Россия опять на распутье: что делать с экономикой и не только? -1

На прошедшем недавно Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) обострились дискуссии: начинать вторую волну приватизации или отнять бизнес у предпринимателей под опеку государства? Между тем, по данным Росстата, компании с участием государства в 2022 г. сократили прибыль на 52%, а весь бизнес лишь на 12,6%. Еще больше настораживает опрос Государственного университета управления руководителей и менеджеров крупных и средних промышленных предприятий: 80% высказались за возращение в том или ином виде к советским плановым пятилеткам.

Итак, компании с участием государства по итогам 2022 г. одарили Россию прибылью, урезанной более чем вдвое сравнительно с даже с пандемийным 2021 г. Из них особо отличились федеральные унитарные предприятия (ФГУПы): они третий год барахтаются в убытках. Относительно других отраслей больше всех заработали госкомпании оптовой и розничной торговли, а также ремонтирующие автотранспорт и мотоциклы. Однако и у них прибыль съёжилась втрое сравнительно с 2021 г.

Увеличили прибыль и госкомпании, занятые перевозками и хранением. Правда, их заслуг тоже нет: подфартило сокращение поставок из-за рубежа вместе с удлинением маршрутов из-за параллельного импорта. Что подбросило все цены, а следом и прибыль.

Ну и росту убытков удивляться не приходится. Исследования Банка России и ВШЭ за 2008- 2015 годы показали, что у госкомпаний на 75% ниже частных ключевые показатели – производительность труда и добавленная стоимость на одного занятого. А по данным Института экономики роста им. П.А. Столыпина, производительность труда на частных предприятиях обработки почти вдвое выше, нежели на государственных.

Убытков было бы еще больше, но в 2019 г. сообразили принять закон, согласно которому ФГУПы преобразовали в иные организационно-правовые формы. И ФГУПов, по данным Росимущества, стало меньше почти вчетверо — до 150, 30 реорганизуются и сотня всё еще банкротятся.

Отличились госкомпании еще на одном поприще: на госзакупках. Власти на фоне текущих событий освободили их от конкурентов при этих операциях по формуле «третий лишний». Между тем, конкуренция – великий стимул повышать производительность, снижать издержки. И госкомпании обрели небывалую эффективность? Ничуть не бывало! Как выяснили аудиторы Счетной палаты, просроченная дебиторская задолженность федерального бюджета (т.е. стоимость оплаченных, но неисполненных в срок контрактов) по итогам 2022 г. выросла на 28%. Это, между прочим, 772 млрд. руб. – стоимость товаров и услуг, которые не получило государство, пустив на авансы деньги налогоплательщиков.

Вообще же, дебиторская задолженность казны за год выросла в 1,5 раза до умопомрачительных 9,4 трлн. руб.! Правительство вскоре после начала СВО разрешило оплачивать авансом до 90% стоимости договоров госкомпаний. И вот – результат их неимоверных усилий. А мы гадаем: откуда огромный дефицит бюджета?!

Небывало щедрое авансирование в никуда стало дополнительным насосом, опустошающим казну. И в начале июля Минфин заявил, что вынужден по одежке протягивать ножки. Оказывается, за первое полугодие казна потратила на 19% больше заложенного в закон. Значит, на второе полугодие осталось ровно на эту долю меньше, а расходы-то растут… «Чтобы уложиться в лимит, они должны составить 14,1 трлн. руб., что на 24% ниже, чем в 2022 г.», - подсчитал экономист Павел Рябов. А поскольку финансирование из казны было основным двигателем экономики, пишет эксперт в своём Telegram-канале Spydell_finance, то в оставшиеся 6 месяцев «ей может быть очень больно». И не только экономике. Падая, она разгонит инфляцию, а та, в свою очередь, ударит по нашим кошелькам. Тем временем, по данным академика Аганбегяна, и Газпром, и Ростех вкладывают деньги в офшоры…

Вообще, оценки госсектора в экономике сильно пляшут. Так, по данным РАНХиГИС, за 20 лет доля распухла почти вдвое – до 56% ВВП. Другие организации (МВФ, Всемирный банк, наша антимонопольная служба) не обновляли оценки несколько лет: они колеблются от 33 до 70% ВВП. Последнюю цифру постоянно подтверждает Счетная палата. Её аудиторы не раз отмечали, что госкомпании крайне плохо управляют имуществом: о нем нет конкретных данных, а продажи непрозрачны. Отсюда и небывалая чехарда с цифрами.

О ситуации с экономикой официальные лица на публику вещают, как правило, весьма оптимистично. Но вот первый вице-премьер Андрей Белоусов среди своих, в кулуарах ПМЭФ, не стал лукавить. По его словам, ресурсы глобальной экономики закончились, и в ближайшие 20–30 лет она серьезно изменится: «Речь идет о выживании. Причем выживании на границе условий жизни одного поколения, вот в эти 20–30 лет произойдут фундаментальные сдвиги», – сказал он.

По мнению Белоусова, на карте мира останутся те страны, которые обладают потенциалом действия и субъектностью. Он считает, что и у России с субъектностью «определенные проблемы». Мы можем попасть в ловушку идентичности: раньше считали себя частью Запада, а теперь поняли, что нет, но опять определяемся через Запад: «Мы находимся в этой ловушке: я смотрю в зеркало на этот Запад и начинаю делать наоборот – он вправо идет, а я влево, он подпрыгивает, я приседаю», – отметил Белоусов. Чиновник считает: России надо идентифицировать себя в собственной системе координат.

Крутежи государственной головы с Востока на Запад и обратно начались не вчера. Здесь не обойтись без небольшого отступления от темы. У каждого народа, как и у отдельного человека, своя психология. Складывается она веками под влиянием разных факторов. Один из наших крупных философов Николай Бердяевв своей самой известной работе «Истоки и смысл русского коммунизма», увидевшей свет в 1937 г. на английском языке, подчеркивал двойственность характера русских, обусловленного историей: «Русский народ по своей душевной структуре народ восточный…, который в течение двух столетий подвергался сильному влиянию Запада и в своем верхнем слое ассимилировал все западные идеи. Однако основная масса народа всегда исповедовала какую-нибудь ортодоксальную веру, унаследованную от раскольников-старообрядцев. Главным образом, мессианскую идею второго Рима и веру в благочестивого царя». А в советские времена, добавлю, в очередного вождя. Ведь в православии верховный правитель - наместник Бога на земле, тогда как у католиков папа всего лишь представитель Бога.

К нашему времени, почти век спустя, формула Бердяева о чисто восточной структуре души русского народа, мне кажется, требует уточнения. На эту мысль наводят, прежде всего, даже несколько из множества фактов, своего рода индикаторов многогранного развития народов, обозначающих их положение на кривой эволюции. И как следствие – осознание своей субъектности.

«История Государства Российского» нашего первого историка Н.М. Карамзина в 12 томах выходила в 1816-1824 годах. Она открыла современникам многие страницы с древнейших времен. Правда, позже труд, который читали запоем, оценивали больше как писательский, поскольку автор заботился о создании нового благородного языка.

Но первая полная история Японии «Хонтё цуган» в 300 томах, охватывающая период от эры богов до 1600 г., вышла на два века раньше карамзинской, в 1635 г. Составили её Хаясу Радзан и его сын Сюдзам.

Оглянемся на золотой век китайской философии, оказавший ключевое влияние на Японию. Он приходится на VI-III века до н.э, когда славян ни одна летопись не поминала да и просто грамотных на огромной территории будущей России было не сыскать. Наш первый крупный философ Вл. Соловьев творил во второй половине XIX в.

По поводу координат либо Запад, либо Восток, размышляет канадский исследователь Кеннет Кирквуд в свой замечательной работе «Ренессанс в Японии». Оказывается, в XVII веке и в этой стране, и в Европе расцвет разных областей культуры Позднего Ренессанса шел параллельно, минуя Россию.

К чему эти сопоставления? Нечто похожее на резюме, хотя и схематичное, в своей книге «Японская художественная традиция» подводит Т.П. Григорьева, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН. «Формула «Запад есть Запад, Восток есть Восток», - пишет она, - так же неверна и одностороння, как и формула «Восток и есть Запад», а «Запад есть Восток». Наше время подсказывает формулу «Нет Востока без Запада и нет Запада без Востока» - одно помогает другому осознать себя».

Однако одни народы осознают себя значительно позже других. И осознают весьма самобытно. Та же Григорьева пишет, что европейцы в основу мировоззрения взяли исторически идущую от древних греков определенность, ибо «начало» всего у них хоть и было разное, но вполне конкретное: вода, огонь, позже - атом… В отличие от Запада, в древнем Китае, оказавшем на Японию прямое и основное влияние (конфуцианство, буддизм, синтоизм), в основе мировоззрения лежит неопределенность: интуитивно-образное, а главное – меняющееся мышление. Меняется оно потому, что мир для них бесконечный процесс, и «структура души» народа эти изменения должна постоянно отражать. «Истинные знания, полагают восточные мудрецы, не в исследовании объектов во имя овладения вещами, а в достижении однобытия с миром». Значит за его динамичными изменениями должно следовать и сознание народа.

При чем здесь Россия, спросит недоумевающий читатель. При том, что осознать свою субъектность, место России в мире, о чем говорил первый вице-премьер Белоусов, совсем не просто. Конечно, продвинутая часть россиян отражает мозгами приметы меняющегося мира, иначе в нём не преуспеть материально. Но это еще не факт, что изменения адекватно отражаются на всех душах этой части населения. Что же говорить о потомках тех россиян, чьи души вместе с мозгами по сей день пребывают в тумане Средневековья? Не потому ли Россия до сих пор колеблется между Востоком и Западом? Весьма сомнительно, что «субъектность» страны можно утвердить росчерком пера, игнорируя наследие веков…

К тому же, Бердяев, вслед за нашим великим историком Василием Ключевским, отмечает принципиальный географический фактор: «…в душе русского народа остался сильный природный элемент, связанный с безграничностью русской равнины... У русских природа, стихийная сила, сильнее, чем у западных людей... На Западе тесно, всё ограничено, все оформлено и распределено по категориям, все благоприятствует образованию и развитию цивилизации - и строение земли, и строение души»… А русский народ, по словам Бердяева, «пал жертвой необъятности своей земли, своей природной стихийности». Лишь около 2% страны заселено по сей день. Отсюда важнейшее следствие: чем теснее из века в век живут люди, тем лучше узнают друг друга, тем больше степень взаимного доверия. Тогда быстрее зреет дееспособное общество. И ровно наоборот: как аукались, живя в далеко разбросанных хуторах, первые славяне в Европейской части равнины, так до сих пор, здороваясь сквозь зубы, косятся на соседей жильцы одного подъезда. В том числе и по этой причине в России мизерная степень – 20% - взаимного доверия, не породила поныне полноценного общества, сохраняя опасную социально-политическую разъединенность населения.

«Русские историки объясняют деспотический характер русского государства необходимостью оформления огромной, необъятной русской равнины… В известном смысле это продолжает быть верным и для советского коммунистического государства, где интересы народа приносятся в жертву мощи и организованности», - писал Бердяев. Не подозревая того, философ заглянул и в сегодняшний день…

Реформы Петра I по западному образу Бердяев считал неизбежными, поскольку «Россия должна была преодолеть свою изоляцию и приобщиться к круговороту мировой истории». Но Петр разворачивал страну лицом к Западу и реформировал её «путем страшного насилия над народной душой и народными верованиями». По методам Бердяев сравнивает петровский переворот с большевистским: «Та же грубость, насилие, навязывание сверху известных принципов, те же прерывность органического развития, отрицание традиций, желание резко радикально изменить тип цивилизации».

Чем кончился петровский разворот к Западу? «Государство пухло, народ хирел», цитирует Бердяев Ключевского. Сегодня Россия опять разворачивается с Запада на Восток - Дальний и Ближний.

Историю с географией дублирует другой ключевой для России выбор: приватизация-национализация. Выбор этот важен не только потому, что лишний раз обостряет принципиальную стратегическую проблему. Дело еще и в том, что за ним кроется трагический для россиян разрыв мнений и устремлений ключевых групп населения.

Вернемся еще раз на ПМЭФ, на котором прозвучали высказывания на сей счет. Из множества приведу лишь несколько.

Глава ЦБ Эльвира Набиуллина:

-Я считаю, что, конечно, нужно приватизировать, и у нас есть что приватизировать без ущерба стратегическим интересам… Иногда говорят, что не надо приватизировать, потому что мы какие-то стратегические задачи не выполним. У нас есть возможность это сделать, и вопрос здесь не только доходов бюджета, это не первая задача, а вопрос действительно развития частной инициативы, частного бизнеса.

По мнению Набиуллиной, в нынешней ситуации за государством достаточно оставить структурную перестройку экономики, право решать, какие проекты развивать за счет бюджета вместо бизнеса. Но государство, говорит она, не должно поддаваться соблазну постоянно управлять всей экономикой. Это подавит частную инициативу «куда что перенаправить», а государство для этого должно создать условия, утверждает глава ЦБ.

Максим Решетников, глава Минэкономразвития:

- Мне кажется, приватизацию надо рассматривать с точки зрения как раз структурных изменений, потому что мы видим, что действительно у государства достаточно много активов, которые должным образом не используются и которые, если мы предоставим бизнесу возможность туда инвестировать, создают то самое новое предложение.

С моей точки зрения, приватизация — штука необходимая, но это, скорее, не фискальная функция, это функция экономического развития. Для этого к ней надо немного по-другому относиться. Просто приватизация, мне кажется, это какой-то тост у нас — мы все говорим «приватизация», и в голове какие-то крупные компании, их распродажи и вокруг этого много чего возникает. Приватизация должна быть технологией. У нас тысячи объектов в стране, которыми в принципе государство владеет, но ничего с ними не делает. <…> Давайте это все спокойно выставим на прозрачные аукционы с инвестиционными условиями, и бизнес с удовольствием возьмет, вложит и построит что-то новое и так далее.

Герман Греф, глава Сбербанка:

- У нас есть достаточный объем активов, который может быть приватизирован, чтобы компенсировать потенциальное повышение налогов. Мне кажется, это достойная цель. Бюджет не будет дефицитным вечно. Два-три года приватизация могла бы поддержать доходы бюджета.

Александр Бастрыкин, глава Следственного комитета РФ:

«Давайте, - говорит он, - пойдем по пути национализации основных отраслей нашей экономики». По мнению главного следователя, речь идет об экономической безопасности в условиях СВО: «Ведь даже в тяжелое для страны время корпорации, выполняя гособоронзаказ, допускают факты коррупции и воровства».

Как видим, налицо раскол в элитах. Господин Бастрыкин со своим противоположным мнением не одинок. Можно скептически оценивать экономические воззрения силовиков и политиков, но сегодня часто довлеют другие аргументы. К примеру, аппаратный вес.

И это «цветочки». О них и кое о чем другом в следующий раз.


58519