Тюменская область входит в десятку регионов с самым сильным некоммерческим сектором. В регионе работают множество некоммерческих организаций, занимающихся благотворительностью. Только в областном центре их зарегистрировано 65. Активно развивать сферу благотворительности в новом формате в Тюменской области начали еще в конце 90-х, когда был создан Благотворительный фонд развития города Тюмени. Не многие подобные организации в стране (а их более 10 тысяч) могут похвастаться таким стажем работы. Среди тех, кто выдержал испытания временем и продержался более четверти века только Российский детский фонд, созданный в 1987 году. Тюменский БФРГТ на 12 лет младше, но опыт накоплен огромный. О том, что пережито и что волнует сейчас, мы поговорили с Верой Баровой, исполнительным директором фонда.
- Вера Владимировна, как за четверть века поменялся социальный портрет тех, кто готов и хочет заниматься благотворительностью?
- Желание помогать исходит из природы человека. И, к счастью, эта природа резко не меняется. Нельзя сказать, что таких людей становится существенно больше или меньше, они всегда есть. Благотворительность выбирают те, кто осознанно подходит к жизни, это – взрослое решение. Наши предки-меценаты являли миру замечательные примеры благотворительных подвигов. Прокопий Порадуев, например, построил в Тюмени уникальное здание – Александровское реальное училище, в котором позже располагался сельскохозяйственный институт, вложил в это строительство огромные деньги – полновесных 200 тысяч золотых рублей. Вкладывая такую сумму, он шёл на риск, ведь тогда от размера капитала зависели и многие гражданские права, в том числе избирательные. И правом участвовать в выборах обладал только тот, у кого был высокий имущественный ценз.
– Тюменские купцы, действительно, много сделали для города и региона. А сейчас такие есть? Или процесс строительства школ, поликлиник, больниц, училищ самостоятельно теперь невозможен?
– Государство, формируя социальную политику, всегда демонстрировало, что может всё сделать само, что у него достаточно бюджетных средств. И не размещало такой заказ для бизнеса. Поскольку главная задача коммерческого сектора в целом – быть кровью экономики, наполнять бюджет страны. Если он достаточно наполнен, то решаются и приоритетные социальные вопросы. К тому же, никаких особых преференций для бизнеса, с точки зрения масштабных вложений, фактически нет. Символический 1% от налогооблагаемой базы приемлем только для очень крупных дарителей, для остальных – это лишняя головная боль при оформлении отчётов.
– Благотворители бывают разных категорий. И те, которые могут вкладывать миллионы, и те, которые готовы отдать последнюю копейку. На ком сейчас держится благотворительность?
- Скорее всего, на вторых. Их, по определению, больше. Только речь не идет о последней рубахе и копейке, а о самом желании помогать. И, к счастью, такие порывы души жёстко не регламентируются. Это даёт полную свободу действий в этом направлении. А вот крупному бизнесу необходима определенная регламентация, контроль за движением средств. Кроме того, сейчас набирают силу и становятся более заметными те фонды, которые не просто вкладывают миллиарды, а создают новую культуру благотворительности. Те, у кого есть набор социальных программ, направленных на поддержку некоммерческих организаций. Не в виде разовых звонких акций, а системной работы, чтобы, работая самому, давать работать другим. Когда мы создавали наш фонд, то давали потенциальным благополучателям прежде всего навыки изыскания средств в цивилизованном порядке через обращения в грантодающие фонды. Те, кто прошёл такую школу, работает успешно.
– Бизнес, наверное, становится прижимистым?
- Он стал подходить к благотворительной деятельности более взвешенно. Эта тенденция связана с тем, что даже у крупных организаций есть экономические проблемы, поэтому они экономят ресурсы. Многие идут по такому пути - развивают корпоративное добровольчество, включают благотворительные программы в добровольный труд своих сотрудников. Назначают им за такую активность определенные бонусы, дают право самим выбрать благополучателя. Есть несколько таких фондов, которые действуют, исходя из пожеланий своего коллектива. Если есть, например, запрос помогать в сфере образования, то организация разворачивает свою благотворительную деятельность именно в этом направлении. И, наверно, это правильно. Не только потому, что нельзя всех обогреть и накормить. Главное, чтобы благотворительная помощь мотивировала к соучастию. Чтобы благотворители и получатели решали проблемы вместе и видели результат.
– Не искажает ли саму суть благотворительности то, что за добровольчество, волонтёрство ставят баллы и дают преференции?
– Это очень больной вопрос. Меня печалит, как сейчас с этим источником доброй воли иногда обращаются. Отзывчивость пытаются сделать чуть ли не обязательной. Государство берёт на вооружение технологии, рождённые некоммерческим сектором, и реализует их путём жёсткого регулирования и выстраивания рамок. Попадание в эти рамки, действительно, предполагает получение своего рода плюшек. Организаторам кажется, что они создают процесс стимулирования волонтёрского движения, хотя, на мой взгляд, получается какой-то подкоп под фундамент благотворительности.
В своё время, когда взамен иностранного слова волонтёрство мы предложили ввести понятие добровольчества, многие вообще не понимали суть этого термина. Нас спрашивали: «Добровольцы – это не те, которые с винтовкой?» Потребовалось несколько лет, чтобы прийти к осознанию, что современные добровольцы – это те, кто просто готов и будет делать добро без всякой указки.
- С появлением термина СОНКО - социально-ориентированные некоммерческие организации - всё встало на свои места или, наоборот, внесло разлад в сферу благотворительности?
- Введение этого термина оставило за бортом определённую часть активничающих общественных организаций, которые по каким-то причинам под заданные параметры не подошли. Сложилась такая ситуация: если НКО входит в реестр социальных, то и государственную помощь получает, а если не входит, то – нет. Но она работает, она востребована, люди там творят чудеса! А в сообщество СОНКО их не принимают. Я не согласна с теми экспертами, которые говорят, что «некоммерческие ассоциации хотят на ручки» к государству, что надо для них устанавливать дополнительные рамки. Рамки всегда сужают поле деятельности.
- Грантовые конкурсы, которых сейчас так много, возможности благотворительности расширяют?
- У грантовой модели много плюсов, но есть и минусы. В этом мире - своя мода, которой можно следовать или не следовать, свои стереотипы. Кроме того, любой проект неизбежно завершается, а что дальше? Следом за ним надо создавать другой, если ты берешь на себя ответственность перед определенной целевой группой. Но получишь ли снова грант? Грантовые программы организуется не всегда и не всем понятным порядком. Проекты, подданные на гранты, читают чиновники. И часто выставляют высшие баллы тем организациям, которые им знакомы. Считается, что такая оценка – объективна, что грантовые проекты не могут оценивать независимые внешние эксперты. Мол, как они это будут делать, если не знают этой организации и ситуации в регионе? А, может, этот проект для данной области вообще не подходит? Поправить эту точку зрения пока никто не может.
– Данные некоторых опросов говорят том,что некоммерческий благотворительный сектор переживает спад. Вы согласны?
– На мой взгляд, это лукавство. Берутся во внимание только крупные фонды, которые раньше имели огромную поддержку из-за рубежа, чаще всего связанную с оказанием медицинской помощи, которую невозможно было получить из-за отсутствия лекарств или технологий. Сейчас такая форма работы, действительно, сократилась, но делать на этом основании выводы, что идёт рецессия во всей отрасли, мне кажется, безосновательно. В 2020-м году Россия поднялась в мировом индексе благотворительности со 112-я на 67 место. На каком мы теперь? Подсчеты вести трудно, ведь всё, что связано, например, с СВО, в мировые рейтинги не уложишь. Но и не отнимешь.
Недавно, например, мы вступили в контакт с администрацией Краснодонского района, приобрели детский игровой городок для одного из детских садов, а для совета ветеранов, по их просьбе, купили ноутбук и канцелярию. Это не было запланированной акцией, мы просто решили помочь и нашли отклик не только у наших давних партнёров. Например, получили в дар от человека, с которым раньше не были лично знакомы, 50 000 рублей на эту поддержку. Надеемся, что этот жест был не разовый, что это будет наш новый партнёр в сфере благих дел. Своих благотворителей мы всегда стремимся вдохновлять на длинные шаги.
– Благотворительность, на ваш взгляд, это всё-таки про душу или про деньги и экономику?
– Экономика решается другим порядком. У неё достаточно своих ресурсов. А благотворительность – это, прежде всего, возможность самореализоваться. Добрая память самая долгоживущая. Очень хочется, чтобы у нас не было короткой памяти на добрые дела.
На снимке: Вера Барова ( фото из личного архива)
