Есть суждение: армия в мирное время – не что иное, как игры повзрослевших мальчишек в войну (или в войнушку, если по-простому). Правда, меня Бог миловал: на мою долю не выпало «горячих точек» и прочих серьезных испытаний. Были краткосрочные сборы со стрельбами, учебными атаками, марш-бросками, подъемами, отбоями и с последующим присвоением лейтенантского звания. Остались лишь светлые воспоминания о тех далеких армейских буднях с их забавными случаями, приключениями, приправленными шуткой да соленым мужским словцом…
Юноше это действительно необходимо. Зря, что ли, наш брат с таким благоговением созерцает оружие – будь то пистолет или автомат, охотничий карабин или гранатомет. Возьмешь в руки, ощутишь его весомость, передернешь затвор, прицелишься… И сейчас порой приходишь в специализированный магазин не столько для того, чтобы купить «ствол», а просто полюбоваться недетскими игрушками, получить, что называется, «эстетическое наслаждение».
Что говорить про молодость, когда вся эта пальба, метание боевых гранат с последующими взрывами и сорокаметровым разлетом осколков (успевай только залечь за бугорком), хождения «в атаку вперед марш!» вызывали пьянящее возбуждение, стремление во что бы то ни стало смять «к чертовой матери!» воображаемого противника и порадоваться победе. Упоение музыкой боя, адреналин и приятная усталость после – с мокрой от пота гимнастеркой, глотком воды из фляжки и бесконечными подтруниваниями друг над другом. Как же без этого?
Шутки шутками, но могло быть и хуже. Это крылатая фраза майора-балагура, чудом оставшегося в живых после одной из стрельб по мишеням. Сохраняя самообладание и отходя от стресса, он даст волю эмоциям чуть позже, когда выстроит нас и после команды «смирно!» устроит разбор полетов. Офицер указал пальцем на виновника чрезвычайного происшествия: «Этот охламон, вместо того чтобы сначала отсоединить «рожок», передернуть затвор, выбросить оставшийся патрон и нажать спусковой крючок, сделал всё наоборот – нажал на курок, раздался выстрел, затем он передернул затвор». Пуля-дура пролетела буквально в считанных сантиметрах от обомлевшего командира. В общем, на его счастье автоматчик промахнулся. Есть такое правило: после окончания стрельбы идет проверка на наличие оставшихся в патроннике боеприпасов – в строго определенной последовательности действий. Их каждый из нас довел до автоматизма, но в тот момент майор почему-то начал командовать бойцу, что называется, под руку: мол, делай это, это, это… Тот и выстрелил нечаянно. Видели бы вы побледневшее лицо офицера! Впрочем, о его внутреннем состоянии можно было судить лишь по этому внешнему признаку – редкое хладнокровие помогло служивому скрыть от наших глаз естественный в таких случаях человеческий страх.
Боязнь «поймать пулю» так или иначе преследует тебя, если речь идёт об «условиях, приближенных к боевым». Например, когда мы шли нестройной цепью и стреляли по «врагу» из пистолетов, с ходу, поигрывая «пушкой», вертя ее на одном пальце и производя, не целясь, очередной выстрел, который вполне мог «уйти сторону» и стать роковым для рядом идущего. Между тем с фланга на фланг то и дело раздавался клич: «Поручик такой-то, патронов не жалеть!». И бабахали снова что есть мочи. Что скрывать, на излёте социализма мы, юные армейцы, мнили себя «господами офицерами», теми самыми, для которых честь превыше всего. В перерывах между «боями» пели под гитару «белогвардейщину», возможно, навеянную фильмом «Бег» с Михаилом Ульяновым и Евгением Евстигнеевым в главных ролях, а может, телесериалом «Дни Турбиных» и авторскими песнями популярного тогда Михаила Ножкина – на ту же тему.
Со временем привыкаешь и к опасностям, и к оружию (которое тоже иногда стреляет). Нередко перед очередными учениями нам разрешалось оставлять автоматы при себе, даже после отбоя. Спишь при оружии и ждёшь, когда раздастся сигнал тревоги. Случалось это, как правило, часа в четыре утра. Но время «ч» частенько меняли – для порядка. И тогда дневальный, чьё место находилось рядом с нашей походной палаткой, вдоволь потешался над нами. «Приготовиться к тревоге!» – будил он нас шёпотом раньше времени, откинув полог. «Пош-шёл ты!» – неслось в ответ чьё-то ругательство или хуже того – сапог.
Вообще-то армейский сон – категория особая. При нахождении в круглосуточном карауле после каждого двухчасового бдения человеку полагается краткий отдых, переходящий в дремоту. Тоже двухчасовую, чтобы не успеть разоспаться. Потом тебя будят, и ты снова идешь в караул – при оружии. Мне выпала очередная пересменка ночью, с 2 до 4 часов. Я завалился в караулке на топчан и словно провалился. Забытьё было столь глубоким, мне снились таки-и-е сладкие «гражданские» сны, что громогласная команда ротного «Подъем!» над самым ухом не возымела ровным счётом никакого действия. Наконец, похоже, общими усилиями меня поставили в строй, где я, с боевым оружием за плечами, весьма недружелюбно поедал глазами дежурного старшего лейтенанта. «Воинский! Недовольный!» – только и констатировал он. Что на его языке, видимо, означало: у тебя такая фамилия, что ж ты армию позоришь?!
Бывали, однако, и бессонницы. Когда, улучив момент, ближе к полуночи приближаешься, крадучись, к заветному проему в заборе в глубине военгородка. На тебе – припасенная загодя гражданская одежда. Мгновение – и ты на свободе. О-о, это сладкое слово «самоволка»! Кто из нас не испытывал томительно-волнующее чувство приближающегося свидания! Где-то там, среди городских кварталов, горит заветный огонёк в окошке твоей зазнобы. А до утра ещё так далеко и целая ночь впереди! И неважно, что чуть свет ты должен быть на построении, в форме, свежевыбрит и бодр. Всё успеется, всё сбудется – какие могут быть сомнения! Кто-то из бывалых подсказал мне: мол, для верности при возвращении в часть надо изображать любителя ранних пробежек и, само собой, быть в спортивном костюме. И действительно, эта моя униформа меня никогда не подводила. Если бы… Если бы однажды тайное всё-таки не стало явным. После завтрака меня, ничего не подозревающего, подзывает дежурный по части в чине подполковника и спрашивает: «Вы – Воинский?». Отвечаю: мол, так точно. «Будьте начеку, среди вас есть стукач, – огорошил меня вполголоса офицер. И, не давая мне опомниться, уточнил: – Где вы были сегодня утром в половине шестого?». Я не моргнув глазом доложил: так и так, совершал свой моцион, занимался спортом. «И всё-таки будьте осторожны», – так же тихо, почти заговорщически, произнес подполковник и пошёл восвояси. «Есть!» – не помня себя от радости, бросил я ему вдогонку… Такой вот запоминающийся урок. И открывшаяся вдруг простая истина: настоящие люди есть и в армии, и на гражданке, и просто по жизни. Вопрос лишь в том, кто кому встретится. Тут не угадаешь, не загадаешь.
А по большому счёту – это настоящее мужское дело. Иногда я так рассуждаю: если уж ты военнообязанный, если тебя причисляют к когорте защитников Отечества, то почему тебе доверяют автомат или пистолет только на время «пребывания в рядах» армии? Почему тебе, взрослому мужику, имеющему военный билет, не дают права на постоянное обладание оружием, на его ношение? Конечно, с полагающейся в таких случаях ответственностью. Чем же наш русский воин (пусть и в запасе) хуже того же израильского? И как объяснить иным перестраховщикам, сколь унизителен для мужчины подобный, я бы сказал, беспорядок вещей. Не пора ли официально постановить, принять закон, предписывающий всем военнообязанным постоянно иметь при себе оружие. Поверьте, такое доверие и ответственность дисциплинируют, возвышают человека, питают чувство собственного достоинства. И укрепляют престиж самой армии, чего у нас столь долго добиваются, а получают обратный эффект. Впрочем, это тема для непраздничной публикации. А сегодня – с Днём защитника Отечества, господа-товарищи военнообязанные и находящиеся в отставке! Мира нам и чистого неба!
Фотографии из личного архива автора, старшего лейтенанта запаса.
