В селе Исетском каждое лето поминают «старообрядческого молитвенника и печальника края Исетского», духовного руководителя урало-сибирских крестьян-старообрядцев Мирона Галанина. Он знал богословие, владел риторикой, был талантливым писателем.
Родина подвижника
На родине подвижника в Исетском народном краеведческом музее работают постоянно действующие выставки старообрядческих книг, предметов быта, картин художников-земляков, пишущих сюжеты на эту тему. А образ Мирона Галанина воссоздан в гравюре тюменского живописца Евстафия Кобелева «Стара Исеть».
Дело в том, что приверженцы старой веры после никоновских реформ уже не принимали беглых попов из официальной церкви, решив, что «священство улетело в небо». Относя себя к так называемому «беспоповскому часовенному согласию», они сами выбирали духовного руководителя (уставщика) – грамотного уважаемого человека из своей среды, чаще – почтенного старца, способного вести службу. Таким авторитетом у кирсановской общины и был в свое время Мирон Иванович Галанин. Известные его труды «Родословная часовенного согласия», «История о древнем благочестии», знаменитое «Письмо Стефану Тюменскому», яркие по слову и изящные по стилю, изданы более двух веков назад. В этих книгах духовный авторитет исетцев описал не только жизнь единоверцев-односельчан, но и многие события той поры.
«Много было горя, когда я находился в городе Тобольске: кругом люди веры с нами не одной, как лютыя восставали звери на нас в Знаменском монастыре при Пятницкой церкви, томили в оковах нас со иноком Иоакимом дваж(ды), все у лица было увещевание, дабы нам принять новые обряды Никон(иянские), – пишет Галанин. – И еще были разныя пытки, которыя устроены при монастырских келиях. В етом ж(е) монастыре Знаменском находился первый наш подвиж(ник) и страдалец за истин(ную) веру протопоп Аввакум. Здесь он служил служ(бу) по старопечатным книгам три года. …Видел и те монастырския темницы, где томили и морили нашег(о) страдальца инока Авраам(ия) и священника Симеона; священника заморили голодною смерт(ью). …И нас тоже прикавывали к колоткам на желез(ные) цепи за неприятие новоизданных книг и порядков. …С 1744 года мы платили оклад за веру; с 1752 год(а) законом нам приказано было носить особое платье и со знаками; все ето мы с терпением пережили. Когда настало время тишины с воцарением императрицы Екатерин(ы) Второй, с 1762 год(а) нам дарована свобода, с 1764 года отменен двойной оклад за веру, разрешено всем крыющим(ся) християнам возвратиться на родину; и мне, грешному и недостойному, сподобил господь пользоваться милостию царицы Екатерин(ы), и свободили меня на свободу из Тобольских казематов монастырских. …Теперь радость – молимся открыто. Был совет на Бешкиле строить часовню».
На кладбище в деревне Кирсаново до сих пор стоит часовенка и крест на могиле Галанина. На поклонение пастырю приходят не только селяне, но и приезжие. «Часовня святого Миронушки», как любовно называют в деревне культовое сооружение, выполняет роль церкви и по сей день, сюда идут молиться по праздникам. Правда, земляки старца с болью рассказывают и о нежданных визитерах, которые разворовали часовню, вырвали иконы из кладбищенских крестов. Пришлось воссоздавать ее макет в музейном зале в натуральную величину и со всей необходимой атрибутикой.
К слову, здесь в постоянно действующих экспозициях органично уместилась история православия и старообрядчества. Она состоит из икон Николая Чудотворца, Богоматери, Христа – Господа Вседержителя, множества других, имеющих легендарное происхождение, из рассказов о сохранившейся до наших дней Слободо-Бешкильской церкви (одном из шести каменных храмов Приисетья), построенной еще в 1850 году, о мужском и женском монастырях, существовавших в крае. Тема старообрядчества, конечно, вызывает у посетителей особый интерес. Это и достаточно крупная коллекция старопечатных рукописей и книг, среди которых Четьи минеи декабрьские, и одежда (молельное платье, сарафан, головной убор, погребальный наряд староверки), и гончарная посуда, и предметы культового медного литья, и молельные подушечки-лестовки... Лестовка – предмет своеобразный. Делают ее из маленьких пистончиков (бобочков), в каждый из которых вставлена туго-натуго скрученная бумажка с воскресной молитвой. Лестовку молящийся обычно держит в левой руке, а правой в это время перебирает бобочки.
Трепетная любовь к истории края
История края, зафиксированная на музейных стендах, говорит о том, что деятельность здешнего люда лет сто–двести назад была куда как разнообразна. В Приисетье, к примеру, числилось 558 ветряных мельниц, 27 водяных, 4 паровых, 4 стеклозавода (среди них – известный Рафайловский), 3 винокуренные поварни, 9 маслозаводов, 12 маслобоен (сейчас маслозаводы за редким исключением превратились в простые молоканки), крестьяне занимались гончарным делом, выделывали кожи, шили шубы, плели короба и даже имели собственную шляпную фабрику. 
Шили на так называемых «швейках» XVIII века. О практичности хозяев тогдашней земли говорят также сохранившиеся в музее туеса из бересты – они могут запросто составить конкуренцию современным термосам. Редчайший экспонат – ухват на колесах. Ясное дело, придумал его старообрядец, любивший и жалевший свою благоверную, – он не мог позволить жене вручную управляться с двухведерным чугунком. Вполне могли бы пригодиться в наше время и светец-лучина, и прялки, и ткацкие станки-кросна, сохи, серпы, молотила, решета для подработки зерна – непременные атрибуты староверского быта и образа жизни. Предметы быта и культа староверов числятся не только в качестве музейных реликвий, они и поныне служат верой и правдой их обладателям, в чем автору этих строк довелось убедиться при посещении по-своему экзотических деревень Бобылево, Решетниково, Ёршино, Красново, Кирсаново.
Старообрядческий культ знаний и труда
На земле Приисетья удалось пообщаться и с нынешними приверженцами старой веры.
– Вы знаете, откуда Лыковы пошли? – заинтриговала вопросом почтенная женщина и сама же на него ответила: – Из наших краев – из деревни Лыково Упоровского района, только тогда это был Исетский уезд.
Про эту же бабушку говорили: она знает слово «Интернет», правда, произносит его на свой лад. Что касается её информации про семейство Лыковых, то действительно предки известных на всю страну героев нашумевших публикаций журналиста Василия Пескова «Таежный тупик» – выходцы из наших краев, и спастись от мирской суеты они смогли только в глухой таёжной глухомани на берегу реки Абакан и выжили, конечно, благодаря трудолюбию и вере. Помнится, на проходившей здесь очередной региональной научно-практической конференции «Галанинские чтения» даже прозвучал доклад «Особенности писем Агафьи Лыковой в сравнении с письмами других старообрядцев». Его автор – кандидат филологических наук, ведущий специалист Красноярского краевого краеведческого музея Галина Толстова. Она говорила об удивительной идентичности писем Лыковых и Галанина – несмотря на более чем двухсотлетний разрыв во времени. Одна и та же манера во вступлении, в словооборотах и устойчивых сочетаниях. Без молитвы такие послания не писались. В целом же это отражение традиций средневековой старообрядческой рукописной культуры, где вот уже который век используется традиционный высокий стиль, переплетенный с излюбленным просторечием.
Вы только вдумайтесь: речь идёт о грамотности людей, отгородившихся от остального мира, – иные на их месте могли бы просто одичать! Самой жизнью они были поставлены в ситуацию, когда доказать свою состоятельность и право на достойное существование можно было только обладая большими знаниями, умениями, предприимчивостью, упорством… И немудрено, что культ чтения и культ труда, пожалуй, главные составляющие старообрядческой формулы успеха. Об этом – исследование филолога из Новосибирска Владимира Алексеева «Чтение старообрядцев как модель отношения человека и книги». Учёный утверждает: «Чтение старообрядца – это попытка, способ и путь гармонизировать свои отношения и с «миром земным», и с «миром божественных сущностей». Старообрядцы, говорит В. Алексеев, не просто единственная категория русского населения Сибири, которая бережно хранит «древлие книги»; они – единственные, кто упорно продолжает от руки переписывать книги, переплетать их в надежные кожано-деревянные переплеты, поддерживая тем существование своеобразных средневековых скрипториев. Они – единственные, кто сумел сохранить типично средневековые отношения человека и книги». Образ этого идеального мироустройства приверженцы старой веры создавали, можно сказать, выстраивали, каждо-дневным своим духовным и материальным укладом, который базировался на культурной традиции и опыте их духовных предшественников, аккумулированного в тех же книгах.
Такое же трепетное отношение сохранялось и к иконе. Сибирское купечество (в среде которого было немало старообрядцев) обустраивало свои особняки по-новому, «по-благородному», «на столичный манер» и питало особую любовь к «строгановским» и связанным с ними корнями невьянским и рафайловским иконам. Их у старообрядцев было традиционно много – они располагались на полках-божницах в половину длины стены или во всю стену, иногда в два яруса. Иконы невьянской школы послужили, в свою очередь, отправной точкой для появления сугубо тюменского явления – так называемого рафайловского письма, которое сложилось в Приисетье в иконописных мастерских Свято-Троицкого мужского монастыря села Рафайлова, основанного в 1644 году старцем Рафаилом. Как правило, это были изделия меднолитой пластики (кресты, иконы, складни). Нередко большие четырехстворчатые складни с двунадесятыми праздниками старообрядцы изготавливали подпольно (имея спрятанный под полом горн и формы), скрываясь от епархиальных властей, боровшихся с расколом и раскольниками.
Раскол. Последствия и подоплека
История Русской православной старообрядческой церкви гласит: патриарх Никон, вступив на Московский патриарший престол в 1652 году, изменил древнее церковное предание, стал вводить в Русскую церковь новые обряды, богослужебные тексты и иные новшества – без одобрения собора.
Исправления в церковных книгах, считали многие, искажали смысл догмата, воспринятого Русью со времени крещения от Византии и подлежавшего благоговейному хранению как величайшая святыня, как знак преемственности русского православия от Вселенской церкви. Например, до того в старых книгах в Символе веры читалось: «И в Духа Святаго Господа Истиннаго и Животворящаго», а после исправлений слово «истиннаго» было исключено.
Вслед за книжными нововведениями последовали и другие: троеперстное крестное знамение вместо двуперстного, обхождение по солнцу (в знак того, что мы идем за Солнцем-Христом во время крещения, венчания и освящения храма) заменило обхождение против солнца, имя Спасителя «Исус» переделали на грецизированное «Иисус», древнерусскую Божественную литургию, совершаемую на семи просфорах, стали проводить на пяти… Это лишь некоторые, наиболее заметные нововведения.
Кроме порчи книг и церковных обычаев, резкое сопротивление в народе вызвали те насильственные меры, с помощью которых патриарх и поддерживавший его царь насаждали реформы. В народе так и говорили: новый патриарх упразднил Христа. Неприятие шло как со стороны простых русских людей, свято хранивших святые книги и предания, так и со стороны видных духовных деятелей того времени: епископа Павла Коломенского, протопопов Аввакума Петрова, Иоанна Неронова, Даниила из Костромы, Логгина из Мурома... Стойкие поборники дониконианской церковной старины подверглись жестоким мучениям и казням. Повсюду горели костры, на которых тысячами сжигали людей. Обвиненным в расколе рубили головы, их четвертовали, подвергали пыткам, не делая различий между мужчинами, женщинами и детьми. Некоторые, не выдержав, отступились от старой веры, другие решительно пошли на смерть. Чтобы спастись от гонений, часть старообрядцев стали сами сжигать себя вместе с семьями. «Нет нигде места – только уходу, что в огонь и воду», – говорили они. Другие бежали на окраины Русского государства – на Урал, в Зауралье, в Сибирь... Это были вольные поморы, жители Архангельской губернии, а также выходцы из Нижегородской и Вологодской земель. Но и здесь они не смогли скрыться от всевидящего государева ока: переселенцы к своему первоначальному званию «раскольники» позднее получили еще одно – «двоедане». Царь Петр I узаконил для них такой порядок: хочешь исповедовать старую веру – исповедуй, но, будь добр, плати в казну две дани, то есть два налога. «Пусть две дани, зато на воле!», – рассуждал народ. С тех пор называют старообрядцев двоеданами. А может, еще и потому, что двужильными слыли. Немудрено, что урало-сибирское купечество (да и в целом российское предпринимательство XVIII-XIX веков) состояло в основном из староверов.
А первые при Советах старообрядческие артели Исетского района противопоставили поголовной коллективизации свое трудолюбие. Именно трудолюбие делало их зажиточными. В 20-30-е годы прошлого столетия на горе и на беду именно у них оказались самые крепкие крестьянские хозяйства, они первыми попали под топор новой власти и подверглись гонениям. Позже в качестве передовых долгие годы ходил колхоз «Новая деревня» в селе Осиново. Район, кстати, и сегодня зовется хлеборобным.
Если же в целом окинуть взглядом историю преследований старообрядцев, то наберется целых три с половиной столетия борьбы за выживание. Они, как могли, берегли русский уклад жизни, быт, одежду и, наконец, свое национальное самосознание. Они, по словам академика Лихачева, «живой остаток древней русской культуры, сохранившие ее замечательные достоинства». Приисетские староверы, потомки удалых устюжан, поморцев и нижегородцев, также жертвенно служили своим идеалам, следовали христианским заповедям, оставались целеустремленными к покаянию совершенству и трудом преобразили этот край, внеся свой склад в историю Сибири.
Публикация материала осущетвлена в рамках проекта “Тюмень – территория согласия” при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям.
