Поэт милостью божьей

25 декабря этого года мы могли бы вместе отметить 85-летний юбилей Евгения Федоровича. Но… как сейчас помню, в канун своего семидесятилетия он пришел в редакцию и попросил меня провести торжество. Я не мог отказать другу, но буквально накануне подвело сердце, и день рождения Вдовенко встретил в кардиоцентре. До сих пор сожалею, что так распорядилась судьба.

И вот незаметно пролетели годы. В моей памяти Евгений Федорович с той же улыбкой в усах, неторопливой, чуть хрипловатой речью, неизменной сумкой через плечо и палочкой-выручалочкой. В последние годы он стал плохо видеть, и она была его постоянной спутницей.

Не знаю, как считают другие, близкие к поэзии люди нашего региона, но, на мой взгляд, Тюменьщине повезло, что в ряды ее писателей влился такой поэт. Его всегда отличали только ему присущий стиль, образность и… профессионализм.

Вся поэзия Евгения Федоровича зиждется на двух ипостасях: воинском долге перед Отчизной и нежной любви ко всему прекрасному на земле. Он был рожден для защиты Родины и всего того нежного и чувственного, что дает нам жизнь. Вдовенко ненавидел ложь и предательство, не терпел в людях хамства и унижения окружающих. Человек высокой нравственности, он бывал порой по-детски незащищен перед перипетиями судьбы. Мог постоять за других, но не за себя.

Спустя годы, я и по сей день отмечаю, как не хватает его доброй усмешки, мудрого слова и четкой оценки происходящего. И все же главное – это его стихи. Давайте почитаем их вместе.

Василий МИХАЙЛОВ.

 

230-15-1Евгений Федорович Вдовенко родился 25 декабря 1926 года в станице Крымской Азово-Черноморского (ныне Краснодарского) края. Окончил Харьковское танковое училище (1944), Ростовское артиллерийское (1950), Рязанское высшее воздушно-десантное училище (1963) и Литературный институт им. А.М. Горького (1968). Участник Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Подполковник в отставке. Находился на военной службе (1944-1972). Работал в Ханты-Мансийском округе (с 1978-го), был атаманом Верхнекондинского казачьего округа Тюменского линейного казачьего войска в городе Советском (с 1992-го). Первые стихи напечатаны в окружной газете Донского военного округа (1949). Печатался в журналах “Советский воин”, “Югра”, в коллективных сборниках и альманахах “Литературная Тула” (1985), “Самотлор” (1975), “Эринтур” (1996) и других. Автор сборников “Юность на посту” (Тула, 1960), “Муза с парашютом” (Тула, 1968), “Иду к тебе” (Тула, 1972), “Яснополянские мелодии” (Тула, 1977), “Снег юности” (Советский, 1995), “Ты гуляй, гуляй, мой конь” (1995), “Летучий сон осенней паутины” (Ханты-Мансийск, 1996). В 1998 году вышел двухтомник избранных произведений Вдовенко “Прощай-прощай и здравствуй-здравствуй”. Сборник «Лира и крест» (Шадринск, 2003) автор уже не увидел.

В г. Советском его именем названа улица. Член Союза писателей России (1973). Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Почетный гражданин Советского района (1998).

 

Иду к тебе

Евгений ВДОВЕНКО

Лесной простор!
Да ты ли тесен, мрачен?!
Здесь целый мир,
лишь оценить сумей!
И друг ты задушевный мой,
и врач мой,
и добрый, и лукавый чародей!
Иду к Тебе тропинкой,
над которою,
лишь ветерок
да заревой простор,
и пусть свиданье наше невеселое,
мы преданы друг другу с давних пор.
Вновь пред Тобою
встану на колени я,
и Ты мне снова
волосы погладь,
и все мои обиды и сомнения,
запрячь подальше, чтоб не отыскать!
Нет среди нас ни сильного,
ни слабого,
мы оба превосходства лишены, –
одна лишь тайна,
тайна лета бабьего
стоит над нами
в царстве тишины!
Иду к Тебе, иду –
и сердце ёкает
от радости, от счастья,
 от любви,
лишь из-под ног 
тетерка вдруг захлопает,
да вслед взметнется тетерев:
«Лови-и!»
А мы молчим…
Зачем нам разговаривать?
Нам и без слов понятно,
что к чему.
Давай-ка я
Твое лесное зарево
чуть-чуть еще повыше подниму!
Я все могу!
 Во мне такое рвение:
лишь намекни – 
и за тебя я – в бой!
Нет для меня мгновений
откровеннее,
чем эти встречи
поздние
с Тобой…

 

Вершители

Учителя! Вершители! Когорта!
Нас легион, а перед нами тьма.
В нее, во тьму, несем щиты мы гордо
во имя счастья, света и ума.
Да, мы вершим.
Ведь мы – в исконном деле,
где жизнь идет, как катится вода,
а люди богатели и скудели,
но вспять не возвращались никогда.
Лишь опыт вечен.
На его штандартах –
учительство, развитие основ.
Мы из вчера людей уводим в завтра,
без позы, не ища похвальных слов.
Нам никогда,
от зарожденья знанья
и до сегодня, не было легко.
Учителя платились за дерзанья,
из строя вырываясь далеко.
Они за нами, знания, как нива,
где если не буквально кровь и пот,
то и небезобидная равнина,
где урожай от Бога сам растет.
Усердьем нашим холены побеги.
В терпенье нашем истина и свет.
Так сдвинем же щиты свои, коллеги, –
на свете ничего надежней нет!

 

Потеряла любовь перепёлка

«Дорогая» – привычное слово,
как журчащая рядом вода.
От души и от сердца незлого
я и сам так журчу иногда.
Но сказал – и опомнился, словно
ты меня заподозришь во лжи –
ведь и впрямь сердце бьется так ровно,
словно пелочка ночью во ржи…
Только памяти кажется: мало! –
Больше, больше вместить бы могла!..
Ей-то что?
Как душа ни страдала,
но ни разу себя не сожгла.
Вся забота: по ящичкам рыться,
вся тревога: а там ли лежит?!
Ей – под лыскою самой в корытце –
можно тихо-претихо прожить.
А душа, всю себя предлагая,
полюбить лишь успеет едва.
«Дорогая! – кричит. – Дорогая!»
и другие такие слова.
Повтори их сама, назови мне:
Милый! Лучший! Желанный! Родной!
Это Страсть нашей Страсти Взаимной
на волне отвечает одной.
Чувства в сердце,
Не в памяти прячут!
Ну, скажи мне, что любишь, скажи!
Не «стучит» перепелка, а плачет,
Потеряла дорогу во ржи…
Потеряла любовь перепелка!
Ищет день, ищет два, а что толку?
В поле – то же, что в стоге иголку,
безнадежно пропажу искать…
Перепелка бежит по рассвету:
день бежит, два бежит –
нет как нету!
И пора бы уж кончиться лету,
и своих бы детишек ласкать…
Не ее, перепелкины, дети
попадаются в ловчие сети,
но она на закате-рассвете,
как по собственным, плачет по ним…
Так и люди: все ищут, все ищут –
не любовь, а ее пепелище,
и не это ли пепелище
до скончанья мы в сердце храним?

 

Зов тревожный

Не кружись надо мной,
не кружись,
журавлей перелетная стая!
Я бросаю привычную жизнь
И гнездовье свое разрушаю!..
Голова ли,
душа ль – набекрень, –
кто на это сумеет ответить?
Я ведь рушу вчерашний свой день,
а грядущий –
придется ли встретить?
Как же быть, если выбора нет?
Зов тревожный,
хоть ты-то не мучай!
Жизнь, как в небе осеннем просвет,
Долго ли затянуть его тучей?
Улетай!
Не маши мне крылом!
Воротиться ли осени к лету?
Все вокруг мне кричат о былом,
а его самого-то – и нету…

 

Куда не раз еще вернусь

Вернусь!
Не раз еще вернусь.
На то и память, и желанья,
чтоб вновь оплакать расставанья
с тобою, жизнь, с тобою, Русь.
Дорога жизни – тот же круг,
хоть и спираль,
где кольца – в сцепке,
и обретенное не вдруг
оценишь
 без переоценки…
И вера без истока – сушь,
и нет любви без пониманья
добра и твоего страданья.
Господь велик и вездесущ.
Я за глаза чужих красот
и в мыслях даже не рисую,
и верю в этот свет, не в тот,
пред коим загодя пасую.
Но веры в Господа держусь,
не торопя земного срока,
куда, как ни было б далеко,
вернусь, не раз еще вернусь.
Кто с памятью своей в ладах,
ни с прошлым, ни с собой не в ссоре,
вновь побывать в былых годах, –
как сохранить огонь во взоре.
В мои-то годы без огня
Кто и смотрел бы на меня?!

 

Крещенские морозы

Скользят в замедленном инсульте
прохожие, а вдоль окон
торговки виснут, как сосульки,
глазами, снятыми с икон.
Кому-то, может, и на зависть
такой собор, кому не знать,
что я порой так развлекаюсь,
когда мне
нечего сказать.
Метафоры. Метаморфозы.
Набор гипербол и литот.
Зима. Крещенские морозы.
А свет?!
То ль этот свет,
то ль тот?!
Скольжу –
куда эквилибристу б,
когда б я не был стариком! –
А вдоль окон торговки виснут
глазами, снятыми с икон…

 

Свиристели

Помнишь, прилетели свиристели?
Мы кормили их чуть не с руки...
Вот они и снова прилетели,
а и мы еще не старики!
Как зарею брызнули по вьюге, –
сразу закраснел наш палисад:
смелые чубастые пичуги
перед взором так и колесят!
Все едят, что дашь, глаза нам грея,
но спешат вот сроду, а куда?
Все – за холодами: как добрее
райских кущей эти холода!
Помнишь,
за веселой этой стаей
что-то упорхнуло и из нас?
Что-то неуютное оставив,
словно свет до времени погас…
Знаю ведь, как жизнь в пути сурова.
Чем помочь бы миновать беду?
Ладно, хоть поели…
Может, снова
их увижу…
Ладно, подожду!..
Всем же нам нужна живая помощь,
пусть на миг, но нужен передых,
а сейчас – особо:
ты же помнишь
нас, как свиристелей молодых?

 

Бутон на рассвете

Юной поэтессе из Ханты-
Мансийска Ирочке Дерябиной
Я люблю Божий мир на рассвете,
непорочный и чистый, как дети,
как открывшийся солнцу бутон.
Боже!
Что с нами станет потом?!
Взгромоздясь на свою волокушу,
день придет и отмыкает душу,
и подарит последний закат…
И пишу-то об этом я – к ночи.
 Жизнь моя все короче, короче.
Боже!
Может, я в чем виноват?
Может, было какое-то средство,
Чтобы старость – в пеленки,
а детство –
на потом, на потом, на потом?
На ночь, а?
Но какая в ней радость?
На рассвете ж бутон, как награда!
Боже!
Как я люблю твой бутон!

 

Всё – поэзия

Андрею Тарханову

Радость. Горе. Зима. Цветение.
Смех и слезы. Восторг и грусть.
Всё – Поэзия. Обретение
смысла высшего, высших чувств.
Дал Господь не родиться лживыми,
не томиться душой слепой.
Драма. Музыка. Танец. Живопись.
Всё – Поэзия.
Не разбой.
Только преданно.
Только праведно.
Только искренне, как себе.
Всё – Поэзия. Не награблено.
Честно выстрадано,
как в борьбе.
Простота. Одухотворение.
Труд и жертвенность.
Лишние пусть…
Всё – Поэзия. Всё ко времени.
Все, Андреюшка, наша Русь.
Наша муза. Заботы. Чаянья.
Свет лампады и свет зари.
И стихи эти вот случайные.
Снег. Березы. И снегири.
Храмы сосен,
Снегами крытые.
Храмы наших высоких душ.
Все – Поэзия. Не палитрою,
а сияньем в себе,
Андрюш.
Потому и не голосисты мы,
что и голосом-шепотком
нас доносит словами чистыми
до Руси
 в необъятье таком.


4811