Чуть слышный мерный шорох разбудил меня сегодня утром. Спросонья никак не могу понять, что это? То ли накрапывает затяжной дождик, то ли падает первый снежок, то ли первые солнечные лучи осторожно стряхивают с ветвей прозрачные капельки студеной росы, чтобы полюбоваться разноцветными блестками мгновенных маленьких радуг?..
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить еще спящих товарищей, тихонько выбираюсь из спального мешка, торопливо одеваюсь и, унимая зябкую дрожь, выскальзываю из палатки. С полотенцем на плече спускаюсь умываться к реке. Шорох слышится отовсюду. Внимательно осматриваюсь. Оказывается, это с лиственниц непрерывным золотистым дождем сыплются легкие иголочки, укрывая не успевшую остыть от тепла короткого северного лета землю от первых пока еще не очень-то злых заморозков. Уже совсем рассвело. На склонах ближайшей горы, в сизоватых островках кедрового стланика, призывно буреют литые гроздья созревших шишек. Оттуда сразу же после моего появления понеслись резкие тревожные крики кедровок: «Кре-кре-кре!». Они суматошно перелетают с дерева на дерево и все никак не могут угомониться…
Умывшись студеной водицей и окончательно проснувшись, возвращаюсь. Серебро изморози на брезентовом тенте, натянутом над палаткой, схоронившейся под старой разлапистой лиственницей, щедро позолочено мягкой свежеопавшей хвоей. А вокруг палатки – пожухлые ажурные травинки, вместо недавней росы, теперь густо унизаны тонкими искрящимися иголочками инея. Подмерзший белесоватый мох-ягель с глухим хрустом проваливается под сапогами при каждом шаге. Иду вверх по склону и замечаю: вон там в тени, подле заиндевелой трухлявой валежины, затаился припозднившийся ярко-бурый масленок, превращенный ядреным утренником в глянцеватую хрупкую ледышку…
День ото дня тайга становится все прозрачнее и просторнее, быстро теряя свой пестрый наряд. Кончается праздник красок – опадают последние иглы и листья. Попадая в упругие перевитые струи шумливых ручьев и говорливых речек, они уносятся в величавую Обь, а наиболее удачливые из них путешествуют и дальше, добираясь до самого Ледовитого океана. Вслед за хвоинками уже начали сплавляться хариусы и радужные ленки, торопясь заблаговременно укрыться в глубоких омутах, не промерзающих до дна даже в самые лютые морозы. Там, в сумеречной глубине, они в полудреме благополучно переждут долгую холодную зиму и весной дадут жизнь многочисленному потомству.
Однако и нам пора выбираться из тайги: ведь вчерашней ночью сюда наведалась на разведку нетерпеливая зима. Она, было, набросила на тайгу свой студеный белый наряд, да только взошедшее солнце стало пригревать, и к полудню от пушистого, ослепительно белого снега уже почти ничего не осталось. Боренье слабеющего тепла с усиливающимся холодом продлится не так уж долго, а потом леденящие морозы будут безраздельно властвовать в здешних местах до конца весны, когда тепло, набравшее в жарких странах нужную силу, неудержимо погонит огрызающийся холод обратно в бескрайние торосистые льды Арктики.
С далеких берегов холодных северных морей уже потянулись в теплые края стаи перелетных птиц. Они останавливаются на короткий отдых и кормежку на глухих озерах и речных протоках, оглашая округу громкими криками и хлопаньем крыльев. Но скоро и здесь станет тихо и пусто. Только постоянные обитатели тайги останутся зимовать. Когда озера начнут схватываться прочным ледком, последними из северных птиц полетят сказочно красивые лебеди-кликуны. Бывалые таежники говорят: «Если хочешь остаться в живых, то торопись выбраться из тайги вслед за лебедями: на своих мощных крыльях они несут уже настоящую зимнюю стужу!». Судя по приметам, ждать лебедей осталось совсем недолго. И тогда – прощай, тайга, прощай до следующего лета! Но мы непременно возвратимся сюда, чтобы продолжить поиски подземных сокровищ, таящихся в твоих глубинах.
