21 февраля – Международный день родного языка. Празднуя его, ООН демонстрирует решимость защищать языковое наследие всего мира от насильственной глобализации с её неуважением к людям, к их языкам и культурам. А что предпринимаем мы – педагоги, журналисты, работники культуры? Об этом наша беседа с доктором филологических наук, профессором кафедры русского языка и общего языкознания Института социально-гуманитарных наук ТюмГУ Ольгой ТРОФИМОВОЙ.
– Ольга Викторовна, мы с Вами знакомы с аспирантских времен, со счастливых лет обучения на кафедре русского языка Ленинградского университета. Но сегодня я предлагаю поразмышлять не только о русском языке.
На земле не меньше шести тысяч языков. Среди них есть великие, мировые: китайский, английский, испанский, хинди, русский… А есть языки маленькие – всего для одной тысячи говорящих или даже для одной сотни человек. Если полистать «Атлас языков мира», то легко обнаружить «горячие точки» планеты, где языковое разнообразие под угрозой. Американский континент, Австралия, Кавказ, Сибирь… Применительно к Сибири речь идет о финно-угорских языках (ханты, манси, коми, мари), самодийских (ненцы), тюркских (тувины, хакасы, якуты), тунгусо-маньчжурских (нанайский, эвенкийский). По мнению специалистов, родному языку угрожает исчезновение, если его перестают изучать более 30% детей.
– Конечно, Вы правы: это проблема мировая, цивилизационная, и к ней, пока не поздно, надо привлечь внимание. Неслучайно Генеральная Ассамблея ООН провозгласила целое десятилетие – с 2022-го по 2032 год – Международным десятилетием языков коренных народов мира.
Но и мировым языкам трудно (да и возможно ли?) сохраниться в неизменном виде. И многие видят угрозу чистоте речи в языковых заимствованиях, неизбежных вследствие человеческих контактов. Люди всегда и везде торгуют, путешествуют – и воюют… От человека к человеку, а затем из языка в язык перетекают слова и выражения, расширяющие представления человека о мире. Количество таких заимствований порой кажется многим из нас неуместным, и вполне понятна в связи с этим тревога за судьбу родного языка: не ведет ли подобная ситуация не только к варваризации языка, насыщению его чужими смыслами и образами, но и к люмпенизации, своеобразному «обнищанию» нашей речи? Филологи говорят, что язык способен самоочищаться, поэтому наша забота, я уверена, должна быть скорее не о русском языке вообще, а о правильности, богатстве и тактичности использования средств языка каждым из нас – в нашей собственной речи.
– Мне представляется, что причина нынешних неурядиц с языком в том, что утратился высокий стиль речи, основанный на церковнославянских текстах. Его место занял новый, идеологизированный язык с обилием иностранных слов. А средний стиль, самый важный и для жизни «обычного» человека, для становления языковой нормы, стал заполняться словами просторечными, грубыми, вплоть до мата. Об этом неоднократно говорил наш с Вами учитель, профессор Санкт-Петербургского университета В. В. Колесов.
Вы согласны, что наша разговорная речь становится всё более плоской, неточной и «замусоренной»? И при этом мы неоправданно отказываемся от ещё жизнеспособных, полнокровных слов. «Лучший способ обогащения языка – это восстановление прежде накопленных, а потом утерянных богатств», писал Александр Солженицын в предисловии к «Русскому словарю языкового расширения», который вышел в свет в 1990 году. Его источником послужили словарный фонд, собранный В. И. Далем, и лексика из произведений русских писателей ХVIII–ХIХ веков. Однако это словарь, созданный писателем, и он преследует цель скорее художественную, нежели лексикографическую, но, согласитесь! – желание напомнить «о живом в нашем языке» ценно само по себе. Кстати, под «живым» следует понимать прежде всего диалектную лексику, то есть слова, характерные для речи населения какой-либо территории?
– Не совсем так. Хочу напомнить, что словарь Даля называется «Толковый словарь живого великорусского языка», т. е. языка общенационального, включающего в свой состав и общерусскую часть (откроем наугад четвертый том: рассыпать, резать, рыцарь, сивый, струна, стрела, сударь), и местные слова, известные на той или иной российской территории, например, сокýй – на Байкале: ледяные горы, торосья; сокýи – слово сибирское: ледяные сосульки под стрехой, мерзлые потоки с крыши. Кстати, слово стрехá, по Далю, известно шести славянским наречиям, при этом в южных и западных губерниях Российской империи обозначавшее преимущественно соломенную крышу. Но какая соломенная крыша в Сибири? Здесь это скорее зáстреха – нижний край кровли. То есть даже одинаково звучащее слово в разных концах страны может обозначать достаточно различные предметы…
– Да, диалектные слова – это часть глубинной народной культуры. Именно диалектизмы помогают понять русский характер, его душу. Недаром к этому пласту лексики обращались классики русской литературы: Толстой, Тургенев, Шолохов, писатели-деревенщики, например, Распутин, Белов… Через разговорную речь диалектизмы проникают в литературный язык и обогащают его. Многие областные слова настолько освоились в языке, что их территориальная ограниченность уже не ощущается. Сегодня это обычные, понятные слова: земляника, тайга, кедрач, живица, пасмурный, травостой, луговина, трущоба, капель, верховье, суматоха, захолустье, зимовка, дотошный, дока, прощелыга, буран, хилый, зря, напрасно, шумиха, дрыгать, осунуться и т. п.
Областная стихия речи выступала как новый, ценный материал для пополнения русского национального языка в 19-м веке – именно тогда, в 1852 г., вышел в свет первый русский диалектный словарь «Опыт Областного великорусского словаря», изданного Императорской Академией наук, а позднее – дополнения к нему. А что сегодня?
– В наши дни местные слова хотя и пополняют словарный запас языка (скорее, в историческом аспекте), но значительно активнее это делают профессионализмы, жаргонизмы, да и те же осваиваемые русским языком иностранные слова, в том числе демо (пробная версия), дрон (беспилотный летательный аппарат), лоукостер (перевозчик с более дешевыми билетами), троллить (провоцировать других на конфликты), фейк (нечто поддельное, вводящее в заблуждение). Новые реалии нашей жизни – новые слова.
– Давайте вернемся к собственно русским словам. Я знаю, что тюменскими учеными на протяжении многих лет проводится большая работа по изучению местных говоров, и мы не можем не назвать М. А. Романову и С. М. Белякову. Результаты исследований выливаются в диссертации, словари, книги. Но одна из последних коллективных монографий – «Этнолингвистические исследования краеведов Тобольской губернии ХIХ века» (ТюмГУ, 2021) вышла под вашей редакцией, Ольга Викторовна. Я не помню, чтобы диалектология была прежде предметом Вашего интереса…
– Это верно, но всё меняется… Моя коллега, историк Е. Н. Коновалова, давно работала в архиве Русского географического общества (РГО) в Петербурге – и обнаружила там неизвестные и, следовательно, неопубликованные рукописи, поступившие в РГО из Тобольской губернии от сибирских «волонтеров» – священников, учителей, чиновников, записывавших местные слова и образцы местной речи. Можно сказать, что подобный интерес к местной речи был модным в середине 19-го века, а спровоцировала его этнографическая анкета РГО. Тысячи рукописей из всех губерний России стекались тогда в Петербург, и большая часть их была изучена В. И. Далем при составлении его знаменитого словаря. Сибирские материалы были востребованы Далем лишь частично. Но они изданы сегодня в виде сводного словаря, в общем-то дополняющего словарь Даля. Мы прочитали рукописи, подготовили их к печати и снабдили отдельными комментариями, поместили и биографические справки об авторах рукописей. Дальнейшие комментарии и сопоставления – дело будущих исследователей.
– В чем значимость этого труда?
– В книге впервые представлены сведения о языке русского населения Тобольской губернии (территорий, в настоящее время входящих в состав Курганской, Тюменской и Свердловской областей, а также – точечно – Ханты- Мансийского автономного округа), записанные в середине и второй половине 19-го века. Особая их ценность в том, что материалы собраны до разрушения традиционной русской крестьянской культуры.
– Сибирский говор сложился из множества наречий как Центральной России, так и других территорий страны. Анализ присланных рукописей позволил В. И. Далю раскрыть образ «сибирского наречия». Каким он видится Вам?
– Сложным. И в смысле состава (т. е. сложенным из разных наречий, которые принесли сюда переселенцы из разных губерний европейской части России), и в смысле структуры (со временем какие-то слова забываются и «забиваются» новыми – поначалу, кстати, тоже чужими, заимствованными). Кстати, сопоставляя записи, сделанные нашими авторами в Тобольской губернии, с материалом известных диалектных сибирских словарей, я, например, обнаружила, что большая часть «тобольских» слов зафиксирована уже в 20-м веке в Прибайкалье и Забайкалье (минуя прочие сибирские территории на пути от Тобольска до Байкала), т. е. в местах восточно-сибирской ссылки, откуда ссыльные, отбыв свой срок, так и не возвращались.
– На основании рукописей сибирских краеведов и авторских словарей Вы составили сводный словарь и назвали его скромно: «Материалы к словарю русской народной речи Тобольской губернии середины ХIХ века». Его объем – 1150 слов, словоформ и отдельных выражений. Насколько они интересны и какие из них могут войти в общелитературное употребление?
– На первую часть вопроса мне трудно ответить – для меня они все интересны. Какие-то слова пока представляются нам уникальными, не зафиксированными в других исторических словарях. В словаре Даля, в «Опыте…» и дополнениях к нему нет, в частности, таких слов, записанных нашими волонтерами, как áйда (ловко, удачно), брáжиха (иначе ханокá, настойчивая просительница). Эти слова и значения записал в 1854 г. священник Василий Тверитин в Березове. А брáндовать (пренебрегать; презирать, гнушаться), аллáкать (говорить, разговаривать? «Происхождение этого слова, должно быть, татарское», – размышлял священник Василий Адрианов, записавший эти два слова в 1866 г.) – из Курганской округи. Слово бáльки (пушистые почки на вербах, камыше) учитель, краевед Филипп Зобнин услышал в Усть-Нице в 1891 г. Могут ли они войти в общенародную разговорную речь? Какие-то вошли, например, парень, вилок (капусты).
А вообще-то это отдельная лингвистическая проблема: отличить областное слово от общерусского, но просторечного или разговорного… Авторы разных словарей могут иметь различающиеся мнения. Вот пример. Прилагательное дóшлый записал в 1848 г. в Ишимском округе учитель Александр Худяков, дав ему толкование «догадливый, продувной, хитрый», а в 1850 г. в Тобольском округе инспектор духовного училища Иван Лисицын – со значением «хитрый, опытный, умный». В двадцатом веке на Урале это же слово употреблялось для обозначения очень худого, болезненного, находящегося при смерти человека, а в Бурятии – человека надоедливого, навязчивого. Но эти значения считаются диалектными. В то же время общенародный академический «Словарь церковнославянского и русского языка» представлял в 1847 г. слово как простонародное, со значением «дошедший до известной степени возраста или зрелости», а позже толковый словарь С. И. Ожегова характеризовал его как разговорное, со значением «способный дойти до всего, смышлёный, ловкий». В современных словарях это тоже скорее разговорное слово, во всех значениях. Вот и судите…
– По архивным рукописям воссоздаётся не только картина местного языка, но и крестьянского быта со всеми его составляющими, ведь диалекты – это маленькие территориальные разновидности языка. Знакомясь с диалектизмами, мы получаем не просто сведения о названиях предметов быта, не свойственных городской жизни. За ними стоят определенные способы ведения хозяйства, особенности семейного уклада, обряды, обычаи, народный календарь.
– У Филиппа Зобнина есть прекрасный пример, интересный и современным рыбакам: «Рыбу ловят неводом; части невода: полотно, верхняя тетива, нижняя тетива, прогон, кибáсья, наплáвья, лóвда, матня или мáтица; колья, на которых развешивается невод для просушки, называются шахáми. Кроме невода рыбу ловят мордáми, фитилями, жерлицами, удами, глушат кием». (Бедная рыба!)
В каждой рукописи много выразительных, ярких словесных образов. Иногда – прямо о нашей неустойчивой погоде, как в записи Александра Худякова: «Начинáт настывáть погóдьё- то. Этта дорóга-та тóрна живет зимами-то; а тепéрь вишь чево диётся!». Или такое замечание: «Митрей перевóзу не кличет (значит, к 26 октября реки замерзают)».
– Конечно, увлекательно объяснить значение местных слов, рассказать о значении их для постижения своей, национальной картины мира – важная задача учителя. Но в школе диалектам отводится немного времени, а выйдя в реальный мир, каждый из нас неизбежно встречается с, казалось бы, родными, но всё-таки непонятными словами. И хорошо, что есть тезаурусы, помогающие узнать родной язык во многих его деталях. Хорошо, что открываются архивы и создаются новые словари, укрепляется связь времен. Таким способом люди узнают о богатствах своего языка и, значит, помогают этому языку оставаться живым.
НА СНИМКАХ: О.В.Трофимова – профессор ТюмГУ; страница рукописи Ф.Зобнина.
Беседовала Ольга РАДУТНАЯ
