Пьянством и нецензурной бранью сегодня никого не удивишь. А уж в сельской глубинке не выражаются и не пьют алкогольное зелье полными стаканами разве что грудные младенцы. Случалось, даже прыщавые недоросли приходили в школу, будучи навеселе. Чего уж говорить о старших представителях грешного рода человеческого…
Девичьи страдания
В тот злополучный январский день двадцатитрехлетняя жительница посёлка Винзили Тюменского района Алеся Саенко была не в духе. Впрочем, это её обычное состояние, и объяснялось оно просто: прежний хмель уже выветрился, а добавить градуса было не на что: давно нигде не работала. Дурной характер крутой девицы хорошо знали местные обитатели. Тихие домочадцы Алесю откровенно побаивались и не любили. Она об этом знала и потому отвечала землякам-обывателям ещё более отчаянными выходками и опасным для окружающих куражом.
Кроме того, за два года до описываемых событий Саенко уже была осуждена Калининским районным судом города Тюмени к двум с половиной годам лишения свободы в колонии общего режима – за нанесение соседке - собутыльнице телесных повреждений средней тяжести . Вышла на волю по амнистии.
Так случилось, что в рейсовом автобусе, шедшем из Тюмени, Саенко увидела одну из своих давних обидчиц – Татьяну Якову. Черная кошка пробежала между ними год назад, когда Якова обвинила Саенко в совершении кражи. Алеся потом, на суде, заявит: «Считаю, что меня незаслуженно оскорбили. А если так, то я даже через несколько лет отомщу этому человеку!..»
На часах было полседьмого вечера, когда немногочисленные пассажиры вышли из автобуса. Дорога в посулок лежала через лес.
- Тормозни-ка эту красулю, - сказала Саенко своей подружке Ольге Мартовой. – Я с ней вежливо поговорю…
Мартова не осмелилась ослушаться. В паре с Алесей она явно не была лидером. Подошла к Яковой, бесцеремонно остановила ее и, кивнув в сторону женской фигуры, стоявшей в тени деревьев, предложила пойти побеседовать.
Из показаний потерпевшей Яковой: «Я, конечно, сразу узнала Мартову и Саенко. Обе они были в состоянии алкогольного опьянения. Не успев ничего сказать, я ощутила сильный удар ногой в живот и упала на снег. Саенко тут же села на меня сверху и стала наносить множественные удары по различным частям тела. Я попыталась спасти хотя бы лицо… Шапка с моей головы упала, застежки на шубе сломались, вещи из пакета выпали… Наконец, мне удалось встать, но Саенко ударила меня по лицу, разбив нос…»
Видя это безобразное женское каратэ, подоспевший следом незнакомый мужчина постарался спасти поверженную. Помог ей подняться и предложил довести до дома.
- Всё равно я тебя убью, зарою в лесу, и никто тебя не найдет! – злобно прошипела вслед возбужденная кровью Саенко.
Таня Якова заявилась домой в сопровождении своего спасителя, в разодранной и окровавленной одежде. И почти полтора месяца находилась на лечении по поводу закрытого перелома костей носа и сотрясения головного мозга. А Саенко и Мартова продолжили тот вечер за распитием спиртного и строительством планов отмщения всем своим врагам.
Следующий эпизод, который полностью нашел освещение в суде, произошел в апреле того же года. По-прежнему страдавшая от хронического недопития, Саенко вошла средь бела дня в поселковый магазинчик, схватила за волосы ничего не подозревавшую девушку, нагнула её лицом вниз и стала бить об колено. Находившиеся в помещении магазина люди поначалу ошалели от увиденного. Потом кто-то робко сделал нападавшей замечание по поводу плохого поведения, но был послан свирепой Алесей так далеко, что пришлось замолчать от греха подальше.
Любе, так звали девушку, досталось бы по полной, не вмешайся в процесс кто-то из мужиков посмелее. Но и он не смогсразу угомонить неуправляемую Саенко. Она вновь и вновь хватала свою жертву за волосы. А вскоре к ней присоединилась Мартова, и теперь они вместе избивали несчастную, стремясь вытащить ее на более оперативный простор – на улицу. Люба отчаянно сопротивлялась. Толпа вокруг безмолвствовала. Вы не поверите, но это продолжалось не менее получаса!
Из показаний свидетеля Ниловой: «В тот день, 7-го апреля, Саенко и Мартова были у меня дома. Мы распивали пиво. Потом я свалилась спать, а когда проснулась, Саенко и Мартовой уже не было… На следующий день пришла Мартова, принесла кухонный нож с деревянной ручкой и пояснила, что его вчера забрала Саенко, чтобы с кем-то там разобраться в магазине…»
Это просто чудо, что нож у потерявшей бдительность, откровенно пьяной Саенко забрала знакомая женщина. Дело в магазине вряд ли бы закончилось потасовкой.
А в Тюменском районном суде уголовное дело в отношении Саенко и Мартовой закончилось приговором, по которому первой предстоит провести в исправительной колонии общего режима четыре года, второй - пару лет демонстрировать свои бойцовские качества в колонии-поселении.
Сердечная недостаточность
Глухо и беспробудно тянулись серые будни в маленькой деревушке под Уватом. Единственными, кто более-менее исправно получал свои, пусть смехотворные, но все же деньги, были здесь старики-пенсионеры.
Любое мало-мальски заметное событие, включая самые невероятные слухи и сплетни, воспринималось селянами как сенсация. А потому решение Веры Петровны Шутовой образовать семейный дуэт со своим соседом Василием Акимовичем Прошкиным вызвало массу пересудов и перешептываний. Многие рассудили так: никто Веру Петровну к Василию Акимовичу силой не тащил. Зрелая, вполне разумная женщина сама сделала выбор. Ну, осточертело ей тоскливое одиночество, в котором приходилось коротать долгие зимние вечера. Надоело летним зноем копать огородные грядки, косить заросли травы, чинить старую изгородь. Даже кормить нескольких кур-несушек стало тягостно.
Дочь из соседней деревни навещала мать редко, да и то с целью позаимствовать, без отдачи, деньжат и продуктов. А ещё пожаловаться на очередного любовника.
Нового мужа своей 60-летней матери Ирина Шутова элементарно возненавидела. В очередной приезд выбросила на улицу его жалкие пожитки и громко, так, что соседи слышали, начала стыдить свою якобы выжившую из ума мать.
- Забыла родную кровинушку ради старого маразматика! – театрально заламывая руки, кричала Ирина. – Променяла тихую достойную жизнь на помойку, с горьким пьяницей!
Василий Акимыч и впрямь злоупотреблял. А когда перебрался к Вере, стал в свою избу пускать на постой приезжих шабашников. Полученные с них деньги тут же пропивал. И в пьяном угаре повадился поднимать на Веру Петровну руки, обвиняя незадачливую сожительницу в беспросветной глупости и врожденной бесхозяйственности.
И грянула внезапная смерть Веры Петровны при весьма загадочных обстоятельствах. Еще накануне вечером она возилась в огороде, чистила курятник. А утром… оказалась в больнице в бессознательном состоянии. Оттуда возвратилась домой уже в гробу с традиционным для стариков, но неожиданным для Веры Петровны диагнозом: сердечная недостаточность. И привезли ее под громкие вопли дочери Ирины, которая, едва узнав, что мать в больнице, в тот же час переселилась в ее дом. Чтобы, дескать, проклятый Акимыч не похитил нажитое для нее родителями имущество.
На свежей материнской могиле некрепко державшаяся на ногах Ирина публично объявила убийцей «отчима». И заплетающимся языком поклялась отправить его на тот свет не позднее чем через неделю.
Люди недоумевали: откуда в этой молодой бабе такая жестокость и агрессивность? Даже за поминальный стол шли неохотно. К тому же, здесь роль неунывающего тамады взял на себя гражданский муж Ирины – Николка Рвачев, пьянь, рвань и бывший зек.
На следующий день после поминок Ирина, проспавшись, собрала в материнском доме все, что представляло хоть какую-то ценность, и увезла на грузовике в Тобольск. Там выгодно продала иконы, мамины золотые сережки, толстое и широкое обручальное кольцо. Вырученные деньги обратила в американские доллары и положила на валютный счет в банке. С остатками рублей вернулась в родную деревню и начала осуществлять задуманное.
План ее был прост и циничен до омерзения: предстояло убить алкаша Акимыча и продолжать сдавать его избу внаем, чтобы иметь относительно стабильный источник доходов. Источник в скором времени может превратиться в мощный фонтан, поскольку, по слухам, через месяц-другой проляжет через их зачуханную деревню большая дорога к сказочно богатым месторождениям. Никто из местных и пикнуть ни о чем не посмеет – Николка Рвачев со своими корешами всех заставят молчать.
…Чуть стемнело, когда они ворвались в дом к Прошкину. О страшных обещаниях Ирины старик уже позабыл, а потому сидел, не закрыв двери, медленно потягивая слабенькую самогонку. Два здоровенных амбала, пропахшие перегаром, ударили его бутылкой по седой макушке и волоком протащили за околицу деревни. Там, для пущей верности, еще несколько раз пырнули куда попало ножом.
Утром местный придурок-пастух Филя нашел в дорожном кювете страшно изуродованный мужской труп и забил тревогу. Акимыча опознали не сразу: был он в одних трусах, с окровавленным лицом, со скрюченными в зловещей фиге пальцами.
К обеду приехали какие-то люди в форме и без, походили по домам, поспрашивали о том - о сем, тщательно позаписывали, кто что видел или слышал. А уже вечером повязали в соседней деревне Николку Рвачева и его вдрызг пьяного подельника. Надели наручники и на едва вменяемую Ирину Шутову, которая дико смеялась и рыдала одновременно, выкрикивая страшные угрозы в адрес окружающих и нелепые фразы о неминуемо скорой «правильной» мести.
Скверно было на душе у немногочисленных жителей двух маленьких деревушек. Кто-то молча выпил за упокоение душ всех безвинно пострадавших, а затем потерянно рассуждал о постигшей людей напасти - всеобщей сердечной недостаточности. От которой, судя по всему, нет волшебных таблеток.
*Фамилии изменены.
