Более 66 лет прошло, как отзвучали в репродукторах сводки Совинформбюро. «На остальных участках велись бои местного значения…» – с задыханием вслушивался тыл в неподражаемый голос Юрия Левитана… Более 66 лет миновало. Победили! Но к всеобщему стыду нашему остались ещё фронтовики, что не вышли из боёв, и относятся к ним сегодня с равнодушием, с пустыми обещаниями, с чванством, а то и откровенным хамством чиновники разных рангов.
Не выветривается из памяти недавний случай, когда ветеран войны из Воронежа с негодованием отправил Путину свои боевые ордена: если Родина, которую отстоял, не в силах помочь, зачем мне её награды? Могу назвать десяток имён других фронтовиков, готовых поступить так же. И потому лишь не делают этого, что кощунственным считают разбрасываться наградами, добытыми потом и кровью.
Сорокино. Михаил Ефремович Верещагин. Отмотаем время вспять, в март 1942-го. Вечером 18 марта, аккурат в День Парижской коммуны, о которой тогда ещё помнили, зашёл к ним председатель колхоза. «Кузьмовна, где Мишка-то, это ему», – и протянул матери повестку. Притомлённого дневной работой парня, как ветром, с полатей сдуло, какой уж тут сон, на фронт отправляют…
Спрашиваю:
– Честно если, хотелось на войну, Ефремыч?
– А что я тогда, девятнадцатилетний, понимал. Ну, война, стреляют там, убивают даже, вот и мой черёд настал. Главная забота, чтобы по утру председатель подводой до Ишима обеспечил.
Война началась для Миши Верещагина на Ленинградском фронте. «Стояли в обороне на Ладожском озере…» – рассказывает старый солдат. Декабрь. Холодно. Голодно. Фронтовые сто граммов выручали. Особенно перед контратаками. Там, под Ленинградом, получил, нет, не орден и не медаль даже, а первое ранение. Отлежался в госпитале и снова на фронт, на этот раз 3-й Белорусский. К тому времени он из стрелка-пехотинца переквалифицировался в миномётчика, был старшим номером расчёта.
По наводке корректировщиков вели навесной огонь по наступающим, но с их позиции не видимым фрицам. Прибегает лейтенантик, из совсем недавних, свежеиспечённых: «Верещагин, почему твой расчёт не стреляет?».
– А у меня всё пристреляно, команды только не было, – словно вчитываясь в книгу памяти, продолжает рассказ Михаил Ефремович.
...Огонь! Огонь! Мина за миной, взмывая ввысь, уносятся на головы атакующих немцев… И надо же! Такое редко – случай на миллион, но бывает. Впопыхах молоденький заряжающий, не уследив, что мина, опущенная им в трубу миномёта, ещё не вылетела, кинул туда другую. Взрыв! …Оглушённый, задетый железом, отброшенный волной, Верещагин очнулся. Солдат в клочья. Рядом корчится в судорогах с развороченным животом лейтенант. «Верещагин, пристрели…». Ну, как можно, мы ещё поживём, товарищ лейтенант. А тут как на беду гитлеровцы: обошли наших, бегут цепью. Они, горсточка бойцов, отбивались, как могли. А там, подоспев, пехота ударила немцам во фланг. И Верещагин со всеми, раненый, подобрав ППШ лейтенанта, строчил и строчил по ненавистному врагу, дрожа от ярости и плача по погибшим на глазах однополчанам.
За тот бой уже в госпитале получил Михаил Ефремович орден Красной Звезды. «Звёздочку», как ласково называют эту награду фронтовики. Есть у него и «Отечественной войны» II степени. Не из тех, суть, юбилейных, которыми Брежнев в 1975 году одарил чуть ли не каждого участника войны, а боевой настоящий орден, полученный на фронте. Знать бы, что через 65 лет после Победы ноль внимания будет к его ранам и наградам и надо будет доказывать, унижаясь, что он имеет право на лучшую жизнь в стране, которую отстоял.
Не стану тут вдаваться в подробности мытарства фронтовика в его бесконечных хождениях по кабинетам и присутственным местам. Одно скажу, подгнило что-то в Сорокинском королевстве! Пятеро участников Великой Отечественной войны никак не добьются льгот, обещанных президентом в канун празднования 65-летия Великой Победы. В их числе Николай Иванович Мышкин, успевший восемнадцатилетним хлебнуть тягот войны. Бывший председатель районного совета ветеранов, отчаявшись пробить бумажные кольчуги столоначальников, сегодня подаёт в суд на чиновников администрации, под всякими предлогами отказывающих ему в праве улучшить жилищные условия.
Зря не скажу, кто-то эти условия, воспользовавшись спущенными сверху благами, в Сорокино улучшает. Так, в прошлом году одной из первых, если не первая, получила сертификат и приобрела благоустроенную квартиру, непонятно как оказавшись в очереди из девяти фронтовиков, вдова участника войны. И всё бы ничего, и бог с ней, но вдруг выясняется: на день окончания войны 9 мая 1945 года «вдове» было… двенадцать лет. А метаморфоза сия объясняется просто. Её сноха работает в районной администрации, занимая стол в кабинете, где оформляются документы на получение сертификатов участникам войны. Стыдно, граждане!
К великому сожалению, не только в Сорокино и не только чиновники правят бал.
Заводоуковск. Николай Яковлевич Карманов. Светлая ему память! Танкист, орденоносец, освобождавший от фашистов столицы Европы, бравший Берлин, окончил жизнь, затравленный семейными, назову это так, обстоятельствами. Он и похоронен был в безымянной могиле. Потом эту оплошность исправили, но всё же, всё же… Помню, как однажды Яковлевич, к тому времени получивший благоустроенную квартиру в новенькой пятиэтажке на Заводской, позвонил и, радостный такой, сообщил, что… женился. Немногим позже была встреча с «молодожёнами» в центре города. Что-то кольнуло сердце, когда глядел им вслед. Он, ковыляющий с тросточкой, и она, здоровенная баба, не посчитавшая нужным идти рядом с ним, нагруженная пакетами с разносолами, накупленными на пенсию фронтовика. «Хищница», – подумалось мне. Так и вышло. «Подженилась», имея виды на квартиру и пенсию старика. А как обжилась, нагло обирала в пользу своих дочерей, издевалась как могла, вытесняя из жилья, и, в конце концов, вытеснила из жизни…
Заводоуковск. Николай Андреевич Илларионов. Тоже давний знакомый. Но я как-то всё не утруждал себя, не мимолётом, а с вниманием и участием спросить: как живётся, старина?
– А живётся «весело», – невесело пошутил в ответ ветеран.
Мы встретились в потоке нарядных горожан, покидающих митинг в честь 66-летия Великой Победы. Николая Андреевича вела под руку дочь Ольга.
– Стыдно и горько за наших отцов-победителей, – объяснила его настроение она. – Я маленькой не задумывалась, да мы и знать не могли, что побеждённые Германия, Италия, Финляндия живут, как победителям и не снилось. Обидно за отца, за других фронтовиков. Слов и обещаний много, а на деле запятые в законах не дают сделать их жизнь по-настоящему спокойной, радостной.
У Илларионова недоразумения с местными чиновниками, считающими, что он-де многого хочет. А хочет он, проживая в доме, которому в обед будет сто лет, благоустроенной квартиры. Низзя! Но почему?
Не настоль я наивен, чтобы не понимать, что должностные лица тотчас выдадут справку, поднимут циркуляр, отыщут параграфы, коими обороняются они от требований фронтовиков. Но я хочу понять, где, на каком уровне уходят в пустоту обещания президента улучшить жизненные условия каждого участника войны. Ключевые слова – «улучшить» и «каждого». И будем откровенны. Не о себе большей частью пекутся фронтовики, как ни горестно это осознавать, но их земной путь на исходе. Оставить после себя добротный дом, новую квартиру детям, внукам, правнукам – вот за что бьются они. А пока слышу от ветерана:
– И после войны я отработал на Заводоуковской земле сорок лет, имею медаль «За трудовое отличие», на которой те же серп и молот, что и на боевых. И ничего взамен: всегда последний, всё время крайний, – с горечью говорит он.
Слушаю и смотрю на его грудь, что, словно иконостас, разукрашена наградами. В их числе высшие солдатские медали: «За отвагу» (три!), «Звёздочка»… орден Отечественной войны … россыпь других медалей. И подумалось. 
Не хватает у него и таких же, как он, недополучивших от жизни фронтовиков, ещё одной награды. За их нынешние сражения местного значения.
– Зачем расспрашивал? – спросил он на прощание.
– Напишу, наверное, в газету, сильно задевают ваши переживания.
Прошло несколько дней, и вдруг он позвонил.
– Знаешь, не надо в газету. Бог с ними, как-нибудь переживу…
Прости, Николай Андреевич, за то, что ослушался. Промолчать, значит, отступить. На фронте вы шли вперёд до конца, до победы.
