Знаменитому путешественнику Фёдору Конюхову исполнилось 60 лет
Вот как Господь всё складывает: я с детства смотрела о Конюхове новостные сюжеты, фильмы, читала статьи о его экспедициях и никогда даже не думала, что смогу увидеться с этим уникальным человеком – исследователем, первооткрывателем, священником. А осенью вдруг встретилась.
В Тюмени тогда отец Феодор был по двум важнейшим причинам. Во-первых, он давно хотел поклониться тобольским святыням, во-вторых, перед экспедициями по Азии и Африке тюменский предприниматель Сергей Распутин решил вновь помочь путешественникам и поменять им же подаренный в 2008 году УАЗ «Патриот» на новый автомобиль той же марки. И мы увиделись с батюшкой прямо в автосалоне, где по стенам развешаны картины художника Фёдора Конюхова (он ещё и художник!).
Небольшого роста, худенький, ясноглазый и удивительно скромный человек вдруг подошёл ко мне сам, подарил два святых образа – Святителя Николая Чудотворца «Мысгорненского» и священномученика Николая Конюхова, близкого родственника, принявшего в годы гонения на Церковь смерть за православную веру. Потом мы говорили около получаса, и отец Феодор подарил свою книгу «Мой дух на палубе «Карааны», подписав её лично для меня. В общем, после каждого слова хочется ставить восклицательные знаки!
Фёдор Филиппович – первый человек в мире, достигший пяти полюсов: Северного географического (три раза!), Южного географического, полюса относительной недоступности в Северном Ледовитом океане, полюса высоты на Эвересте, полюса моряков на Мысе Горн. А ведь в юности поступал в духовную семинарию. Для чего Господь носил его по всей планете, через сорок лет опять прибив всё к тому же берегу?
– Отец Феодор, как получилось, что Вы сначала поступили в семинарию, а потом ушли?
– У меня в роду пять святых новомученников, например, священномученик Николай Конюхов, это родной брат моего деда. Они были расстреляны как враги народа. При советской власти подобные родственные связи скрывались, но мои родители хотели, чтобы я был так же, как предки, священником. Да я и сам этого очень хотел. Но вырос на море, и смолоду меня туда больше тянуло. В 1969 году, когда поступил в семинарию, мне было только восемнадцать лет. Хорошо помню, как я иду по старенькой улочке Ленинграда (духовная семинария была расположена по адресу: Обводной канал, 17), а из окна несётся песенка: «Я у моря рождён, в краю, где ветра», и у меня что-то так сердце в этот миг защемило. И моряк во мне тогда возобладал. А через сорок лет преподаватель той семинарии, а ныне Святейший Патриарх Кирилл написал мне письмо, где говорилось, что я, как Моисей, долго «брожу по пустыне», пора обратно, «домой». Сейчас я вернулся к тому, от чего ушёл, только уже с большим жизненным опытом.
Но, извините, становиться священником надо лишь тогда, когда ты для этого созрел. Светское образование – грамоте научиться, а тут надо учиться главному – любви к людям. Ведь батюшка не может равнодушно подходить к своим обязанностям. К каждому – больному, здоровому, нищему, богатому – он должен обращаться с любовью. А это чувство не может тебе дать никакое образовательное учреждение. Чтобы сострадать людям, надо сначала самому пройти через страдание, через жизненные испытания.
– А как можно научиться любви к ближнему, если ты постоянно в одиночной экспедиции?
– Одиночное путешествие – это тяжёлый труд, а страдание приближает нас к Богу. В одиночестве легче заметить присутствие Господа, чем среди множества людей. Хотя здесь Он тоже находится рядом с нами. Но мы настолько погрязли в мирской суете, что Его не замечаем. А когда в океане пятьсот дней болтаешься, то постоянно на небо смотришь, и ты для Бога открыт. Здесь в телевизор человек глядит, редко голову в небо поднимет. Даже в окно не смотрим, не хотим. И Господа Бога не замечаем. Отсюда и друг к другу любви нет.
Тяжёлое путешествие развивает человека духовно. Ведь сначала ты должен путь в духе пройти, а потом физически. И обе эти ипостаси должны вместе работать, иначе ничего не выйдет. Некоторые люди говорят: я только духовно живу. Это большое заблуждение, потому что Господь создал человеку и тело. Если эту связь разорвать, не будет человека на земле. А после смерти душа уже в иное путешествие уходит, в вечное, но это уже другой разговор.
– Я читала Ваши предыдущие интервью, отрывки из некоторых книг. И мне показалось кое-что противоречивым. Вот Вы там говорите, что неоправданный риск наших спортсменов, альпинистов – это тяжёлый грех, но ведь Вы же сами часто рисковали.
– Сейчас пишу новую книжку на основе своих дневников, не знаю, кому это будет нужно – я там в себе копаюсь. В работе над ней вот что заметил. Мы не идём всегда по жизни равномерно, духовный градус всегда разный: сегодня я влюбился, завтра поссорился, вчера в церковь пошёл, сегодня не пошёл – нас всегда заносит в стороны, а когда книгу пишешь, жизнь гладко выстраивается, красивенько. Но даже у священника или монаха не может путь быть только вверх, святых у нас немного.
Подвергать свою жизнь опасности неоправданно – это почти как грех самоубийства. Но мы никогда не отговорим людей ходить в горы. Да альпинизм и не самое опасное занятие. На Эвересте много погибло, но не больше, чем в автомобильных авариях. Внизу спились многие, скурились многие, обожрались многие, заработались многие. Всё в мире относительно. Вообще, спорт – это тщеславие. Каждый спортсмен тщеславен. И художнику не верьте, если скажет, что пишет картины только для себя. Просто степень тщеславия разная: кому-то надо весь мир удивить, а кому-то только жене и детям работы показать. Каждый хочет что-то сделать на суд людей, чтобы его похвалили или поругали. Мы все грешные. Один – джипом, другой – детьми, третий приходом гордится. Только надо следить за собой, различать, что из твоих достижений на пользу, а что лишь самолюбие тешит.
– А Вы сами ради чего весь мир исходили?
– Сложно ответить на этот вопрос, хотя мне уже и шестьдесят лет почти. Я вырос в этом. Маленький читал Джека Лондона, Фенимора Купера, Майна Рида, Марка Твена. Затем у меня были герои Папанин, Чкалов, Седов, Амундсен – та высокая планка, к которой хотел тянуться. Сначала в путешествиях спортом занимался, наукой, для картин собирал творческий материал как художник. Ради рекордов ходил. Но всегда чувствовал и знал, что есть Господь Бог. Сейчас я священник. В Эфиопию вновь хочу уже ради храмов. Там такие православные храмы! Такие чудеса! А монахи какие! Но кто мне даст деньги, чтобы я просто так в Африку поехал? Вот я и еду тренировать там альпинистов. Заодно буду кресты ставить на вершинах.
– Недавно смотрела православную передачу, там говорили: «Отец Иоанн Охлобыстин у нас человек уникальный, и служить ему можно уникально». Получается, он уникальный, Вы у нас уникальный, а как же остальным батюшкам быть, обычным?
– Каждый уникален, надо только правильно его особенности использовать. Охлобыстина знаю, думаю, он пошёл сейчас не в ту сторону – за деньгами. Но где-то и Патриархия, наверно, его потеряла. Всё-таки надо было его не к бабушкам в деревенский приход отправлять, а использовать в работе с теми же артистами, среди них ещё много безбожников, а он знает их психологию. Надо было ему помочь.
Мы, священники, ещё плохо работаем с молодёжью. Очень мало в храмах людей от пятнадцати до тридцати лет. Дети с родителями приходят, а молодёжи нет. Им в церкви скучно. Что-то мы не так делаем. Как будто храм для одних старушек. Мужчин единицы. У меня уже навязчивая такая идея – в какую бы церковь ни заходил, считаю мужчин и детей. Я и патриарху об этом говорил на встрече – старушки командуют в наших храмах. В Эфиопии только мужчины руководят церковной жизнью. А у нас их вообще там нет. Но ведь храм должен держаться в крепких руках, в мужских руках. У нас бабушка девчонку в короткой юбке из церкви гонит, хотя ещё неизвестно, чем сама в молодости занималась. Девочка больше никогда в храм не зайдёт, а ведь каждый ценен.
Или более четырёх тысяч альпинистов уходит ежегодно в горы. Это же люди уходят. За них надо молиться, провожать, встречать. И отпевать надо. А почему бросили их? В этом направлении тоже ещё много работы.
Я вам исповедуюсь. Однажды меня пригласили к Святейшему Патриарху Алексию, чтобы в торжественной обстановке вручить орден. Я посмотрел список тех, кого ещё собирались награждать вместе со мной, и отказался. Не захотел стоять рядом с человеком нетрадиционной ориентации. Меня вызвали и сделали внушение. Ты, говорят, что это так возносишься, вспомни разбойника рядом с Господом на кресте. Кто знает, может, этот человек в конце жизни святым станет, а ты – грешным. Но я всё равно не пошёл. А теперь понимаю, что был не прав. Каждый человек для Господа дорог.
Разговор наш был прост и незамысловат, как и сам батюшка-путешественник, батюшка-странник. Я теперь почти физически чувствую, как отец Феодор скользит по суетной, тяжеловесной жизни и опять уходит сквозь наши пальцы: в море, в звёзды, в горы… А мы «не тянем», увязли, как говорится, со всеми потрохами. С другой стороны, вот же передо мной вещественные доказательства нашей встречи. Подаренная Конюховым икона Святителя Николая: в одной руке он держит лёгкий парусник, в другой – Мыс Горн, преодолевая который, моряк либо погибает, либо оставляет за собой всё ненужное и суетное. А вот книга, на которой автор написал мне: «Желаю Елене пройти свой духовный полюс».
Значит, надо и нам двигаться в путь. А ведь так не хочется-то что-то менять, в чём-то себя ограничивать, и порой кажется, что и стремиться-то больше уже вроде бы не к чему. Да, друзья, обросли мы духовной коростой... Пусть будет нам в напутствие запись в дневнике великого путешественника: «Всё данное нам – от Бога, и большего, чем дано, нам не свершить. Но не свершить того, на что благословлён свыше, уже грех».
Фото с официального сайта Ф. Конюхова.
