В пьяном гневе сын избил родную мать. От травматического шока женщина скончалась на месте.
Вадик прохрипел в трубку: "Мать, мне денег надо! Срочно!". Его насквозь прокуренный и пропитый голос прозвучал на удивление трезво и очень требовательно. Евдокия Семеновна, принявшая с утра свои символические сто грамм, спорить с сыном не стала - на листе отрывного календаря нацарапала плохо подточенным карандашом адрес, который сын наскоро продиктовал ей. Заглянула в старый кошелек: на самом дне звякнула лишь мелочь. До пенсии оставалось еще долгих пять дней.
Несправедливость
Семёновна позвонила сверстницам-подругам и дочери Ане, которая уже давно жила отдельно с мужем. Правда, от них пришлось скрыть, для кого деньги нужны, - иначе не дали бы. К обеду нужную Вадику сумму она уже отправила срочным переводом в Омск. Вернулась домой, выпила рюмку водки, устало подперла щеку ладонью. "Хоть младшенький не такой", - думала она, глядя затуманенным взором, как двадцатилетний Антон, её младший сын, занимается на компьютере. Матери не давала покоя мысль, что природа несправедливо обделила доброго и отзывчивого Антона: он был инвалидом - слабо слышал и плохо говорил. А более чем здоровый физически Вадим начисто был лишен человеколюбия и вырос законченным эгоистом.
Евдокия Семёновна растила детей одна. После внезапной смерти мужа незаметно для себя пристрастилась к алкоголю. Дети росли, видя, как мать по любому поводу мертвецки напивается в сомнительной компании, а то и в одиночку. Но и совсем неблагополучной семью назвать было нельзя - уютная двухкомнатная квартира в спальном районе Тюмени, вполне приличная мебель, телевизор, видеомагнитофон, компьютер... Детям не хватало только одного – постоянного материнского внимания.
Во время длительных запоев и без того необременительная заботливость Евдокии Семёновны и вовсе куда-то бесследно улетучивалась. Дети словно жили сами по себе и всегда старались вырваться из дома, когда больше невыносимо было терпеть звон бутылок, бесконечные пьяные вопли материных собутыльников, неистребимый запах спиртного, перегара, табачного дыма. Может быть, поэтому Аня, старшая дочь, рано вышла замуж и стала жить с мужем в отдельной квартире. Младший сын, Антон, тоже при любой возможности исчезал из дома - то к сестре, то к далеким родственникам или друзьям в Екатеринбург... Вадим пропадал месяцами, потом появлялся неизвестно откуда, говорил, что торгует импортными шмотками и музыкальными дисками. У него в объемистой дорожной сумке всегда были какие-то мужские и женские вещи, кассеты и флэшки с записью редких спортивных матчей, подпольных боев без правил, концертов и видеоклипов зарубежных рок-групп. При этом он вообще не приносил денег домой, но любил одеваться по последней моде.
Транзитный пассажир
Вадим ехал домой транзитом. Иначе не мог: документы утеряны, на хвосте - следователи, которые давно мечтали разобраться в его многочисленных кражах и хулиганских «подвигах». Быть в списке тех, кого разыскивает полиция, оказалось непросто. Ему пришлось сбрить свою, некогда пышную, шевелюру, отпустить редкую бородку и подковообразные усы. Вадима откровенно раздражало не то, что попросил денег у матери, а сам факт того, что добираться до Тюмени приходится на попутках, с дальнобойщиками. А еще беспокойные ночевки где придется: в подъездах, подвалах, у случайных знакомых, которых непременно надо угощать водкой.
За последние четыре года Вадик сильно изменился, во хмелю просто зверел, и любая мелочь выводила его из себя. Он буквально на глазах становился грубым, агрессивным, мог без лишних объяснений «вправить» непонимающему собеседнику мозги. Одной левой. Эта его манера поведения вскоре напрочь отлучила от него многих, даже ближайших, родственников. Терпела его только мать, да и та не раз уже выгоняла из дома. Когда дня через три-четыре он все-таки возвращался, мать, скорбно поджав губы, впускала его обратно. Или была слишком пьяна, чтобы в очередной раз отругать и выгнать.
Он приехал домой в декабре. Евдокия Семёновна, увидев сына в истрепанной одежде, сняла с пенсионной книжки остатки денег и отправила в магазин, чтобы купил себе новое пальто и костюм. Вадим придирчиво повертелся перед зеркалом в примерочной кабинке фирменного магазина и одобрительно хмыкнул: он казался себе неотразимым. И сразу решил проведать свою Леру (по паспорту Валерию).
Простушка Лера
Не очень умная, но стройная и весьма сексапильная брюнетка работала продавщицей в небольшом продуктовом магазинчике, и Вадим часто бывал у неё. А исчез сразу после того, как у Леры в очередной раз обнаружили серьезную недостачу, и владелец торговой точки, не дождавшись добровольного возмещения ущерба, написал заявление куда надо.
Вадим срочно уехал в Омск. Посадили ее уже без него, двухгодичный срок наказания определили отбывать в колонии-поселении. Однако за хорошее поведение колонистку Леру иногда отпускали домой на выходные. В такие дни она частенько бывала у Евдокии Семёновны, за рюмкой чая они долго разговаривали, вздыхали в ожидании Вадима. Лера не верила, не хотела верить слухам о том, что именно Вадим причастен к исчезновению казенных денег, и что это из-за него ее упекли за решетку.
Лера вспоминала его заботливым, ласковым и добрым, а в грубости, которая отпугивала-отталкивала многих, она видела проявление мужественности. После долгой разлуки она была очень рада видеть его. Возобновившиеся отношения заставляли ее искренне мечтать о светлом будущем и не замечать тех необратимых отклонений в поведении Вадима, от которых нередко содрогались даже его далекие от сентиментальности собутыльники.
Новый год подкрался незаметно. Евдокия Семёновна в предвкушении длинных праздников терпеливо подкопила некоторую сумму и накупила всякой всячины, среди которой водка, естественно, занимала львиную долю. Смутно помнилось: под незатейливую закуску так здорово посидеть в хорошей компании, забыть житейские печали и невзгоды.
Антон знал, что предстоит очередная грандиозная пьянка, а потому заранее уехал в Екатеринбург, к своим друзьям, таким же, как сам, инвалидам. Вернулся домой третьего января и застал дома пьяных в стельку-лоскуты-дымину, но продолжающих праздновать мать, брата и каких-то совсем незнакомых людей. Парень молча развернулся и ушел к сестре.
Останавливать брата Вадим не стал, лишь тяжело, исподлобья посмотрел ему вслед и залпом выпил очередную стопку дешевой водки.
Ни одного шанса
Утром четвертого января в дежурную часть полиции поступило сообщение: в двухкомнатной квартире обнаружен труп пожилой женщины с признаками насильственной смерти. На место выехала следственно-оперативная группа.
Бывалых сыщиков удивила жестокость преступления: даже с первого взгляда было видно, что Евдокию Семёновну избивали долго и тщательно: пинали, били кулаками. На теле пенсионерки фактически не было живого места. По всему трупу - множественные синяки, ссадины, кровоподтеки… Экспертиза определила, что женщина скончалась от травматического шока. У нее не было шансов выжить.
Анна и Антон очень тяжело восприняли смерть матери. Похоронные хлопоты смешались с искренним горем, и брату с сестрой было уже не до поиска виноватых. Но машина по раскрытию преступления закрутилась и без их участия.
Выяснилось, что Вадим 4 января приезжал к Лере в колонию-поселение.
- Его буквально трясло, он много курил, а костяшки пальцев на обеих руках были в свежих ссадинах. Потом передал мне ключи от квартиры, - вспоминает девушка. - Сказал: "Там мать лежит. Вся в крови. Кажется, уже совсем мёртвая. Я пошёл в полицию – сдаваться».
Но в полиции он не появлялся. После встречи с Лерой словно в воду канул. Ни на похоронах, ни у друзей, ни у родственников его не было.
Предварительное расследование выявило некоторые подробности той страшной ночи.
Из показаний Вероники Дмитриевны, соседки снизу:
- Вечером третьего января, около десяти вечера, может, чуть позже, у них вроде как народ стал расходиться. В квартире наконец-то воцарилась тишина. Звукоизоляция в нашем доме такая, что на последнем этаже слышно, как на первом сахар в чайном стакане размешивают. Но около трёх часов ночи, уже четвертого января, к Евдокии Семеновне пришёл мужчина и громко стучался в дверь, требуя открыть. Она не сразу отперла, потому что, видимо, крепко уснула. Потом они разговаривали на повышенных тонах. Мужчина угрожал физической расправой, громко матерился и требовал денег. Евдокия робко оправдывалась, говорила, что денег нет. Послышались глухие удары, звук упавшего тела – будто мешок с мукой уронили. Короткие женские вскрики. Затем все стихло. Следом - три поворота ключа в замочной скважине. Торопливо удаляющиеся шаги… Ну, я в полицию и позвонила, хотя муж отговаривал.
Все улики указывали на то, что ночным визитёром, а значит, и убийцей, был Вадим. Спустя какое-то время оперативникам уголовного розыска удалось установить, что подозреваемый находится в Тюмени. Что он обитает в квартире, расположенной на первом этаже старого двухэтажного дома, у пьющих, бомжеватого вида людей, и крайне редко выходит на улицу. Парни из группы захвата взяли его очень аккуратно, хотя он пытался улизнуть через окно, а затем отчаянно сопротивлялся.
На первом же допросе Вадим, окончательно потерявший человеческий облик, признался во всем. Экспертиза показала, что он психически здоров и вменяем. Ему предъявили обвинение по ч. 4 ст. 111 УК РФ: "Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего". Закон предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до пятнадцати лет.
Вадим так и не смог внятно ответить на вопрос следователя: "Зачем ты это сделал?" Он что-то бубнил о подлости и жестокости жизни, о своей хронической невезучести. Не скрывал детской обиды на мать, упрекал ее в том, что она слишком часто выпивала. При этом то и дело вытирал потные ладони о дорогой спортивный костюм, купленный, кстати, тоже на деньги матери. Но что самое страшное – в его голосе не было ни одной виноватой нотки, а в глазах – ни тени раскаяния. Там поселилась оглушительная, омерзительная пустота.
В записке, которую Антон передал брату в следственный изолятор, была только одна фраза: «Я тебя ненавижу!».
