Материалы, которые я хочу предложить читателю, прислала челябинка Наталья Полетаева, дочь человека, имя которого незаслуженно забыто на его родине (последний раз статья о В.П. Полетаеве публиковалась в 1991 году в «Тюменском комсомольце»).
На моем рабочем столе они оказались в канун двух знаменательных дат в истории демократической России: 120-летия со дня рождения выдающегося ученого-ядерщика и правозащитника А.Д. Сахарова и 35-летия создания по его инициативе Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР. Этот основополагающий документ в 1975 году был подписан в финской столице лидерами Европы, США, Канады и Советского Союза и декларировал основные принципы гарантий и осуществления прав человека. Наверное, это неспроста. Наш земляк, о котором пойдет речь в сегодняшней публикации, принадлежит к когорте тех россиян, которые своей трагической судьбой создали предпосылки для формирования демократических норм в СССР. Они боролись с существующим тоталитарным режимом, в одиночку и группами, заранее зная, что обречены на тюрьмы и лагеря, взывая к общественному мнению, пытаясь достучаться до забронзовевших партийных вождей. Без них не было бы ни Сахарова, ни Солженицына. Позднее их станут называть диссидентами. На западный манер.
«…Молчать дальше нельзя»
Валентин Поликарпович Полетаев родился 26 октября 1928 года в селе Слободо-Бешкильское Исетского района Тюменской области.
Семья несколько раз переезжала: сначала в Анжеро-Судженск, чтобы избежать раскулачивания (жили не очень богато, но в колхоз вступать не хотели), затем в Узбекистан, чтобы выжить с маленькими детьми в голодные 30-е годы. Наконец, перед войной, они обосновались в Ялуторовске. Девять человек – отец с матерью и семеро детей – жили в маленьком, «вросшем в землю» домишке, переделанном из бани, оставшейся от одного «сибиряка-куркуля». Если бы не надо было готовить пищу, то топить избенку, в которой не было ни одной форточки, не нужно было бы и зимой «из-за плотности народонаселения». Когда началась война, старшего брата Ивана призвали на фронт. Он воевал в Польше, был награжден несколькими совет-скими и польскими орденами и медалями, вернулся после Победы инвалидом и до самой своей смерти в конце 90-х годов жил в Ялуторовске. Глава семьи Поликарп Матвеевич служил в трудармии в Нижнем Тагиле: он воевал еще в 1-ю мировую войну, где испытал действие химического оружия и позднее был признан не годным к воинской службе. А матери, Таисии Григорьевне, приходилось, оставив дома маленьких детей, по 12 часов в день трудиться на лесозаводе. Спала по четыре часа в день, положив под голову бревнышко, чтобы не проспать на работу. За ударный труд она не раз получала почетные грамоты...
Позднее Валентин вспоминал: «Отсидишь в школе, бежишь домой и принимаешься сапожничать или делать все по хозяйству. Летом почти на мне одном лежала всегда заготовка сена и дров». И еще: «Было это давно, в годы войны. Оставшись за старшего в доме и закончив 7 классов, я пошел работать в сапожную мастерскую ОРСа молочно-консервного завода... В то время был постоянный голод, хлеб выдавали пайками по карточкам, а у нашей семьи, где были только малолетки, не хватало даже картошки. Надо было думать поэтому не только о себе, но и еще о трех прожорливых растущих галчатах...».
Повидать тогда пришлось разное... В воспоминаниях Валентина Поликарповича есть строки: «Противоречия нашей действительности заставляли задумываться над ними серьезно давно, еще когда я был школьником. Я видел обезлюдевшие, голодные и разоренные деревни. Я видел, как калмыков привозили в Сибирь лютой зимой. А они, бедные, полураздетые и полуразутые, с малыми ребятишками и дряхлыми стариками. Почему? Зачем? Эти вопросы возникали сами собой. Бесконечные помню вздохи отца, умницы-мужика: «Был бы жив Ленин, так разве бы это было?!» Не верить Сталину я тогда не мог, я даже не допускал этого в мыслях. Но от вопросов жизни нельзя было уйти. Почему столь страшный разрыв между устным и печатным словом, всем воспитанием и обучением и живой действительностью? Зачем так много по делу и совсем без дела славословят Сталина?»
После окончания школы в Ялуторовске он уехал в Ленинград (сохранился аттестат зрелости, выданный 1 июля 1947 г. Среди тех, кто утвердил этот документ, легко читается подпись Н.М. Гладких, заместителя директора школы по учебной работе, будущего почетного гражданина г. Ялуторовска). Поступил в Ленинградский юридический институт им. М.И. Калинина, выдержав огромный конкурс (ведь после войны фронтовиков принимали на особых условиях, а для вчерашних школьников мест оставалось очень мало). Институт закончил с отличием. Был комсоргом группы, секретарем комсомольского бюро курса, а в период учебы в аспирантуре при Ленинградском государственном университете им. А.А. Жданова – заместителем секретаря комитета ВЛКСМ вуза. Был членом КПСС (1951-58 гг.), внештатным лектором райкома КПСС Василеостровского района Ленинграда. Защитил кандидатскую диссертацию по теме: «Борьба со спекуляцией по советскому уголовному праву» (1955 год).
В то же время как юрист он узнавал из достоверных источников о том, что происходило в стране в период сталинских репрессий. В Ленинграде это было совсем недавно, ведь очередная «чистка» там проводилась в 1948-49 годах.
Вот что запечатлела его память: «В конце 1953, через год после окончания института, мой друг стал прокурором спецотдела прокуратуры РСФСР. Он пережил идеологическую катастрофу до того глубокую, что с большой радостью ушел с этой работы. Парень даже поседел. «Душа плачет, Валентин», – признался он позднее. А занимался он пересмотром дел 1938 г. и других черных лет... Я уверен, что со временем этот период назовут черной страницей в истории России».
В 1955 году, после защиты кандидатской диссертации, отказавшись от должности в райкоме, которую ему предлагали, Валентин Поликарпович уехал в Хабаровск, где работал старшим преподавателем юридического заочного института и специальной школы МВД (1957-58 гг.).
Летом 1958 года в Ялуторовске он составил черновые наброски в трех тетрадях, послужившие основой для «Открытого письма», которое он позднее отправил в ЦК КПСС. Что послужило поводом для этого?
«… больше двадцати лет у нас процветал культ Сталина. А ведь это в переводе на язык жизни – миллионы напрасно погубленных, искалеченных физически и духовно людей. А партии, я уже не говорю о народе, только сказали, только довели до сведения, что у нас был допущен культ личности. Доклад Хрущева не обсуждался даже в партии, в нем не проанализированы серьезно причины и следствия культа.
У меня сложилось твердое убеждение, что при таком положении дел развитие у нас идет и пойдет от культа личности к культу новой личности. Кульминационным моментом явилась критика проекта программы Союза коммунистов Югославии, в которой брался под защиту культ Сталина. Статьи, опубликованные в феврале и мае 1958 года в журнале «Коммунист» и газете «Правда», окончательно убедили меня, что молчать дальше нельзя.
Может быть, наивно я рассуждал: если мне не удастся передать написанное в ЦК КПСС, тогда я попытаюсь передать все в Югославское посольство».
19 ноября он приехал в Москву. Побывал в Югославском посольстве – хотел «узнать, согласятся ли там “в случае крайности” взять что-либо». После этого был задержан сотрудниками КГБ, и черновые тетради были у него изъяты.
После этого им было написано «Открытое письмо» объемом 111 страниц машинописного текста. 6 декабря 1958 года он отправил в ЦК КПСС письмо, в котором изложил то, что было в черновых тетрадях, и просил разрешения на выезд в Югославию. В июне 1959 года снова приехал в Москву; в отделе писем ЦК КПСС ему сообщили, что письма не получали.
Затем им было написано письмо на имя Н.С. Хрущева (впоследствии приобщенное к делу), через месяц в отделе писем ЦК КПСС сообщили, что оно получено и по нему принято определенное решение. Оно было направлено в Тюменский обком КПСС, затем в Ялуторовский райком, куда так и не поступило.
Валентин Поликарпович прекрасно знал, на что себя обрекал. «Я отлично понимаю... – писал он, – за это «Открытое письмо», за один факт обращения с просьбой о выезде в Югославию, социалистическую страну, какой я ее считал и считаю, меня могут «убрать» без суда и следствия. Это не удивляет, ибо у нас могут даже «закрывать» целые страны, не считаться с миллионами людей! А один человек для такой государственно-бюрократической машины, как наша, – это совсем незаметная песчинка.
Пусть даже будет плохой вариант, но я надеюсь, что мое «Открытое письмо» попадет в честные руки и хотя бы часть его станет известна людям. И тогда я буду считать, что прожил 31 год не напрасно, а сделал хоть и маленькое, но полезное дело».
Чему было посвящено «Открытое письмо»? Развенчанию культов и культиков, царивших в нашей стране, критике недостатков в экономике и законодательстве, сельском хозяйстве и системе образования.
