Произведения скульптора Николая Распопова наполнены большой жизненной силой
Музей изобразительных искусств. Выставка «Тюменская биеннале» направо – у окна. Мне дали точные координаты местонахождения автопортрета Николая Распопова. Признаюсь, времени у меня было мало, я сразу увидела в зале скульптуру, быстрым шагом направилась к ней и… оцепенела.
Потрясающее портретное сходство, но, кроме этого, ощутила настолько сильное энергетическое воздействие, что просто так уйти не смогла. Мне будто слышался голос автора: «Торопиться не надо. Всему свое время…»
В зале не было посетителей, однако я чувствовала, что не одна я тут. Картины художников, где буйствуют краски и фантазии, творческие мысли и жизненные наблюдения, отовсюду смотрели на бронзовый автопортрет, а он – на них. Создавалась особая атмосфера, в этом, наверное, магия искусства.
Под впечатлением от увиденного направилась к искусствоведу Наталье Сезевой.
– Это портрет-исповедь, в нем ощущаются духовная мощь, сильная личность. В нем читается человеческая жизнь с ее страстями, радостями и переживаниями, – говорит Наталья Ивановна. – Я видела портрет, когда он только что был слеплен из пластилина. Уже тогда он производил сильное воздействие. Я поняла, что это знаковая вещь в творчестве Распопова, особый жизненный этап, подведение итогов.
Мы сотрудничаем с Николаем Васильевичем не одно десятилетие. Я готовила его монографию, знакомилась с личным архивом. Распопов создал целую галерею портретов: Менделеев, Ершов, Алябьев, Ермак. Это не просто исторические личности, это люди высокого духа, титанического характера. Они оказали на мастера громадное влияние. Прежде чем приступить к работе, Николай Васильевич много читает о своем герое, размышляет, сопереживает. Он и сам стал частью своих героев, вошел в эту галерею. Из десятилетия в десятилетие ведет с ними внутренний диалог, находит новые грани. Художник сам растет духовно, и его герои растут вместе с ним. Юные Менделеев, Ершов, через десятилетия – уже умудренные личности, глыбы. Николай Васильевич стал похожим на своих героев. У него яркая внешность. Он создал образ художника, творца, я бы даже сказала, демонический образ. В этой гриве волос, линиях лица, в проникновенном взгляде угадывается одухотворенная личность. Борис Пастернак замечательно сказал: «Человек сам в ответе за свое лицо». Можно скрыть, замазать недостатки во внешности, в молодости лица приятны, но с годами и грим не поможет. Лицо выдаст, кто ты есть по своей сути.
Николай Васильевич проделал большой путь от самородка до Мастера. У него нет системного академического образования. Наверное, это и хорошо, потому что академия подчас нивелирует личность. Распопов сохранил самобытный дар, от природы он человек мудрый, мне всегда дорог его совет. Самое трогательное, что когда он закончит произведение, то обязательно пригласит в мастерскую. Ему важно мнение, он не боится критики, выслушивает замечания, не обижается. Не каждый художник способен на это. А ведь творцам надо осознавать, что никто не застрахован от неудачи, невозможно делать все на высокой ноте. Страшно, когда человек бронзовеет, становится мертвым, не способным развиваться. Николай Васильевич прекрасно сдал свой экзамен, создал исповедальную вещь, которой следует войти в коллекцию музея. Думаю, будет интересно устроить камерную выставку: в центре – автопортрет мастера, рядом – его герои. Произведения вступают в «молчаливые» диалоги друг с другом и, конечно, со зрителями. Есть в этом особая драматургия,
…Всю дорогу к мастеру меня не покидала мысль: такие вещи просто так не рождаются. Они выстраданы, они требуют глубинной работы души и большого таланта.
Николай Васильевич признается: два года назад задумал автопортрет, но никак не мог к нему приступить. Ушла из жизни любимая жена Лидия Павловна, Лидусенька, как он ее называет. Она была помощником, другом, советчиком, ангелом-хранителем. Душевная боль не отступала, мир вокруг, который наполняет силами художника, померк. «Перед вечностью мы все равны, – говорит Николай Васильевич, – страдания держали меня в таких жестких тисках, что было не до творчества. Я много размышлял о жизни, тут мысль об автопортрете и пришла. Очень трудно лепить себя. В молодости был у меня автопортрет, из дерева его вырезал. Но с тем портретом и сравнить нельзя. Там верхогляд: ух, я молодой, красивый! А здесь мне хотелось передать взгляд на свою жизнь: как она у меня прошла? Что делать дальше? Доброту к ребенку и требовательность к взрослому, ответственность за свои поступки, предназначение человека в этой жизни – многое мне хотелось передать.
В молодости я встречался с величайшим скульптором СССР Сергеем Тимофеевичем Коненко. Он сказал мне: «Как в спорте, если ты можешь за один раз сто килограммов поднять – поднимай. А не сто раз по килограмму». Есть в этом глубокий жизненный смысл. Работая над портретом, я все время размышлял над этими словами».
Три месяца, а то и больше, воплощал скульптор свой замысел, бесчисленное число раз прорабатывал детали. Добиться потрясающего сходства – мало, тут душевное состояние важно. Ни днем, ни ночью начатое дело не давало покоя. В какой-то момент портрет сам стал руководить создателем, будто подсказывал, на каком варианте остановиться. Вот, кажется, все. Пришла первая зрительница и критик Наталья Сезева: «Ни убавить ни рибавить», – говорит она. Мастер согласился. А портрет подсказывает: «Вглядись, еще бы поработать». «Я одну детальку подправил, в результате заново все перелепил, – говорит он с иронией. – Замечательный скульптор Голубкина точно подметила: «В пластилине, глине вещи рождаются. В гипсе умирают (потому что гипс – мертвый материал), а в бронзе – воскресают». И я сам был потрясен увиденным».
– Николай Васильевич, довольно часто художники пишут автопортреты, а скульпторы?
– У скульпторов автопортретов еще больше. Понимаете, картину мы с одной точки смотрим, взгляд направлен на плоскость. А у скульптуры тысячи точек, площадочек, и все направлены на тебя – тысяча впечатлений!
Изготовили автопортрет в литейной мастерской Ивана Дубровина, что в 20 км от Екатеринбурга. Качеством работы Николай Васильевич очень доволен. Бронзовая скульптура, размером 62x62x40 (высота-ширина-глубина) обрела свое рождение. «Портрет вернул меня к творчеству, я будто переродился», – замечает автор.
Теперь он работает над памятником Салманову. Опять легендарная, сильная личность! Фарман Курбан оглы Салманов первооткрыватель и участник открытий на Тюменском Севере около 150 месторождений нефти и газа. «В Салехарде в 2009 году ему установили памятник. Я изобразил легендарного геолога, идущим после работы, – рассказывает автор, – а здесь совсем иначе решаю его образ. Он первооткрыватель, в одной руке держит нефть, другой показывает вот она, в земле. Почему во многих городах, на его родине, в Азербайджане, есть монументы, а в Тюмени, где он работал и жил, нет? Не по заказу ему памятник делаю, просто такая личность не может не волновать.
– С Салмановым доводилось встречаться?
– 50-е годы. Я пришел из армии. В Тобольске был митинг, там его и увидел. Он был молодой, шустрый и внешностью от всех отличался: черный, как головешка. Эти впечатления мне пригодились. С Салмановым ни разу не встречался, но общался с людьми, которые с ним работали. От них узнал, что человек он был энергичный, решал вопросы моментально. Жесткий руководитель и в то же время глубоко сердечный человек.
Памятник задуман из меди. Со временем медь становится черной, благородно будет смотреться. Общая высота монумента с постаментом – 9м 40см., сама фигура – 3м 80см. На постаменте слова: «Заслуженный геолог Салманов Фарман Курбан оглы». Неуместны здесь его многочисленные регалии и даты жизни, этот человек шагнул в вечность.
Мы говорим с Николаем Васильевичем о творчестве, которое дает силы и которое требует всецелой самоотдачи. «Когда просто так руки работают, глаза смотрят, лепишь – фигура получается, а в ней нет ничего. Зачем ее делал человек? Да есть ли у автора хоть какие-то мысли в голове? – рассуждает художник. – Напряженная творческая работа изматывает, забирает энергию. Ты выжат, как лимон, а иначе нельзя, тогда не создашь ничего настоящего. И так работаешь над каждой своей идеей».
…В далеких 50-х скульптор только начинал свой творческий путь. Первый, кто разглядел в нем талант, был главный хранитель картинной галереи Евгений Кроллау. Он сделал все, чтобы с молодым автором заключили договор на создание скульптуры «Дед Федор». И надежды оправдались. Николай Распопов передал в облике тобольского старожила могучий сибирский характер. Сильная получилась вещь.
«Евгений Константинович мне очень в жизни помог. Когда он стал хранителем Русского музея, то позвонил и сказал: «Коля, бросай все. Приезжай на неделю в Ленинград. Я тебя на день буду закрывать в фондах музея, а вечером тебя будут выпускать», – вспоминает Николай Васильевич. – В запасниках хранилось всё лучшее, лучше, чем то, что было представлено в экспозициях. Я картину передвину, посмотрю, другая следом… Там тысячи произведений: и каждое понять, почувствовать надо, напитаться знаниями. Выхожу вечером: голова кругом. Сколько для себя сделал открытий! Поэтому и говорю: в Русском музее я две академии окончил – живописи и скульптуры.
Поездки на творческие дачи им. академика Кардовского – тоже большое дело. Помню, в Переяславль-Залесский со всей России-матушки съехались лучшие скульпторы. Такие зазнайки были среди них. Один подает мне руку: «Ленинградская академия», другой называет столичный вуз, а мне что сказать? Я – Распопов из Тюмени. Еще так давану ему руку, а она у него хлипенькая…».
Время все расставило на свои места. Распопов из Тюмени, заслуженный художник России, плодотворно работает, он полон новых замыслов. На днях в селе Ахманка, что в 90 км от Тюмени, установят памятник Евдокиму Яковлевичу Яковлеву, доктору, открывшему в тех местах целебную грязь. Николай Васильевич рад, что его работа обретет свое местожительство. Будет служить людям и хранить память о человеке, творившем добро…
