Муса Джалиль в 1943-м, за год до своей гибели.
Владислав Занадворов родом из Перми. В 1940-м окончил с отличием геологический факультет Пермского университета с правом поступления в аспирантуру при Геологической академии. Но Владислав решил остаться геологом-практиком и уехал на работу в Верх-Нейвинск. Одновременно начал писать стихи и прозу. В 1936 году отдельной книгой вышла его повесть «Медная гора». Первый сборник стихов «Простор» увидел свет в 1941-м. На следующий год Владислава Занадворова призвали на войну. И в том же году он погиб в боях за Сталинград.
Но и в короткие передышки между схватками с наседающими фашистами он не расставался с блокнотом. Вот только одно его фронтовое стихотворение:
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит свое выраженье.
Это – изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это – боль головная, что ломит висок;
Это – юность моя, что в окопах истлела;
Это – грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звезды окопных ночевок;
Это – кровью омытые песни мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это – в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землей. И лишь как завершенье –
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат –
Беззаветная гибель на поле сраженья.
Павел Коган родился в Киеве. В 1922 году семья переехала в Москву. Будучи школьником, Павел дважды отправлялся пешком по России, желая своими глазами увидеть жизнь только что коллективизированной деревни.
В 1936-м он поступил в институт философии, литературы и истории (ИФЛИ). В 1939 году перешел в литературный институт им. Горького, продолжая заочно учиться в ИФЛИ. В поэтическом семинаре Игоря Сельвинского, где собралась группа талантливых молодых поэтов, Коган принадлежал к числу наиболее одаренных.
С началом войны Павел Коган рвется на фронт, но получает отказ, так как по состоянию здоровья был снят с воинского учета. Тогда он поступает на курсы военных переводчиков, окончив которые, назначается переводчиком, а вскоре становится помощником начальника штаба стрелкового полка по разведке. 23 сентября 1942 года лейтенант Павел Коган, возглавлявший разведгруппу, пал смертью храбрых на сопке Сахарная Голова под Новороссийском.
Все, что написал молодой поэт, талантливо. Но ярче всего его характер, задиристость, увлеченность и пристрастия раскрываются в стихотворении «Гроза». Вот только несколько строк из него:
Косым, стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза.
И громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну…
…И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
И снова тишь.
И снова мир,
Как равнодушье, как овал.
Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал!
Ну и, конечно же, его знаменитая песня «Бригантина», именно ее с упоением поет вот уже которое поколение послевоенной молодежи. Я не буду переписывать его полностью. Приведу лишь такие строки:
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза…
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса.
Даже в тот, 1937-й, когда писались эти строки, ветер далеких походов уже долетал до тесных коридоров института, где спорили и читали свои стихи молодые, начинающие поэты. Война все ближе подбиралась к этому поколению. Она уже пристреливалась к нему, входила в жизнь поэтов, все настойчивее определяя их творчество и судьбу. Наступало понимание неотвратимости жестоких боев, которые выпадут на долю народа; возникало страстное и самоотверженное желание разделить эту долю, принять самое трудное, коль потребуется – смерть.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса…
Павел Коган писал с фронта своему другу Жоре Лепскому, который сочинил музыку к «Бригантине»:
«Я очень люблю жизнь… Но если б мне пришлось умереть, я умер бы, как надо. В детстве нас учили чувству человеческого достоинства. И мы не можем разучиться, как не можем разучиться дышать…».
…Если оборванный пулей жизненный путь некоторых поэтов был горестно короток, то еще короче оказывался их творческий путь. Едва начавшись, он трагически обрывался. Он обрывался, прежде чем воин-поэт успевал сказать все то, что он мог и должен был поведать людям.
Всеволод Багрицкий… Маленький домик в старом дачном Кунцеве в Подмосковье. Тесная комната, заставленная аквариумами. Все это будет потом предано бессмертию в стихах знаменитого отца, выдающегося советского поэта Эдуарда Багрицкого. И среди этого удивительного мирка – озорной, шаловливый, дерзкий мальчишка, остроглазый, черноволосый. Мальчишку зовут Всеволодом.
Писать стихи он начал в раннем детстве и помещал их в рукописном журнале, в 1938-1939-м стал работать литературным консультантом в газете «Пионерская правда». А следующей зимой Всеволод вошел в творческий коллектив молодежного театра, которым руководили А. Арбузов и В. Плучек. В. Багрицкий – один из авторов пьесы «Город на заре». Затем вместе со студийцами И. Кузнецовым и А. Галичем он написал пьесу «Дуэль».
В канун 1942 года Всеволод Багрицкий вместе с поэтом П. Шубиным получил назначение в газету второй ударной армии, которая с юга шла на выручку осажденному Ленинграду. Он погиб 26 февраля 1942 года в маленькой деревушке Дубовик, записывая рассказ политрука.
Похоронили поэта возле села Сенная Кересть, около Чудова. На сосне, под которой покоится Всеволод Багрицкий, вырезано несколько перефразированное четверостишие Марины Цветаевой:
Я вечности не приемлю,
Зачем меня погребли?
Мне так не хотелось в землю
С родимой моей Земли.
Погиб поэт. Но жива сила его поэтического слова. А это значит, жив и он сам.
Дважды в день считать себя умершим,
Путать планы, числа и пути,
Ликовать, что жил на свете меньше
Двадцати…
Напишет поэт за несколько дней до своей гибели.
…С того зловещего предрассветного часа, когда над нашими городами и селами впервые раздался натужный рев гитлеровских бомбардировщиков, поэзия объявила себя «мобилизованной и призванной» на защиту Родины. И верно несла солдатскую службу до минуты, пока не прозвучал последний выстрел Второй мировой.
